Летчик для особых поручений: Фантастические произведения (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 86

Видимо, Птица считала нас человеческими птенцами, оставшимися без родителей, и помогала как умела. Она всех нас любила, даже Дуга, хотя Дуг был большой и не летал с ней.

Дуг тоже любил Птицу. Однажды он сказал мне:

— С таким другом ты нигде не пропадешь. Будь уверен, донесет она тебя домой...

Я обрадовался. Но тут же ощутил тревогу и печаль. Во-первых, скоро придется расстаться с ребятами, с Дутом. Но не только в этом дело. Я боялся за них. И я наконец спросил о том, о чем думал не раз:

— Дуг, я-то улечу... А вы? Так и будете здесь всю жизнь?

Он ответил тихо и серьезно:

— Я и сам думаю часто: что делать дальше?

В самом деле, что дальше? Жить до старости в заброшенных бастионах? Превратиться в племя дикарей?.. Дуг учил ребят читать и писать, царапал на камнях буквы, объяснял задачки на сложение и вычитание, рассказывал о звездах и планетах... а зачем?

— Дуг, — сказал я, — у нас большая страна... Знаешь, сколько у вас нашлось бы там друзей!.. Дуг, Птица может унести всех, если по очереди...

Он печально улыбнулся:

— Меня не унесет, я тяжелый.

— Но есть же другие пути. По морю...

Дуг покачал головой:

— Женька, это наш остров... — И совсем другим голосом попросил: — Покажи, как делают луки. Помнишь, ты про них говорил, когда рассказывал о Робин Гуде...

В расщелинах скал росли кусты и деревца с пружинистыми стволами. Я объяснил, как полагается делать большой лук, хотя сам не мог согнуть такое деревце. А Дуг согнул. И к вечеру у нас было несколько крепких луков. Для стрел мы расщепили старые сухие доски — они отыскались на верхнем ярусе квадратной башни. Наконечники сделали из осколков кремня. Оперенье сделать было не из чего, но и без него стрелы летели прямо.

Старшие ребята и Дуг очень быстро научились попадать в цель. Они все стреляли гораздо лучше меня (я и лук-то растянуть как надо не мог). Лучше всех стрелял Шип. Это казалось удивительным. Шип словно состоял целиком из носа, ушей, острых суставов, а мускулов у него совсем не было. Но тетиву он натягивал шутя, а стрелы летели точно в нарисованный круг или нацарапанный углем портрет Крикунчика Чарли. Сестренки Шипа — Стрелка и Точка — после каждого такого попадания гордо на нас поглядывали и шли подбирать стрелу.

Однажды Шипу удалось подстрелить крупную быструю рыбу — она неосторожно крутилась вблизи береговых камней. Это произошло на маленьком пляже, укрытом со всех сторон каменными отвесами. Здесь мы всегда занимались рыбной ловлей. А попадали мы на пляж через тесный лаз — ответвление главного прохода, и другого пути сюда не было. Разве что по морю...

Добыча с воткнутой стрелой качалась на мелкой зыби совсем недалеко от берега. Дуг ворчал на Шипа: зачем загубил рыбу и стрелу? Достать их было нельзя. Всюду кишели мелкие, похожие на грибы-рыжики, медузы. Галь объяснил мне, что они страшно ядовиты, и показал на коричневой ноге белые тонкие рубцы — следы ожогов.

Это было очень обидно: так хотелось искупаться, а мелкие жгучие твари не пускали нас в воду все дни подряд. Но Дуг меня утешил. Он сказал, что скоро медузы уйдут от берега и не появятся до следующего новолуния...

И в самом деле, через день Дуг сообщил:

— Можно купаться, люди!

Мы весело завопили, и больше всех обрадовался Малыш. Правда, он не орал как сумасшедший, но сразу бросился к спуску и в темноте, не боясь расшибиться, застучал своими разбитыми башмаками по ступеням.

Когда мы оказались на пляже, Малыш уже плавал далеко от берега. Плавал быстро и умело, будто на тренировке в спортивной школе.

Он закричал нам:

— Давайте сюда! Плывите!

Никогда я еще не видел его таким счастливым, даже во время полета.

Наша малышня поскидывала тряпье и бросилась в воду. Соти ушла за камень. Галь, Шип, Тун и Дуг, поглядывая на этот камень, стали мастерить из сухих водорослей и веревочек набедренные повязки. Мне даже неловко стало за свой «богатый наряд»: черные трусики с белыми лампасами...

Наконец мы все бултыхнулись в море. В синевато-зеленую прохладу, где серебряными строчками проскакивали стайки рыбешек.

Плавали, барахтались и плескались, пока от озноба не стало сводить челюсти. Потом выбрались на песок и горячие камни. А Малыш все еще купался.

— Ну-ка давай на берег! — прикрикнул Дуг. — Будешь потом дрожать...

Малыш приплыл и выбрался на пляж. Плотно обнял себя за плечи и пошел к нам — словно понес в руках самого себя, худого и озябшего.

Я замигал и приподнялся на песке. На Малыше были красные плавки. С белым пояском, тоненькой медной пряжкой и разноцветными олимпийскими колечками на кармашке. Такие же, как те, что перед лагерной сменой купила мне мама. В нашем спортмагазине.

Я не вскрикнул, не вскочил. Опустил голову, зажмурился, и в темноте мысли у меня понеслись, как серебряные строчки рыбешек — отрывистые, торопливые, но все в одном направлении. Потом я испугался: не показалось ли? Открыл глаза. Малыш стоял почти рядом. Колечки, вышитые на кармашке, были похожи на разноцветный букетик.

— Говорил ведь: промерзнешь, — упрекнул Дуг.

— Да нет, я ничего, — стукнув зубами, откликнулся Малыш. Сел на корточки и обхватил коленки.

Я встал и подошел к нему со спины. Спина была мокрая, блестящая, с выпуклой цепочкой позвонков. Она крупно дрожала...

— Юлька... — тихо позвал я.

Спина сделалась неподвижной.

Тогда я громко сказал:

— Юлька Гаранин!

 ЛУНА  БЫЛА  ПОЧТИ  ПОЛНАЯ

Мы с Юлькой ночевали в одной пушке. В мортире. Потому что нам не хотелось расставаться ни днем, ни ночью. Ни на минутку. Мы сразу прикипели друг к другу.

Юлька все вспомнил.

Его история была похожа на мою, только проще. Когда он купался в нашем озере, к нему подошла рыбацкая лодка и незнакомый человек сказал:

— Мальчик, ты так хорошо плаваешь. Помоги распутать сеть, она зацепилась за корягу...

Он усадил Юльку в лодку и повез на середину озера. Скоро Юлька забеспокоился: какие коряги вдали от берега, на глубине? Тогда человек начал говорить об острове Двид, о Ящере, о легенде про Юного Рыцаря... Юлька, недолго думая, махнул за борт, но человек перехватил его на лету и замотал в глухой черный плащ...

Потом была темница, и этот же человек уговаривал

Юльку сразиться с Ящером. Юлька не верил ни в Ящера; ни в остров Двид, скандалил и требовал отправить его домой. Тогда человек пригрозил Юльке судом и расправой за трусость. Сначала, мол, пообещал сражаться, а потом испугался. Пусть все видят, какой Юлька трус. В конце концов, это и нужно было властям острова.

— Подумай до утра, — сказал человек и ушел.

Юлька не стал думать до утра, ночью он бежал. Тогда в камере стояла деревянная табуретка, а лежанка была укрыта одеялом, и Юлька этим воспользовался. Он разорвал одеяло на полосы и связал, а табуретку разбил. К отломанной ножке примотал конец самодельного каната с узлами. Ножку зашвырнул вверх — так, что она легла поперек оконца в потолке. Вылез на крышу, пробрался ночными улицами на край города. А там заросшие тропинки привели его в Заколдованный лес...

...Я долго рассказывал Юльке про наш город, про ребят, про наши игры. Про то, какие фильмы теперь идут в кинотеатре «Спутник» и какие марки продают в киоске на углу Первомайской и Пушкинской... А он слушал, слушал — по многу раз одно и то же. И конечно, все время спрашивал про своих родителей.

Что я мог сказать? Я говорил, что они живы и здоровы, только сильно горюют. Зато как они обрадуются, когда Юлька вернется!

Больше всего мы разговаривали про это по вечерам, когда наше каменное гнездо затихало. Мы с Юлькой лежали рядышком на упругом настиле, который сплели из веток, и смотрели из жерла мортиры на ясное ночное небо. Оно было синевато-зеленым с небольшими редкими звездами. И набухала в этом небе яркая луна. Еще не круглая. Где-то глубоко внизу, в лесной чаще под утесом, вскрикивали ночные птицы, а поблизости неутомимо трещал кузнечик...