Летчик для особых поручений: Фантастические произведения (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 54

Точнее, это был механизм часов. Нагромождение зубчатых колес из темной, местами позеленевшей меди. Одни колеса — размером с таз, другие — с тарелку, третьи — с блюдце...

— Смотри-ка, а они целые, только остановились, — сказал Виталька.

Сказал так, как говорят про большого доброго зверя: «Смотри-ка, он живой, только спит...»

— Наверно, тряхнуло взрывом, и что-нибудь отскочило, — заметил я.

— А что?

Мы внимательно и осторожно, как задремавшего слона, разглядывали старую медную машину.

Я неправильно сказал вначале: «Нагромождение колес». Это лишь в первый момент показалось, а на самом деле нагромождения не было. Была в механизме стройность и красота: зубчик к зубчику, валик к валику — все на месте, все точно.

Кажется, часы не пострадали от взрыва.

Дело вот в чем. На многих башнях циферблаты часов смотрят на четыре стороны. А на нашей колокольне был один циферблат — с запада. В давние времена монастырь построили к востоку от города и часы повернули к городу лицом: чтобы каждый мог их видеть. И чтобы на судах, идущих вверх по течению домой с дальнего моря, тоже издалека видели часы... Ну а раз циферблат один, то и механизм стоял не посреди башни, а в стене — в глубокой нише. И тяжелый колокол, когда летел вниз, пробивая этажи, не затронул ни одну шестеренку.

— Давай залезем, — прошептал Виталька. — Поглядим хорошенько.

И стал пробираться к механизму.

Я — за ним.

Темный провал, как назло, в этом месте подходил к самой нише, и добраться туда можно было только по наклонной балке — пыльной и слегка обугленной.

Витальке-то что! У него штаны черные — сажу не заметишь. Он подобрал подол рубашки, сел на балку, будто на гимнастического коня, и, упираясь руками, добрался до ниши.

Я же — в новом голубом костюме — сесть не мог. А тут еще эти белые гольфы, черт бы их побрал. А что делать?

Замирая от ужаса, я встал на балку. Она была широкая и не качалась, но все равно... Сам не помню, как я прошел над жуткой черной дырой. Я знал, что эта глубина — до нижнего этажа колокольни. Метров сорок! Хорошо, когда под тобой ковер-самолет, а когда просто так, то ноги слабеют.

Чуть живой, прыгнул я рядом с Виталькой. Он смотрел на меня с уважением. Я сразу возгордился: хоть и с перепугу, но все равно совершил геройство. А чтобы Виталька не подумал, будто хвастаюсь, я обыкновенным голосом спросил:

— Ну и что здесь интересного?

Мы очутились словно внутри великанских часов-ходиков. Медные шестерни и рычаги окружали нас, а прямо перед нами оказались два зубчатых вала. Через них перекинуты были могучие цепи. Они уходили вниз — сквозь отверстия в кирпичной кладке.

— Как брашпили у папы на «Тобольске», — прошептал Виталька.

И я тоже вспомнил якорные барабаны с цепями — они стояли на носу теплохода.

— А здесь они зачем?

— Как зачем? Гири!

— Одна цепь для гири. А другая?

— Другая, наверно, тоже для гири. Одна гиря для стрелок, другая для колоколов. Как в тети-Валиных часах для кукушки. Забыл, что ли?

Тьфу, какой я недогадливый...

Я представил, как в глубине башни дремлют на цепях могучие чугунные болванки — каждая по сто пудов. А если надоест им так просто висеть и они потянут цепь посильнее? Мне стало жутковато и весело.

— Виталька! — страшным шепотом сказал я. — А вдруг эти часики ка-ак тикнут! А эти колесики ка-ак перемелют нас на пельмени...

— Не тикнут, — хладнокровно откликнулся Виталька. — Смотри, балка маятник держит.

Балка, по которой мы сюда забрались, острым обломанным концом влезла, оказывается, в нижнюю часть механизма. Она зацепила и наклонно держала железный брус. Под балкой, на конце бруса, виднелся медный диск, похожий на тарелку из духового оркестра. Маятник!

— Вот почему они остановились... — задумчиво сказал Виталька.

И мы разом глянули друг на друга.

Потому что разом пришла в наши головы мысль: если убрать балку...

— А как? — спросил я.

— Отпилить ножовкой.

— Где ножовка?

— Где! Дома, конечно!

— Значит, лететь еще раз?

Виталька пожал плечами. В самом деле, что мы, рассыплемся, если слетаем за ножовкой? Зато завтра утром проснутся люди — а над городом идут часы!

Виталька опять оседлал балку и, как лягушка, допрыгал до пола. Потом снял веревку — она висела у него через плечо. Кинул мне конец.

— Обвяжись, а то вдруг загремишь...

Я послушался. Чего зря акробатничать?

Мы выбрались на верхний ярус и через арку, прямо с площадки, стартовали к дому.

Добрались мы быстро, потому что не любовались луной и огнями. В доме стояла тишина, тетя Валя спала. Осторожно, чтобы не загреметь, Виталька выволок ящик с инструментами, достал пилу.

— Тупая... Ну ничего. А который час?

Мы посмотрели на часы тети-Валиного дедушки. Было половина первого.

— Ого! — сказал Виталька. Снял часы с гвоздика, опустил в карман, а цепочку пристегнул к поясу.

— Зачем они нам?

— На тех часах сколько? — спросил Виталька.

— На тех? Без пяти час... Или без трех...

— Ну вот! По этим сверим и без трех минут пустим. Только надо успеть. А если не успеем, как стрелки будем переводить? Ты знаешь?

Я не знал. Вручную, конечно, такие махины не повернешь, в механизме мы не разбирались.

— Жмем! — скомандовал Виталька.

Обратный полет был стремительным, и нас крепко прохватило ветром. Зато колокольня теперь показалась привычной и уютной.

Мы опять пробрались к механизму. Надо было спешить, и, забыв об аккуратности, мы бесстрашно собирали на коленки и локти старую сажу, паутину, известку, кирпичную пыль и медную зелень — слои, по которым было бы можно потом прочитать все наши приключения.

Виталька сказал, чтобы я держал его за рубаху, и взял ножовку.

Пила и правда была тупая, а дерево оказалось твердым.

Виталька быстро взмок и стал говорить сердито и сипло. Я сменил его.

Дерево зажимало ножовку, приходилось дергать, и несколько раз я со злости сказал слова, от которых тетя Валя грохнулась бы в обморок. Виталька сочувственно сопел надо мной и время от времени напоминал:

— Шесть минут осталось... Три... Две минуты.

А я что? Разве я не работал? Я уже хотел сказать Витальке, чтобы он отправлялся в ту самую дыру, которая мрачно темнела под нами. В этот миг балка хрустнула! Тяжесть маятника надавила на почти отпиленный конец. Он отломился и с шумом полетел вниз, а там грохнул о плиты первого этажа. Гул пошел по башне.

Я отшатнулся, чтобы не загреметь вслед за обрубком.

И тут что-то звонко стукнуло над нашими головами. И еще раз!

Дзынь-бух! Дзынь-бух!

И пошло!

Это маятник ушел в сторону и медным крючком зацепил колесико, похожее на подсолнух с острыми лепестками. А «подсолнух» повернул другую шестерню.

— Ура... Тикают... — шепотом сказал Виталька.

— Ура! — гаркнул я.

— Ура!! — заорали мы оба.

Мне очень хотелось написать, что, испуганные нашим криком, взлетели стаи птиц, но правда есть правда: никто не взлетел. Птицы почему-то здесь не селились. Только эхо пошло по башне. Ну и пусть! Мы сами были как птицы! Как летучие волшебники! Мы оживили старые часы, и они весело грохали медными колесами, словно говорили спасибо.

— Почти точно пошли, — сказал Виталька, вытянув часы из кармана. — Смотри, без пяти час.

Без пяти час! Середина ночи!

— Давай-ка домой, Виталька. Тетя Валя если проснется да узнает... будет нам «без пяти».

— Давай, — весело согласился он. — Мы свое дело сделали.

Он хотел перебраться на балку и удивился:

— Эй, а ты чего меня держишь?

— Я?

— А кто? — Он хотел повернуться и не смог.

Я заглянул ему за спину.

Виталькина длинная рубашка попала в шестерни. Два зубчатых колеса, медленно поворачиваясь, «заглатывали» ее вышитый подол.

— Рубаха... — слабым шепотом сказал я.

Виталька оглянулся через плечо и понял. Дернулся.

Попробуй вырвись!

А колеса вращались не так уж медленно. Они все глубже затягивали острыми зубцами материю. Еще две-три минуты — и подберутся к самому Витальке.