Звезды под дождем (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 60

Все это Кирилл заметил машинально. Сейчас было не до рыб. Петька стоял посреди комнаты и смотрел на Кирилла виновато и растерянно.

— Ванна есть? — спросил Кирилл и тут же мысленно обругал себя за глупость.

— Какая у нас ванна… — сказал Петька.

«Надо было сразу его к себе тащить, — подумал Кирилл. — Хотя кто знает: может, горячей воды опять нет…»

— Ладно, раздевайся, — сердито сказал он.

— Зачем? — боязливо спросил Петька.

— Балда. Чтобы не помереть.

Петька, стеснительно поеживаясь, потянул через голову рубашку, выбрался из промокших сзади брюк. Из кармана выпал и тяжело стукнулся о пол фонарик.

— Иди трусы переодень, — велел Кирилл. — Мокрые же… Да шевелись, моя радость…

Он заставил Чирка постелить постель, притащить два одеяла и суровое полотенце. Он делал то, что однажды мама делала с ним, промокшим под холодным ливнем. Уложил Петьку на диван вниз лицом и начал тереть полотенцем его тощую спину так, что позвонки застучали друг о друга, будто костяшки на счетах.

— Ой-ей! — жалобно сказал Петька.

— Во тебе и «ой-ей». Не будешь в воду соваться. Неужели думал, что в самом деле кошелек найдешь?

— Думал… ой… А что делать? Тот парень сказал, чтоб от мамы записка была, что разрешает велосипед продать…

— Не надо ничего продавать, — объяснил Кирилл. — Не было в кошельке никакой стипендии. Четыре рубля было. Все уже уладилось, не мучайся ты больше…

Петька дернул плечами и взглянул на Кирилла:

— Правда?

Ух и глаза были у него! Синие, как Тихий океан. Неужели человек с такими глазами может стать подонком вроде Дыбы?

— Не дрыгайся, — ответил Кирилл. — Все правда.

Петька лег щекой на согнутый локоть и вдруг проговорил, не обращая уже внимания на скребучее полотенце:

— А я не из-за велосипеда… Я все равно бы… Хотел, чтобы скорее ничего не было.

— Ничего уже и нет, — строго сказал Кирилл.

Он загнал Петьку под одеяла, закутал. Потом в кухне на маленькой газовой плите согрел чайник и налил в бутылку горячую воду, заткнул бутылку пробкой из туго скрученной газеты и сунул Петьке в ноги. После этого заставил выпить кружку горячего чая.

Петька все выполнял безропотно, только вдруг посмотрел на Кирилла из-за кружки и тихо спросил:

— Векшин, а чего ты со мной возишься?

— Ну вот, — растерянно сказал Кирилл. — Не твое дело. Хочу и вожусь.

Не мог же он объяснить Петьке, что чем больше возится, тем сильнее растет в нем непонятное чувство: будто Петька ему не чужой.

— Хочу и вожусь, — повторил он. — Давай сюда кружку и накрывайся как следует.

Петька укрылся по самый нос. Потом заговорил. Губы у него были под одеялом, и слова звучали глуховато:

— Кирилл… Я тогда не сказал при Черепановой… Я знаешь почему от вас побежал? У нас тогда один человек был дома, я не хотел, чтобы при нем… Ну, это наш друг хороший… Понимаешь, Кирилл, они с мамой пожениться хотят, значит, он у меня как отец будет. А если узнает, что я вор, зачем ему такой сын…

Он повернул голову набок и стал смотреть в стену.

Кирилл осторожно положил руку на одеяло.

— Петька… Я же говорю: забудь ты об этом кошельке…

Петька, не оборачиваясь, сказал:

— Никогда я об этом не забуду… Кирилл, я бы еще в классе, наверно, признался, если бы не этот человек… который… ну… отец…

Потом он помолчал и шепотом добавил:

— Нет, не признался бы… Я трус.

— Просто ты был один, — сказал Кирилл.

Уже совсем тихо Петька проговорил:

— Если бы тебя по правде обвинили… Ну, если бы все этому поверили… Тогда я признался бы. Не веришь?

— Петька, — сказал Кирилл. — Я к тебе утром перед школой зайду. А сейчас побегу, меня дома потеряли.

Петька резко повернулся к нему:

— Завтра? А зачем? А… правда придешь?

— Ага, — как можно беззаботнее откликнулся Кирилл. — А сейчас ты лежи, не вздумай вскакивать.

— Ладно, — обрадованно согласился Петька. — А ты в самом деле придешь?

— В самом деле… Петька, чем ты рыб кормишь? Я хотел аквариум устроить, а все рыбы передохли.

Это он наврал. Просто чтобы успокоить Чирка.

— Я тебе расскажу! — Петька даже подскочил.

— Завтра, — перебил Кирилл. — А сейчас не вздумай вставать.

— Ага.

— Честное пионерское, что не встанешь?

Петька отвел глаза, поскучнел и не ответил.

— Ты чего? — встревожился Кирилл.

— Не хочу я больше врать, — сумрачно сказал Петька. — Я же не пионер… Я же не вступал. Просто, когда приехал в санаторий, сказал, что дома галстук забыл, там ведь не проверяли, пионер или нет. А когда вернулся, сказал, что в санатории приняли, там дружина была, как в школе.

— Теперь уж все равно. Два года галстук носишь, — нерешительно сказал Кирилл.

— Нет, не все равно… Я же не давал обещания… Вообще-то давал. Я в пионерскую комнату пришел, когда никого не было, за знамя взялся и шепотом рассказал обещание… Но это ведь не считается?

— Если всерьез давал, то, по-моему, считается, — сказал Кирилл. — Ну, лежи, Петька. До завтра…

Прежде чем идти домой, Кирилл позвонил с автомата:

— Мама? Это я… Ну, я понимаю… Мама, ну такие дела были! Бывают же уважительные причины. Мам, ты сперва послушай! Даже преступникам последнее слово дают… Ну ладно, ну хорошо, я согласен, хоть кочергой… Я специально у Деда попрошу… А его-то за что? Он хороший!.. Нет, мамочка, не надо, без велосипеда я помру… Антошка уже спит?.. Как это не мое дело? Как укачивать — так мое, а спросить нельзя, да?.. Ладно, еду. Да, да, немедленно!..

Дома Кирилл узнал, что он — лишенное совести и благородства чудовище, у которого одна цель: довести до погибели родителей. И самое ужасное, что, сведя в могилу отца и мать, он оставит сиротой не только себя, но и ни в чем не виноватого младшего брата.

— Мама, но Дед же позвонил!

— После того как он позвонил, ты болтался еще больше часа! Как я не сошла с ума?.. Девочка приходила, принесла портфель, сидела, ждала. Зачем-то ты ей был нужен. Так и не дождалась!

— Женька?!

Надо же! А Кирилл и забыл, что портфель у нее остался. Молодец, притащила!

— Не Женька, а Женя… Где тебя носило?

— Я спасал утопающего, — брякнул Кирилл, потому что выхода не было.

— Что? — прошептала мама и опустилась на табурет.

— Да, — сказал Кирилл. — Почти… Можно, я чего-нибудь поем? А то упаду, и меня уже никто не спасет.

Мама его простила и накормила. А что ей оставалось делать? Правда, она сказала, что скоро придет отец (которого тоже где-то носит нелегкая) и тогда Кириллу придется отвечать по всей строгости.

Отец пришел изрядно вымотанный, но в хорошем настроении.

— Дитя мое, — сказал он, — когда кончишь набивать живот, изложи в деталях бурные события дня… Что это получается? Не успел отец прилететь, как его уже тянут в школу. Посреди рабочего дня! Бред какой-то!

— Изложу, — согласился Кирилл.

Они пошли в комнату, на диван, и Кирилл начал рассказ: про хор, про кошелек, про Еву Петровну…

Лицо у Петра Евгеньевича делалось серьезней и серьезней.

— Слушай-ка, — вдруг перебил он. — А может быть, Ева Петровна сказала мне правду?

— Что? — прошептал Кирилл. Потом крикнул: — Какую правду?! Ты о чем?!

— Что с тобой? — удивился Петр Евгеньевич. — Я же только спросил. Она говорила, что лучше перевести тебя в другую школу. Я и подумал…

— А я подумал, что ты про кошелек…

Отец помолчал, погладил лысину и печально сказал:

— Ну и дурак…

Кирилл с облегчением рассмеялся.

— Рассказывай дальше, — велел отец.

Кирилл рассказал про Чирка, про Дыбу, про то, как Петька пытался найти кошелек.

— Вот и все…

Отец хмыкнул, вскочил и зашагал по диагонали.

— Ты думаешь, я неправильно сделал? — сердито спросил Кирилл.

— Что?

— Ну, с Чирком. Что решил молчать… и вообще…

— Не знаю… Теперь это уже не имеет значения. Теперь ты должен делать, что решил.