Летчик для особых поручений: Фантастические произведения (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 106
Владик подумал, что за третьи разбитые очки будет от мамы такое динь-длинь, что хоть домой не являйся.
— Только ты меня дождись! — крикнул он малютке барабанщику и припустил на Таганрогскую.
Мастерская оказалась в длинном полуподвале, заставленном бутылями и ящиками со стеклом. Стекольный мастер был похож на старую, растрепанную ворону. С минуту он кричал тонким голосом, какие ужасные пошли дети: только и знают носиться сломя очки. Потом он стремительно вставил в оправу новое стекло.
— А сколько стоит? — осторожно спросил Владик и вспомнил, что у него с собой ни копейки.
— Брысь! — гаркнул мастер. — И скажи этому шалопаю Тильке, что я из-за него не хочу иметь инфаркты. Если он где-нибудь дзинькнется о камни, чинить я его не буду!
Владик помчался назад, к барабанщику Тильке, и они стали приятелями.
В сухие, жаркие дни Тилька пропадал неизвестно где. Но во время теплых дождиков они с Владиком часто встречались. Тилька со своим оркестром играл на уличных перекрестках, среди веселых брызг и сверкающих струй.
— Тиль-длинь-привет! — прозвенел Тилька. — Как дела?
Владик похвалился фотографией в газете.
— 3-замечательно, — сказал Тилька со струнным звоном. — А меня ты когда-нибудь дзинькнешь аппаратом?
— Тебя трудно снимать, — объяснил Владик. — Ты совсем прозрачный и незаметный.
— Прозрачный — это конечно, — гордо сказал Тилька. — Но почему же незаметный? Во мне столько всего отражается.
В самом деле! В Тильке, как в чистой капле, отражались деревья, Владик, дом, кусочек неба с облаками. А главное — зонт. От него по Тильке разбегались красные и желтые блики.
— Пожалуй, надо попробовать, — задумчиво сказал Владик. — Когда научусь делать цветные снимки...
Тилька радостно подпрыгнул на ладошке. Желтые и красные огоньки метнулись в нем.
— Вот под этим зонтом и сниму, — решил Владик.
— 3-з-замечательный зонт! — прозвенел Тилька. — Как раз-з-ноцветное небо! Где вз-зял?
— Это мамин. Сперва не хотела давать, говорит: «Иди в плаще. Ты этот зонт поломаешь на ветру, а я его очень люблю». А я говорю: «Но меня-то ведь ты больше любишь. А в плаще я задохнусь, как муха в полиэтиленовом кульке, до школы не дойду... »
— Ты в школу идешь?
— А куда же еще!
— Это, наверно, з-здорово — каждый день ходить я школу, — заметил Тилька.
— Ну... когда как.
— Я ни разу не был...
— А хочешь?
— Там, наверно, из-зумительно интересно.
— Ну, пойдем со мной, если тебе хочется.
— Да-а... — опасливо сказал маленький Тиль. — А там все начнут меня разглядывать и трогать. И я — дзинь — на звонкие осколочки...
— Я тебя никому не покажу, — пообещал Владик. — Будешь сидеть в кармашке, потихоньку глядеть на все и слушать... А тебе не попадет, что ты сбежал из оркестра?
У меня папа тоже в оркестре, играет на трубе. Там такая дисциплина...
— Мне нисколечко не попадет! — Тилька подпрыгнул на ладошке. — Мы вольные музыканты! Хотим — играем, хотим — гуляем!
— Тогда пошли...
С Тилькой в нагрудном кармане Владик вышел из переулка на широкий тротуар. Дождь ослабел, в пепельных и сизых облаках появились солнечные разрывы. Зато ветер сделался еще сильнее. Он гнул акации, старался сорвать полотняные тенты над фруктовыми ларьками и мотал железную вывеску часового мастера, на которой был изображен золотой петух.
Владик захлебнулся влажным воздухом. И засмеялся. Ветер волок вдоль улицы груды запахов. Если бы запахи можно было раскрасить, это получился бы удивительно разноцветный ветер. Струи воздуха пахли мокрыми желтыми скалами, коричневым кофе из раскрытых дверей магазинчиков и кафе, золотистыми цветами сурепки, серебряной пылью прибоя, оранжевыми апельсинами с лотков, но больше всего темно-зелеными и бурыми водорослями. Теми, что остаются на набережных после набега штормовых валов. Владик зажмурился, будто охапку таких водорослей кинули ему в лицо... И опять чуть не полетел с ног. Это ветер дернул зонт с удивительной силой.
Владик не упал. Но и на месте удержаться не смог. Он вцепился в изогнутую рукоятку, а зонт поволок его вдоль улицы. Владик не успевал переставлять ноги. Он выгнулся назад, уперся в тротуар сандалиями, но кожаные подошвы заскользили по мокрым плитам. Пятки вспарывали мелкие лужи. Прохожие шарахались и смотрели вслед мальчишке, который мчится под разноцветным парусом, будто на водных лыжах.
Сердитая старушка отпрыгнула в сторону и громко сказала:
— Этому вас учат в школе? Я сообщу вашему директору!
Вовка Соколин и Димка Колобков — Владькины одноклассники — крикнули:
— Ну, Арешкин, ты даешь! — Они побежали следом, но отстали.
Сначала Владик слегка испугался. Но скоро понял, что ничего страшного. Наоборот! Так здорово, когда тебя несет попавший в упряжку ветер!
Потоки воздуха ударялись о тротуар, о мостовую и рикошетом уходили в небо. Они тянули зонт не только вперед, но и вверх. Несколько раз Владик пробовал подпрыгнуть. И что же? Он проносился по воздуху четыре или пять метров. А то и больше. Так он пролетел над несколькими широкими лужами.
Потом улица кончилась. Впереди был большой пустырь. Тротуар терялся в серой высокой траве. Трава эта высыхает в начале августа и делается жесткой, как проволока. На ее скрученных листьях торчат иглы прямых колючек. Такие твердые, что из них можно делать булавки...
Владик не мог остановиться, ветер не слабел ни на секунду. Выпустить зонт? Он улетит за тридевять земель. А въехать ногами в колючки — уй-я-я!..
И у самой травы Владик подпрыгнул! Гораздо сильнее и выше, чем перед лужами.
Конечно, он сделал это просто с перепугу. Потому что какой прок? Несколько метров пролетишь, а потом врежешься в колючую чащу. Владик отчаянно поджал ноги. Его несло над жесткой травой, которая скрежетала и скрипела под ветром. Твердые верхушки щелкали Владика по сандалиям. Потом... Потом они перестали щелкать.
Они остались внизу!
Ветер поднимал зонт и Владика выше и выше!
Владик летел.
Что он думал и что чувствовал? Сразу трудно разобраться. Под зонтом будто оказалось сразу несколько Владиков.
Один мертво вцепился в гнутую ручку и стонал от страха: «Ой, а если вывернутся прутья? Ой, а если спикирую?»
Второй весело вопил и дрыгал ногами от счастья.
Третий озабоченно думал: «Лишь бы не слетели очки».
Четвертый зорко оглядывал горизонт и с тревогой размышлял: «А можно ли управлять полетом? И куда меня принесет?»
«В самом деле — куда?»
«Ой, как брякнусь сейчас!»
«Опять очки чинить...»
«А лететь-то как здорово! Ура-а-а!!»
Ура-то ура, но пустырь уже кончился. И не где-нибудь, а на обрывистом берегу. Дальше было море... Нет, все-таки «спасите наши души», а не «ура!»...
К счастью, это было пока не открытое море, а маленькая бухта. Называется она Крепостная. Потому что на правом берегу ее стоит старинный полукруглый форт — береговая крепость. Приземистая, сложенная из прочного желтоватого известняка. С двумя рядами квадратных амбразур и решетчатой башенкой маяка наверху.
Когда-то здесь жили морские артиллеристы, а в амбразуры выглядывали чугунные пушки. Это было во времена клипера «Кречет». А теперь здесь располагался клуб яхтсменов.
Владик разглядел с высоты причалы и яхты. Маленькие яхты стояли на берегу, и ветер сдирал с них брезентовые чехлы. Большие были ошвартованы у белых плавучих бочек. Их мотало на короткой крутой волне.
Владик все это увидел мельком. Его сейчас волновало другое: перелетит он на дальний берег или плюхнется посреди бухты?
Ой, кажется, плюхнется! Его пронесло над фортом, рядом с маячным фонарем, и стало плавно опускать к верхушкам волн.
— Ой, мама... — печально сказал Владик. И опять поджал ноги.
Но маму звать и поджимать пятки было бесполезно.
Владик не отличался особой храбростью, но трусом и нытиком его тоже никто не считал. Он сердито запретил себе ударяться в панику и стал искать спасенья. Глянул вниз.