Тарантул (худ. А. В. Яркин) - Матвеев Герман Иванович. Страница 86

— Не выдумывай, Нюркат

— Нет, верно. Смотритет

— Это ветка.

— Такая тоненькая и прямая! Совсем как нитка.

— Девчата! Ну что вы там? — нетерпеливо крикнула передняя.

— Сейчас! Нюра тут человека увидела… Группа двинулась вперед и, дойдя до поворота, снова остановилась.

— Ну, где твой человек?

— Да… Теперь не так. А нитку я все-таки вижу.

— Это не нитка. Какая-то проволока.

— Пошли, пошли!

Скоро голоса затихли, и Василий Алексеевич зажег потухшую папиросу.

«Почему на кладбище воображение людей обостряется и мерещится всякая чертовщина? — подумал он. — Ни с того ни с сего увидели человека с ниткой в зубах где-то на часовне».

Снова послышались шаги, и на дорожке появились двое пожилых мужчин. Они шли неторопливо и тихо разговаривали.

— Я не спорю… Речица, может, и маленький город, но главное, что Рокоссовский ударил, а тут враз и Ватутину приказ. Коростень взяли, — весело говорил первый. — Сломали, Паша, немца.

— Сломали его под Сталинградом, Кузьмич, — густым басом ответил второй. — Там у немца боевой дух надорвался. А у наших теперь образовался прорыв. Это уж всегда так… Русских раскачать трудно, а как раскачаешь, так и не остановишь…

О взятии Коростеня и о наступлении армии Рокоссовского Трифонов узнал еще вчера вечером. «Значит, приказы уже переданы по радио», — подумал он.

Незаметно надвигались сумерки. Блестящая полированная поверхность мрамора потускнела, резко очерченные грани крестов начали терять свою форму и сливаться с общим фоном растительности. Уцелевшие листья срывались с деревьев и падали вниз. Сейчас они еще больше походили на каких-то странных порхающих бабочек. Сырость пробиралась к телу, и с каждой минутой становилось все холоднее.

«Значит, ошибся, — с огорчением думал Трифонов. — Упустил и второго. Не везет».

Он уже собирался покинуть свой пост, когда услышал шорох. По дорожке кто-то шел. Трифонов вытянул шею и затаил дыхание. Человек приближался к повороту.

«Он!»

Несмотря на полумрак, Трифонов сразу узнал посетителя аптеки. Финка, очки, «светлячок». Мужчина шел быстро. На повороте он остановился, огляделся и, никого не видя, крупными шагами направился по дорожке. Свернул у железной оградки, над которой возвышался белый мраморный крест. Трифонов подался вперед. Голова мужчины мелькнула темным силуэтом на фоне часовни, показалась еще раз за низким кустарником и исчезла.

Был момент, когда хотелось ринуться вперед, срезать угол и, прячась за кустами, двигаться за человеком, но какая-то сила удержала.

«Нельзя! Может заметить».

Только сейчас Трифонов почувствовал, как тяжело он дышит и как бьется сердце. Видимо, подолгу задерживал дыхание и сам этого не замечал.

«Вот, значит, какие дела, — с глубоким вздохом подумал он. — Будем считать, что опять упустил, но зато теперь на верном следу. Делаем вывод. Где-то здесь, на кладбище… Прячут они тут что-нибудь или сами прячутся?» — размышлял про себя разведчик, прислушиваясь к доносившимся отовсюду звукам.

Справа, за складами, по Шлиссельбургскому шоссе изредка проходили машины, далеко за спиной посвистывал паровоз, но все эти звуки были живыми, знакомыми и не имели никакого отношения к «могильной тишине». На кладбище стоял какой-то особенный покой, и ни шелест падающих листьев, ни ветер, шуршащий ветвями, не нарушали, а скорее подчеркивали его.

18. Гость приехал

Лена затеяла стряпню. Среди продуктов, привезенных Константином Потапычем Каратыгиным, было немного муки, а значит, можно испечь пирог. В начинку она решила использовать картофель и оставшуюся банку американской консервированной колбасы. По поводу этой колбасы было много разговоров среди женщин. Некоторые утверждали, что это мясо ондатры (водяной крысы), другие говорили, что это конина, и даже мясо слонов. Так это или не так, Лена не знала, но консервы ей тоже не нравились. Они были слишком соленые, обезжиренные; и ели их только потому, что другого ничего не было.

— Пользуются случаем — наживаются, — рассуждали хозяйки между собой. — Для кого война — горе, а для кого и радость. Доходы большие…

— Вот и сахар ихний совсем не такой… На вид и красивый, и мелкий, и чистый, а сладости в нем куда меньше, чем в нашем.

— Это потому что тростниковый. А наш из свеклы делается.

— А сало у них ну совсем как вазелин! И вкуса никакого.

— Техники много, вот и делают всякие эрзацы. Лишь бы денег нахватать побольше.

Девочка прислушивалась к этим разговорам и понимала, что женщины упрекают не американских рабочих или фермеров, а капиталистов. Представление о капиталистах у Лены было довольно смутное. Ей казалось, что капиталист — это не живой человек, а какая-то бессердечная машина-чудовище, что-то вроде робота, о котором однажды рассказывал в школе учитель.

Вот и сейчас. Открывая банку консервов, она думала об этом «механическом человеке». Всякая машина нуждается в питании: в бензине, керосине, угле, дровах, нефти. А чем питается «капиталист»?..

— Аля! Что ты делаешь?

От неожиданности Лена вздрогнула. Занятая своими мыслями, она не слышала, как на кухню пришел Миша.

— Фу! как ты меня напугал, Коля!

— Это что? — снова спросил Миша.

— Это спрос! Кто спросит, тому в нос.

— Нет, верно?

— Это будет начинка.

— А зачем?

— Начинка для пирога. Ты любишь пироги?

— Конечно… А помогать тебе не надо?

— Нет. Иди лучше учи уроки.

— Я уже все сделал.

— Ты мало занимаешься, Коля. Тройку схватил позавчера.

— Это потому, что Я пропустил. Исправлю, — ответил Миша, поворачивая голову. В гостиной звонил телефон.

— Слышишь? — предупредила Лена.

— Опять, наверно, не туда попали, — проворчал Миша, неохотно отправляясь в гостиную.

Последние дни телефон довольно часто давал о себе знать, но звонки были ошибочные. То спрашивали поликлинику, то райкоммунотдел.

— Это кто? Коля Завьялов? — услышал Миша знакомый голос.

— Я! Это я, дядя Ваня, — обрадовался Миша. — Давно вы не звонили. Мы уж думали, что вы позабыли про нас.

— Как же я могу забыть своих племянников! Ну что у вас там нового?

— Ничего особенного. Аля пирог собралась печь, а я уроки учил.

— Ну вот что, Колюша… Гость наш приехал. Думаю, что скоро будет у вас.

— Ну-у… приехал, значит… А давно?

— Вероятно, сегодня. Мне только что сообщили.

— Вот и хорошо. А то ждем, ждем…

— Да, да… Говорить нам, я думаю, не о чем. Все уже сказано, и я уверен, что вы все запомнили… Про шкаф не забывайте… Пока что до свиданья, Колюша. Передай привет сестренке.

Последние три дня. Миша совсем успокоился, и в голову иногда закрадывалась даже мысль о том, что Мальцев вообще не приедет. Предупреждение Ивана Васильевича сильно взволновало. Опять, как и раньше, тревожно забилось сердце.

«Да что это я! Привыкнуть давно пора, — успокаивал он себя. — Ну, приехал и приехал… Подумаешь, важность какая! Не съест».

— Аля! Тебе привет! — громко и весело сказал Миша, возвращаясь на кухню.

— От кого?

— Угадай!

Лена отряхнула руки от муки, мизинцем поправила волосы, перемазав при этом висок, и вопросительно уставилась на Мишу. От кого она могла получить привет? Может быть, от Анны Захаровны? Но ведь она не знает номер телефона…

— Ну от кого?

— От Григория Петровича Мальцева. Приехал в Ленинград и скоро прибудет сам.

— Ты шутишь!

— Насчет привета шучу. Привет просил передать дядя Ваня. А Григорий Петрович действительно приехал. Но мы об этом, конечно, ничего не знаем. Иван Васильевич предупредил, чтобы мы были наготове.

— Ойт Мне уж надоело быть наготове, — со вздохом призналась Лена. — Ждем, ждем, и все время наготове.

— Ничего, Алечка. На фронте тоже иногда подолгу ждут, и тоже, наверно, не сладко.

— Я понимаю, — протянула Лена. — Ну, а как же теперь с пирогом?

— А что?

— Делать или не стоит?