Дагги-Тиц (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 52

Агния Константиновна держалась твердо, но это была твердость капитана на тонущем корабле. Все уже понимали, что премьеру придется переносить на осень.

Тем не менее жизнь продолжалось, и Лодька по-прежнему ощущал в этой жизни звучание радостных струнок. Порой и беспокойных, но все равно радостных.

Утром первого мая Лодька и мама собрались на демонстрацию. Мама — со своим Гороно, Лодька со школой. Он с удовольствием натянул пахнущую утюгом белую рубашку.

— Мама, погладь и галстук! Надену последний раз. На память о пионерском детстве…

— Что-то рано ты начал о нем грустить. Я вот еще путевку в пионерский лагерь тебе раздобуду…

— А экзамены?!

— А я на вторую смену… Надевай… А это тебе на праздник, — и мама сунула в нагрудный карман хрустящую бумажку, десять рублей.

— Ма-а! Ты получила наследство?

— Я получила зарплату за апрель. Гуляй, но не пропадай до поздней ночи…

Лодька отдал салют.

— Есть! А до ранней можно?..

— Не изводи меня своим юмором. Шагом марш…

Май пришел с удивительным, просто летним теплом. Кое-кто из прохожих нес букеты черемухи.

Когда собрались у школы, оказалось, что не один Лодька в пионерском галстуке. Но гнусный Бахрюк из всех выделил, конечно же, именно его:

Ну, чё! Не ты один умеешь стихи сочинять!

Юный пионер сказал Бахрюку, чтобы тот шел в одно всем известное место и сидел там подольше, не высовывался.

— Уй, какая храбрая Глуща! — запел Бахрюк. — А если по зубам?

Лодька до недавнего времени изрядно боялся Бахрюкова. Не столько его самого, сколько блатной силы, которая стояла за этим подонком. А сейчас понял, что если и боится, то… не очень. Так, по привычке. Привычку он «выключил» и сказал Бахрюку, что у того тоже есть зубы. Не боится ли он за них?

— Отойдем за «сральню»! — деловито предложил Бахрюк, называя так длинный дощатый туалет во дворе.

— Ну и отойдем, — бодро согласился Лодька, хотя внутри заныло…

— Бахрюков опять создает почву для военного конфликта?! — раздался грозный голос. Это откуда ни возьмись возникла Зоя Яковлевна.

— Ну чё я?! Чё всю дорогу я?! — привычно застонал Бахрюк. И пошел прочь, оскорблено шевеля всеми частями тела (а точнее — лопатками и задом). А Лодька подумал, что от их классной бывает иногда и польза…

Колонна двадцать пятой школы промаршировала, как положено, по улице Республики, мимо обитой красным сатином трибуны. На трибуне маячили фигуры в темных одинаковых шляпах. От них через микрофон разносились не очень разборчивые, но в общем-то понятные лозунги: «Да здравствуют советские пионеры и школьники, будущие строители коммунизма!»

Естественно, «будущие строители» в ответ орали ура. Жалко, что ли!

Дотопали до Первомайской, и здесь Лодька упросил покладистого Олега Тищенко взять его, Лодькин, флаг с портретом Кагановича, донести до школы и сдать дежурному. А сам скользнул через толпу на тротуаре обратно, поближе к трибунам. Хотелось, во-первых, высмотреть среди демонстрантов маму и помахать ей, а во-вторых, полюбоваться громадной моделью белого теплохода (если судостроители, как на октябрьской демонстрации, понесут ее над своей колонной).

Модель пронесли, и Лодька порадовался. А колонны с сотрудниками Гороно все не было (или Лодька прозевал ее). Торчать на краю тротуара среди галдящих зрителей, слушать одни и те же лозунги и марши надоело. «Пора топать на Герцена», — решил Лодька. И в этот миг что-то скользнуло у него по груди. Он глянул — из кармана торчала вытащенная до половины «десятка». А в сторонку независимо уходил длинный вихлястый парнишка в приплюснутом «кемеле».

«Г-гад!..» — Лодьку обдуло злостью, как жаром из печки. Мелькнула даже мысль — найти милиционера, показать на карманника: «Вон тот парень сейчас хотел обокрасть меня!» Лодька заоглядывался: не видать ли поблизости милицейских фуражек? Не заметил ни одной. Все они сейчас в оцеплении, «сохраняют порядок». Жулик, между тем, растворился. Ну и черт с ним. Лодька протолкался к перекрестку и по улице Челюскинцев добрался до «Урицкой», чтобы пройти мимо того самого дома и как бы повидаться с Юриком.

Потом он пошел к Борьке. Было условлено, что после демонстрации компания соберется у него. Но Борькин кирпичный домик оказался заперт. Или никто еще не приходил, или… собрались и сразу куда-то отправились, не дождавшись его, Лодика? (Про такое не хотелось думать.)

Лодька зашагал через двор обратно к калитке. Со стесненным чувством глянул на дом, где раньше жила Зина Каблукова. Прошелся глазами по висячим ветвям березы с яркими, маленькими еще листьями. Шагнул за калитку, стал думать: куда отправиться? Разыскивать «дворцовых» друзей или сперва заглянуть на Стрелку?

Вообще-то лучше всего было пойти к Стасе. Конечно, к ней не пустят, но можно купить кулек леденцов и передать. Однако накануне все вместе они уже пытались так сделать, но Стасина мама встретила гостей неласково. Просила «не беспокоить девочку хотя бы в течение недели». Она, мол, все еще лежит. И к окнам подходить ей нельзя, от них дует…

Лодька пошел на Стрелку.

Синий, Каюм и Цурюк играли в ножички. Райка Каюмова, Славик Тминов и Костик Ростович прыгали через веревку — двое крутят, а третий скачет, пока не запутается в шнуре отвыкшими от летней резвости, еще незагорелыми ногами.

Лодька обрадовался Каюмовым. Оказалось, что они не ужились с родственниками под Челябинском и недавно вернулись на старое место, в прежнюю квартиру.

Лодьке тоже сдержанно обрадовались. А он почувствовал себя так, словно был, вроде Каюмовых, в долгой отлучке и сейчас вернулся домой.

— Ребята, айда к цирку, там мороженое продают!

— А на какие шиши… — сказал Синий.

— На мои!

Десятки хватило на три стаканчика (и остался еще рубль). Один стаканчик Лодька дал Каюму и Райке, второй — Славику и Костику, а третий оставил для себя, Синего и Цурюка. Сели на штакетник, стали подцеплять мороженное сломанными пополам и на три части плоскими палочками. Молча и с удовольствием. Первую фразу произнес Цурюк — выскреб бумажный стаканчик лучинкой и облизнулся:

— Хорошо, но мало…

— Свинья ты, Цурюк, — рассудил Синий. — Лучше бы сказал Севкину спасибо.

— А я чё… я это… спасибо…

— На здоровье… — Лодька встал. — Пойду я, ребята. Дела всякие…

Он перешел Первомайскую и оказался у «Дворца». Внутри, за стеклами, конечно, никого не было, выходной. Но Лодька решил заглянуть на двор. И правильно! Толкнул калитку и сразу увидел всех: Борьку (то есть Борю), Клима, Аркашу, Эдика и Агату. Агата сидела на перекладине приставной лестницы, остальные играли в городки.

— А вот и он, — сказал Клим. — Я же говорил, что отыщет нас…

Лодька для порядка надулся:

— Могли бы и подождать.

Борька объяснил:

— Мы ждали. Пришли сразу после демонстрации, сидели… А ты, наверно, еще глазел на колонны…

В общем-то, он был прав, Лодька дуться перестал. Включился в игру.

Агата с лестницы сказала:

— Мальчики, хватит палками кидаться. В «Комсомольском» в два часа детский сеанс. Говорят, ребят сегодня пускают без билетов.

— А что за кино? — спросил Клим и разбил метким ударом «бабушку в окошке».

— Кажется, «Красный галстук»…

— Сколько можно… — поморщился Эдик.

— Дареному коню… — сказал Клим. — Я советовал бы пойти…

Пошли. Снова посмотрели знакомую киноисторию (она, кстати, кончалась первомайским эпизодом)…

опять надолго застряло в голове у Лодьки…

Третьего мая в биологическом кабинете, перед первым уроком, Бахрюк опять подкатил к Лодьке. Ехидно так: