Клятвопреступник - Пейвер Мишель. Страница 41

— Ты родился в дупле Великого Тиса, — сказала она наконец. — Когда твоя мать почувствовала, что время пришло, она отправилась в священную рощу, в поисках защиты у Леса для своего ребенка. Она отправилась к Великому Тису. Там ты и родился. Она закопала твою пуповину в его объятьях. Затем она и колдун племени Волка ушли на юг. Позже, чувствуя приближение смерти, она послала его найти меня, чтобы рассказать мне то, что не смогла рассказать ему.

Дюррайн вытянула руку, и пятнистый мотылек уселся ей на ладонь.

— В ту ночь, когда ты родился, Великий Дух явился к ней в видении. Он возвестил, что всю твою жизнь тебе предстоит сражаться со злом, которое помог создать колдун племени Волка. Она была напугана. Она умоляла Великого Духа помочь ее сыну выполнить такое непростое предназначение. Он пообещал, что одарит тебя блуждающей душой, но взамен ты должен будешь быть без племени, ибо ни одно племя не должно быть настолько сильнее остальных. — Она проводила взглядом улетевшего мотылька. — И он объявил, что этот дар должен стоить жизни твоей матери.

Торак смотрел на скелетик листа в своей руке.

— Чтобы скрепить уговор, Великий Дух отломил отросток со своего рога и дал его ей. Она сделала из него целительский рожок. В тот день, когда она закончила работу, она умерла.

Горихвостка уселась на ольху, потерлась клювом о ветку и улетела прочь.

— Твой отец, — сказала Дюррайн, — оставил тебя в волчьем логове и отправился строить ей Погребальный Курган. Три луны спустя он принес ее кости в священную рощу и положил их покоиться в дупло Великого Тиса.

Торак выбросил скелетик листа в воду и смотрел, как она уносила его. Великий Тис. Дерево, где он родился. Место, где покоилась его мать.

Он представил, как отец втыкает колышки в древнее дерево, чтобы помочь своей спутнице забраться внутрь, когда она готовилась произвести его на свет, и как он затем вернул туда ее кости и положил их рядом с ее ножом, ножом, который много лет спустя спас жизнь Ренн.

На другом берегу реки стайка утят шагала за матерью. Торак смотрел на них, но не видел. У него не было племени, из-за того, что он был обладателем блуждающей души. Его мать решила сделать его таким ценой своей жизни.

Боль и гнев разгорались внутри его. Она могла бы быть жива, но избрала смерть. Она сделала это ради него, но оставила его в одиночестве.

Он неуверенно поднялся на ноги.

— Я никогда не хотел этого.

Дюррайн попыталась было что-то сказать, но он жестом остановил ее.

— Я никогда не хотелэтого! — прокричал он.

Не помня себя, Торак бежал по Лесу. Он бежал до тех пор, пока бедро не разболелось так сильно, что он не смог идти дальше.

Он очутился на зеленой поляне, пронизанной солнечным светом, где мелькали ласточки и бабочки летали над цветками сон-травы.

«Как красиво», — подумал он.

И его мертвые родные ничего этого никогда не увидят.

Упав на колени в траву, он подумал о матери и отце, о Бейле. Боль в груди стала острой, словно кремниевый нож. Так долго он цеплялся за жажду мести. Теперь она ушла, и, кроме горя, внутри у него ничего не осталось. Казалось, какой-то ком зашевелился у него в груди, и Торак разрыдался. Он рыдал громко, порывисто и тяжело всхлипывая. Он плакал о своих мертвых, которые оставили его одного.

Ренн лежала в своем спальном мешке и всматривалась в темноту. Ее мысли кружились в голове. Фин-Кединн изготовил ей лук. Тиацци сломал его. Фин-Кединн заболел. Сломанный лук был предзнаменованием. Фин-Кединн был мертв.

Наконец это стало невыносимо. Схватив свои костыли, она поковыляла наружу из укрытия.

Был самый глухой час ночи, и в стоянке было тихо. Ренн пробралась к костру, опустилась на бревно и осталась сидеть там, наблюдая, как взлетают и гаснут в ночном небе искры.

Куда же подевался Торак? Как он мог так поступить? Убежать и ничего не сказать ей, когда она отчаянно хотела вернуться обратно в Открытый Лес.

Немного погодя, он, прихрамывая, вошел в стоянку. Он увидел Ренн, подошел и сел рядом с ней у костра. Он выглядел измученным, и ресницы у него слиплись, словно он плакал. Ренн скрепила сердце.

— Где ты пропадал? — спросила она с укором.

Торак уставился на огонь.

— Я хотел убраться отсюда. Обратно в Открытый Лес.

— Я тоже! Если бы ты не ушел так, мы бы давно уже были в пути.

Торак поворошил угли палкой.

— Я ненавижу себя за то, что у меня есть блуждающая душа. Это словно проклятие какое-то.

— Ты такой, какой есть, — сказала она безжалостно. — Кроме того, из этого порой получается что-то хорошее.

— Что хорошее? Скажи, что хорошее хоть раз получалось из этого?

Ренн оскорбилась.

— Когда ты был ребенком, в волчьем логове ты научился говорить по-волчьи благодаря тому, что у тебя есть блуждающая душа. Это позволило тебе подружиться с Волком. Вот. Это же хорошее, правда?

Он продолжал смотреть на угли.

— Но просто говорить по-волчьи недостаточно, в том-то и дело. Мне кажется… когда посылаешь блуждать свою душу… это оставляет следы в твоей собственной душе.

Ренн поежилась. Она тоже задумывалась об этом. Ярость белого медведя, безжалостность змеи… Временами она видела отголоски этого в Тораке. А теперь… эти зеленые крапинки в его глазах. Наверняка это были искры добра: крупинки мудрости Леса, которые вросли в него, словно мох в ветку дерева.

Но она была слишком раздражена, чтобы сообщать ему об этом сейчас, и потому вместо этого произнесла только:

— Возможно, это и оставляет следы, но не всегда. Твоя душа переселялась в ворона, но умнее ты от этого не стал.

Торак рассмеялся.

Помогая себе костылями, Ренн поднялась на ноги.

— Поспи. Я хочу уйти, как только рассветет.

Юноша бросил палку в огонь и поднялся. Затем он сунул куда-то руку и протянул Ренн какой-то предмет.

— Вот. Я подумал, тебе захочется забрать его.

Это были обломки ее лука.

— Теперь ты можешь похоронить его, — сказал он. В его голосе звучало сомнение, словно он был не вполне уверен, что поступает правильно.

Ренн не смогла проговорить ни слова. Трогая пальцами такое любимое дерево, она словно увидела, как Фин-Кединн вырезает его. Это наверняка былзнак. Наверняка.

— Ренн, — сказал Торак тихо, — никакой это не знак. Фин-Кединн сильный. Он поправится.

Она глубоко вздохнула и глотнула воздух.

— Как ты понял, о чем я думаю?

— Ну, я же тебя знаю.

Ренн представила, как Торак, хромая, шагает по Лесу, чтобы забрать ее сломанный лук. Она подумала: может быть, от блуждания души и остаются следы. Но сейчас… это был просто Торак.

— Спасибо, — сказала она.

— Не за что.

— Просто спасибо. За то, что ты сделал. За то, что нарушил свою клятву. — Положив руку ему на плечо, она поднялась и поцеловала его в щеку, затем быстро поковыляла прочь.

Волк смотрел, как Большой Бесхвостый моргнул и покачнулся, когда Сестра ушла, и ощутил, что его чувства были разбросаны и кружились, словно вихрь листьев.

С бесхвостыми все было так сложно. Большому Бесхвостому нравилась Сестра, а ей нравился он, но, вместо того чтобы потереться боками и лизаться, они бегали друг от друга.

Размышляя об этом, Волк отправился за Темной Шерстью. Она присоединилась к нему, ее морда все еще была мокрой от крови убитой добычи. В шутку покусавшись и потершись друг об друга, они побежали вверх вдоль Мокрой. Волку нравилось ощущать, как прохладные папоротники хлещут по его шкуре, слушать топот лап Темной Шерсти позади него. Он вдохнул восхитительный аромат свежей крови олененка и запах волка, который был своим.

В Лесу снова воцарился покой, и все же что-то заставляло Волка бежать к тому месту, где Большой Бесхвостый дрался с Укушенным. Добравшись туда, они перешли на легкий шаг. Яркий Белый Глаз смотрел на проснувшиеся деревья, и гнев Громовника все еще плавал в воздухе.

Громовник был большой загадкой. Когда Волк был детенышем, Громовник заставил его бросить Большого Бесхвостого и уйти на Гору. Позже, когда Волк убежал, Громовник был разгневан. Потом он простил Волка, хотя ему и не разрешено было больше возвращаться на Гору. Все это было очень странно, но, если подумать, Громовник был самцом и самкой, охотником и добычей. Волку было не понять подобного существа.