Послушай мое сердце - Питцорно Бьянка. Страница 42

Элиза была очень трепетной девочкой и через пять минут уже рыдала. Она очень старалась, не дай бог, не подумать о чем-нибудь веселом, чтобы слезы не высохли, и, поддерживая себя всхлипываниями, которые вроде черешни (как говорила Приска), потому что с ними невозможно остановиться, поднялась по лестнице, позвонила и бросилась в объятия к няне, которая открыла дверь.

— Батюшки святы! Что случилось? Что они с тобой сделали? — запричитала няня, забирая у нее портфель и подталкивая ее к столовой, где дяди и бабушка уже сидели за столом.

Бабушка Мариучча вскочила и стала утирать ей слезы платком.

— Что случилось?

— Она сказала… — всхлипывала Элиза. — Она сказала… что побьет меня… если я еще раз так сделаю.

Чем дальше, тем легче у нее выходило. Ей уже казалось, что все это правда, а не фантазия Приски, которая, естественно, вместе с Розальбой помогала ей в этой затее.

— Кто сказал, что побьет тебя, если ты еще раз так сделаешь? — спросил дядя Бальдассаре.

— Учительница. Я уронила чернильницу на пол, и чернила разлились. Пришлось вызывать сторожа протирать все тряпкой… — сказала Элиза сквозь слезы. — И она мне сказала, что, если я еще раз так сделаю, она отхлестает меня розгами. Но я не нарочно.

— Розгами? Пусть только попробует! — тут же угрожающе сказал дядя Казимиро.

— Ну, может, просто отвесит оплеуху… — добавила Элиза, перестав рыдать, но все еще всхлипывая.

— Оплеуху? Пусть только пальцем тебя тронет, будет иметь дело со мной, — сказал дядя Бальдассаре.

— Мне не нравятся такие меры наказания, — сказал дядя Леопольдо. — Да я завтра же приду забирать тебя из школы и скажу ей при случае, чтоб она не смела прикасаться к тебе. Если ты будешь плохо себя вести, пусть она поставит нас в известность, а мы уж сами решим, наказывать ли тебя и как.

— Нет, нет! Не надо. Иначе одноклассницы будут надо мной смеяться и скажут, что я трусиха… — сказала Элиза, испугавшись, что ее ложь откроется. Учительница и не думала ей угрожать и, конечно, не стала бы ее бить только из-за одной чернильницы.

— Ты права. Со школьными трудностями нужно справляться самой, — сказал дядя Леопольдо.

— Но если только эта ведьма осмелится поднять на тебя руку… да что я говорю «поднять руку»? Если она осмелится хоть пальцем тебя тронуть, скажи мне, — повторил дядя Казимиро.

Успокоенная этим обещанием, Элиза пересказала его подругам, и они решили сообща вернуться к старому плану, который они забросили в тот день, когда выгнали Иоланду.

— Но слово «ср…ть» я больше не буду говорить, — заявила Элиза, — оно слишком грубое, и я стесняюсь.

— Хорошо. Мы придумаем что-нибудь новенькое.

Приска и Розальба чувствовали себя немного виноватыми, потому что они-то по плану оставались за кулисами и суфлировали, и одна только Элиза открыто бросала вызов учительнице.

Впрочем, вряд ли кто-нибудь из взрослых — случись учительнице поднять руку на одну из них — вмешался бы и потребовал отмщения. Отец Приски сказал бы только: «Сама выкручивайся». Мама Розальбы ограничилась бы сетованиями, что телесные наказания — это жуть как некрасиво, а отец поручил бы разобраться во всем синьору Пирасу, который недостоин перечить учительнице; все Розальбу после такого просто на смех бы подняли.

Так что их жертва оказалось бы бесполезной.

— Просто глупо подставлять себя под удары, если за этим не последует кровавая месть, — успокаивала их Элиза.

Глава вторая,

в которой Элиза выступает соло

У Приски было паршивое настроение, потому что она никак не могла найти Динозавру. Она искала ее повсюду, но черепаха как сквозь землю провалилась.

— Ты уверена, что Филиппо не вышвырнул ее в окно? — с тревогой спрашивала она у Инес. Жили они на пятом этаже.

— Я не разрешаю ему подходить к окну, не беспокойся, — успокаивала ее няня. — К тому же твоя черепаха и без Филиппо постоянно куда-нибудь карабкается.

— Габриеле! Это ты! Ты утащил ее на чердак для своих экспериментов!

— Я против вивисекции, — возмущенно возражал Габриеле.

— Она вернется, вот увидишь! — говорила Антония. — И опять будет вертеться у меня под ногами.

— Но откуда она вернется? Куда она могла деться?

Несмотря на отчаяние, в которое ее повергла пропажа Динозавры, Приска умудрилась посвятить полчаса «Плану кровавой мести» и сочинить песенку, которую Элиза в два счета выучила наизусть (она здорово настропалилась со всеми этими билетами!).

На следующий день на последнем этапе больших маневров Марчелла, которую подослали шпионом к Подлизам, шепнула Звеве — она после исчезновения Аделаиде опять возглавляла строй рядом с ней:

— Послушай, что поет Элиза Маффеи! По-моему, это не те слова.

Звева послушала, и злорадная улыбка осветила ее лицо. Назавтра на перемене она дождалась, когда Приска, Элиза и Розальба уйдут вместе в туалет (они нарочно это сделали: это было частью Плана), и приказала всему классу:

— Чтоб никто сегодня не пел «Вот и кончился день тяжелый» целиком, ясно? Только первые два-три слова. Потом все разом замолчим. Вот увидите, какой получится фокус.

Кролики зароптали, мол, учительница их накажет.

— Если она кого и накажет, то точно не кого-то из нас, зуб даю. А вот если вы не послушаетесь меня, то пары затрещин вам не миновать.

И вот, когда настал черед песни, весь класс завел: «Вот и кончился день тяжелый» и умолк. По двору разнесся высокий чистый голос Элизы, которая звонко пела:

Те, что стояли поближе, смеялись все: и стар, и млад, а одноклассницы с ужасом уставились на Элизу. У нее что, помутился рассудок? Но если Звева заметила это еще накануне, значит Элиза пела эти оскорбительные строки не первый день. Что скажет синьора Сфорца?

Учительница остолбенела. Она не могла произнести следующие команды: «Поклон!» и «Равняйсь! Вперед, марш.»

Единственное, что она смогла выговорить через не сколько секунд дрожащим голосом, показывая пальцем на Элизу, было:

— Маффеи!

И Элиза — по правилам поднятый палец означал, надо запевать песню, — начала с начала:

— Хватит! Замолчи! — пыталась остановить ее учительница, но Элиза уже завелась и допела куплет до конца, к большому удовольствию вторых и третьих классов.

Поднялся страшный шум. Все заговорили одновременно. Кто-то хохотал, какой-то Кролик пищал:

— Ты что, хочешь, чтоб она тебя убила?

Учительница стояла неподвижно, белая как мел. Сторож усадил ее на стул и принес стакан воды.

— Давайте, все по домам! Расходитесь, расходитесь! Мне надо закрыть ворота! — кричал синьор Пиу, оттесняя любопытных.

Розальба взяла Элизу за руку и потащила сквозь толпу к выходу:

— Ну, теперь посмотрим, что будет дальше.

На этот раз Элиза была уверена, что назавтра ее побьют. Конечно, она чуть-чуть волновалась, но главное — ей было страшно интересно, ведь ни один взрослый никогда в жизни не поднимал на нее руку, и она не знала, как это бывает. С виду это было не особо приятно. Но Приске чуть ли не каждый день доставалось от матери, да и Аделаиде, в конце концов, как-то пережила все это. Чем Элиза хуже других, неужели не выдержит это испытание?

Но вместо этого после обеда, когда бабушка Мариучча была на кладбище, учительница позвонила по телефону. К счастью, дядей тоже не было дома, так что трубку взяла няня.

— Вы член семьи? — спросила синьора Сфорца, представившись.

— Конечно! — ответила няня.