Щербатый талер - Федоренко Андрей. Страница 13

-   Ага, значит, сказал! «Привет» сказал же?

-   Не молча же ехать. Впрочем, думайте что хотите, - махнул рукой Дмитрок.

-   Хорошо. С этим мы еще разберемся... - Михаль взглянул на солнце, которое постепенно садилось за рекою. - Теперь разбегаемся завтракать, а вечером - сбор возле Оксаниного дома.

Глава 16

Офицер наполеоновской армии

Улица утопала в ранних сумерках. С низменности, от реки, тянуло ночным легким ветерком. "Толкла мак", звенела машкара - настырный гнус не боялся ни ветерка, ни сумерек. Целые тучки его вились над головами парней, Оксаны и ее отца. Разве что немного помогали ветки сирени, которыми обмахивались, да еще «курение дыма» - кучка горящего старого тряпья, ветхого дерева, коры... Копоть потому так и называется, что не столько горит, сколько дымится и одурманивает гнус.

Отец с Оксаной сидели на маленькой скамеечке под забором, Чэсь, Михаль и Дмитрок - полукругом напротив, прямо на траве. В центре дымился, вспыхивал редкими огоньками дымокур. Отец подшуровывал его прутиком.

Только что отцу пришлось коротко повторить парням то, о чем уже знала Оксана: о Великом княжестве, испанской чеканки талерах, о беспутном шляхтиче Трушке и его родовой коллекции монет...

-    Вы, может, не знаете, что наш памятник на холме около Березины, - показал отец прутиком себе за спину, - просто символ. Это просто знак памяти солдатам всех войн, которые затронули нашу обитель: наполеоновской 1812 года, Первой мировой, гражданской, Второй мировой... А непосредственно захоронения были, конечно, в самых разных местах. Например, первое захоронение, еще со времен отступления французской армии, было куда дальше от реки - приблизительно там, где сейчас Чэсевы сотки, а может, и еще выше, вот здесь, где мы сидим.

Чэсь уздрыгаув. Самые невероятные предположения кружили ему голову. Он слушал, забывая отмахиваться от машкары, ловил каждое слово. В кармане он сжимал найденный на своих сотках талер.

-      Тогда как хоронили? - Неторопливо рассказывал дальше отец. - Часто всех вместе - русских и французов, красных и белых, советских воинов и гитлеровцев - всех в одном месте, ставили один крест на могиле. Все люди, каждому страшно умирать, каждого где-то в Рязани, или в Мозыре, или в Париже кто-то ждет, молится, чтобы миновала близкого человека беда... И вот какая выходит интересная история. Вскоре после окончания войны с Наполеоном царь издает два указа, в которых гражданские власти обязуются собирать брошенную неприятелем амуницию, оружие и другие трофеи. Все это не бесплатно Например, пушка стоила аж пятьдесят рублей, ружье - пять, холодное оружие - сабли, тесаки-немного дешевле... Собрать амуницию было, конечно, куда сложнее-крестьяне еще ??раньше растаскали. И долго после войны белорусские крестьяне форсили в сапогах и в головных уборах всех европейских армий, входивших в состав Великой наполеоновской армии. В деревнях на путях отступления, то есть и в наших Поплавах, долго не покупали железо, из сабель и палашей местные кузнецы делали ножи и серпы, из кирас - сковородки, кружки... Пуговицы, на которых часто были выгравированы номера полков, и через сто лет после французского нашествия украшали пальто и дубленки белорусов.

Ища трофеи, заодно раскапывали старые, наспех сделанные могилы, перезахоранивали их уже в других местах, торжественно, с почестями, молебном... Присутствовали и местные власти. Так была вскрыта могила в Поплавах. В могиле нашли останки трех русских солдат и французского офицера. Свидетели из местных крестьян показали: действительно, осенью 1812 у самой деревни, на опушке, наткнулись на «пранцуза», раненого, обмерзшего, бессознательного, обвязанного женской платком, в каких-то лохмотьях сверху порванного вдрызг мундира... «Пранцуза» внесли в ближайшую дом, пытались выходить, но тщетно. Раненый даже не шевелился, очень много потерял крови на морозе. Ночью в Поплавы подошел обоз русских. На лафете везли трех мертвых солдат. За ночь тихо, не произнеся ни слова, скончался и француз. Чуть рассвет, обоз тронулся дальше, оставив своих покойников, и местные крестьяне похоронили их вместе с французом.

И вот после войны, при раскопке той могилы, находят медную начинавших пластинку, на которой едва-едва можно-разобрать: «Аnrі-В...n іпgеnіr...», два талера испанской чеканки, а также кусок обычной бересты, в которую талеры были завернуты. Береста хотя и изменилась от времени, потемнела, потрескалась, но сохранилось еще довольно хорошо. На ней можно было разобрать какие-то линии, сделанные рукой человека. Но главное, из-за чего потом все и закрутилось - это разборчиво, глубоко    вырезанные    ножом    латинские    буквы:    «С L А D...»-«Клад». И сверху над словом - маленький крестик.

Глава 17

Все сходится!

-   Почему же крестьяне не забрали эти вещи? - Воскликнул Чэсь, облизывая от волнения губы. - Еще тогда, когда подобрали этого француза раненого?

-   У такого бедолаги? -Оксана подернула плечами, то ли от вечернего холода, то ли от жалости к француза.

-       Действительно, человек в таких лохмотьях - что ценного при нем может быть, - подтвердил отец. - Видимо, просто в голову не пришло обыскивать беднягу. А может, постеснялись обыскивать, все же умирает человек.

-   А при перезахоронение? - Вмешался Михаль. - Вот когда раскопали могилу, неужели никто не позарился на монеты?

-     Крестьяне-то и позарились бы, все же серебро. Но на радость или на горе поздних искателей скарба при раскопке оказался чиновник из местного отделения полиции, некий Понятовский, верный сПоплавы царю и Отечеству... Он, конечно, не мог допустить, чтобы даже крошка «добра российского» миновала государственную казну. Две монеты, медная пластинка, береста, даже пара уцелевших пуговиц с мундира были исправно упакованны и вместе с подробной описью - при каких условиях и где все это было найдено - отправлено в Санкт-Петербург...

Отец подложил в дымокур кусок коры, подул, чтобы тот разгорелся и задымил. Было уже темно, только окна в домах светились, словно ориентиры, обозначая улицу. Отец снял пиджак и накинул на плечи Оксане.

-  Дальше, папа! - Нетерпеливо попросила девочка.

-  Ну, а дальше и раскрутилась карусель... Береста своими потрескавшаяся-линиями напоминало топографическую карту, потом -

магическое слово «клад», крестик... Француз был инженер - значит, разбирался в топографии и мог указать на бересте какой-то географический маршрут. Рассматривали, изучали бересту и так, и сяк-ничего не получается. Для топографической карты на бересте не указан ориентиры - привязки к конкретной местности-такие как дерево, река, камень. Для обычной карты не указано, где север, где юг - словом, крути эту бересту, как хочешь. Начали судить, не в монетах ключ к разгадке этой «карты»? Действительно, рубцы монет были скромсаны ножом; несомненно, они как-то связаны с берестой. Начали крутить монеты, и тем и другим стороной прилагать к бересте... тот же результат! Ничего не понятно, ничего не выходит. Тогда взялись за пуговицы, на которых был выгравирован номер полка, и вдруг совпало, что это тот самый полк, куда поступил на службу белорусский шляхтич Трушка, и монеты - те самые, с его родовой коллекции...

-      Но ведь монет было восемь!-Оксана быстренько подсчитала: - Пять нашли на месте фольварка, две - у офицера, а где еще ??одна?

-   Как раз в цель, - похвалил отец - В том-то и дело, что у французского офицера было не две, а все три монеты. Как они к нему попали - неизвестно, но факт фактом. И шифровал он свою «карту» - бересту также при помощи всех трех талеров. Соответственно, таким же образом эта «карта» и должна разгадываться. Это как игра в кубики: одного не хватает - и слова никак не сложишь.

-   И. .. не нашли? -Чэсь проглотил слюну. - Третью монету?

-   Нет. Хотя искали ее не один год, перерыли здесь все окрестности, опрашивали здешний люд... Не раз раскапывали и саму могилу - тайно, ночью. А француз, словно мстя за свои страдания в этом мире, с того света посмеивался над живыми: «Ищите, ищите! Вот загадал вам загадку». Еще до революции объявили немалую награду тому, кто найдет и передаст властям этот третий талер. Тогда же и появились монеты-подделки. Правда, их легко было «раскусить»: фальшивомонетчики не могли знать, что на настоящих талерах - сделанные ножом насечки на рубцах. Кстати, Оксанин   талер, скорее   всего,    как раз   и   есть   одна из тех дореволюционных подделок.