Остров великанов (с илл.) - Негго Арнольд Генрихович. Страница 14

Вспоров перочинным ножичком твердую подкладку объемистого бумажника, профессор извлек какой-то формуляр и с легким поклоном передал его в задрожавшие руки паралитика. Сверху на анкете Альберт увидел четкую, крупную надпись чернилами: "Максим Аполлонович Филимов".

Поздно вечером, когда Ури, приготовив уроки, стал укладываться спать, к нему в комнату заглянул дядя Альберт.

— Ты не спишь, голубь? — ласково спросил он.

— Ложусь, дядя.

— Ну-ну, я тебя долго не задержу. Зайди-ка на минуточку.

Ури молча последовал за коляской, недоумевая, что бы это могло означать. Дядя не часто приглашал его в свой кабинет. Да и сам Ури не очень-то любил сюда заходить.

В кабинете было неуютно. Желтые обои на стенах, большой желтый абажур на высоком торшере, даже широкое зеркало на сверкающей ореховой подставке было как будто отлито из тусклого желтого стекла.

Больше всего в этой комнате интересовал Ури дубовый вделанный в стену шкаф. Резные дверцы шкафа всегда были на запоре, но Ури отлично знал, что одна из них скрывает проход в смежную комнату, через которую можно было потайной лестницей спуститься в парк. Когда-то эту комнату снимал строгий, неразговорчивый советский майор. Ури почти никогда не видел его, так как майор постоянно находился в разъездах и только изредка приезжал переночевать. Потом он уехал, и вот уже скоро год, как в комнате никто не жил. Но сегодня утром произошел случай, удививший Ури. Во время завтрака дядя Альберт послал его в свой кабинет за папиросами. Ури взял со стола папиросы и совсем уже было собирался уходить, как вдруг услышал за дубовой стенкой шкафа знакомый голос. Ури ничего не мог понять. Ни от матери, ни от дяди он ни слова не слышал о возвращении майора. Впустив племянника к себе, Альберт запер дверь и, взяв Ури за плечи, как всегда в минуты крайнего напряжения, печально прикрыл глаза. В голове его с лихорадочной поспешностью созревал четкий и ясный план действий.

— Скажи мне, Ульрих, — Таммеорг, кажется, твой приятель? — наконец спросил он.

— Он мой друг, дядя.

— Друзей нет, мой мальчик, — поправил Альберт, — о таких понятиях, как дружба, жалость и совесть, в наше время лучше всего забыть. Есть только ненависть и любовь. Да-да! Великая любовь к родине и смертельная ненависть к ее врагам. Запомни это, голубь! Впрочем, вздохнул он, — всего тебе сейчас не понять… Ну так вот что, ты поможешь мне в одном важном деле. Это касается вашего нового учителя, да и… пожалуй, Ильмара. Обещай мне, что нигде, никогда и никому не заикнешься о нашем разговоре.

— Клянусь! — прошептал Ури и почувствовал, как мурашки забегали по всему его толу.

— Ваш новый учитель Уйбо оказался очень нехорошим человеком, угрюмо проговорил дядя, сверля Ури круглыми совиными глазами. — А теперь слушай меня внимательно…

Глава 8. В ПОЛНОЧЬ

В эту ночь Уйбо одиноко бродил в окрестностях Мустамяэского замка. Ему казалось странным видеть здесь, на острове, крупные южные звезды, стройные пирамидальные тисы и вместе с тем неповторимую красоту сказочной северной ночи. Сумрачно-голубая дорога вспыхивает мириадами лунных искр. Слева от нее — печальные можжевеловые равнины, дрожащие огоньки далеких хуторов, справа — спящий парк. Диковинные деревья в мраморном одеянии отбрасывают на глубокий снег сиреневые матовые пятна. Ни птица, ни ветер не нарушают их покоя. Изредка в полусне они вздрагивают, и тогда к ногам их осыпается сверкающий поток снежных самоцветов. Тонкие заиндевевшие веточки берез кажутся прозрачными. Мерцая синими искрами, они тянутся вверх узорной светящейся тканью и где-то на самой вершине растворяются в звездной россыпи ночи. Кедры и сосны щедро увешаны снежными яблоками. А густой орешник удивительно напоминает весенний вишневый сад.

Вот и замок. Чешуйчатая, с двойным карнизом крыша его, облитая лунным светом, похожа на спину дремлющего дракона. Сквозь белые оголенные ветви каштанов проступают черные стрелы окон. Лишь в левом верхнем углу горит свет. Это квартира Ребане.

Внимание Уйбо привлекает стоящая в парке легковая машина. "Почему же она здесь?" — с удивлением думает он. Еще с вечера он выяснил, что двери, выходящие в парк, наглухо забиты. Открытой на ночь остается только дверь флигеля, где помещается интернат. Не желая никому попадаться на глаза, Уйбо сворачивает с дороги и сейчас же останавливается. Он видит, как к машине, вполголоса переговариваясь между собой, быстро подходят два человека. Уйбо так и не успел заметить, откуда они вышли. В одном он без труда узнал профессора Миккомяги, другой был очень похож на доктора Руммо.

Через минуту машина выехала из парка по направлению к городу.

Уйбо входит во флигель. Кругом царит необычайная тишина. Школа кажется мрачной и безжизненной. Узкие сводчатые коридоры, темные колонны, причудливое сплетение оконных решеток цепко оберегают гробовую тишину замка, который только ночью и становится самим собой — ревнивым хранителем вековых тайн.

Уйбо предстоит пройти через лабиринт классов в комнату, где живет старушка Тедер. Свет в классах не горит, и ему приходится идти ощупью. Так прошел он пять или шесть комнат и только тогда понял, что запутался. Неожиданно он услышал голоса. Говорили за стеной — Через полуоткрытую дверь при бледном лунном свете Уйбо увидел ряд кроватей. Это была спальня мальчиков.

— Слышишь, кажется, ходят! — сказал испуганный голос. — Ты не спишь, Ильмар?

— Кто ходит?

— "Кто, кто"!.. Зеленый Охотник!

— Балда, — раздался равнодушный ответ.

— Сам балда… Ильмар, а если шторма не будет? Мой барометр иногда пошаливает. Что тогда будем делать?

— Значит, не пойдем.

— Жалко. — Говоривший вздохнул и снова: — Ильмар, а Ильмар. А что, если он нас пришлепнет?

— Отстань, а то не пойду с тобой!

Дверь с противоположной стороны открылась, и строгий старушечий голос спросил:

— Кто же здесь бубнит всю ночь? Опять Арно?

В комнате воцарилась тишина. Уйбо узнал голос Тедер. Стараясь не шуметь, он на цыпочках прошел через спальню и, отворив следом за старушкой дверь, сразу попал в столовую. Тедер, узнав учителя, обрадовалась, повела его к себе в уютную, жарко натопленную комнатушку, захлопотала возле плиты и усадила ужинать.

Помимо своих прочих многочисленных обязанностей, старушка выполняла в интернате работу повара. Расспрашивая Уйбо о его первых впечатлениях о школе, она принялась вязать цветастый шерстяной шарф. Уйбо заинтересовался висевшей на стене фотографией молодого матроса и снимком броненосца. Тедер заметила его взгляд.

— Это мой муж, — сказала она. — В девятьсот четвертом снимался. Он тогда в Цусиме был. Сорок лет на кораблях проплавал.

— Участвовал в Цусимском бою? — удивился учитель.

— Участвовал, — равнодушно ответила старушка. — У Яана и альбом есть, матросы ихние перед боем снимались. Муж придет, пусть уж сам и покажет. Он его пуще глаза бережет.

— Я, по-моему, видел вашего мужа, — задумчиво сказал Уйбо: — худой такой, высокий, настоящий великан. Дрова нес. Недоволен, кажется, чем-то был.

— Он, — подтвердила Тедер. — Он всегда такой. В Кивиранна, откуда Яан родом, все такие. Мы их так и зовем ворчунами. Только великанов настоящих вы еще не видели. Есть тут у нас деревня Тормикюла. Это за Черной горой будет. Вот там великаны живут, это правда. Встретишь такого и перепугаешься с непривычки. Народ даже поговорку сложил: "Тормикюласца и море не задержит — где не проплывет, там пешком перейдет". Вот какие люди в Тормикюла. Увидите еще… Господи, да что же это я заболталась совсем! А вы и не едите. Вот, пожалуйста, сига попробуйте, только вчера муж поймал, вчера и засолил его. — Она пододвинула учителю тарелку с янтарными полупрозрачными кусками рыбы. — Ребане вам уже место, где жить, приготовила, — перевела она разговор, — у мельника Саара. Это на хуторе Вахтрапуу. Десять минут ходу отсюда. А сегодня переночуете в докторском флигеле.