Волшебная дуэль - Устинова Анна Вячеславовна. Страница 20

Куплет очень не понравился Ничмоглоту Берендеевичу, и он, зевая, произнес:

– Или замолчи, или я тебе сейчас устрою звон литавр.

– Вот именно, звон литавр, – угрожающе подхватила Татаноча, для наглядности хлопнув у него над ухом двумя крышками от котлов.

Козлавр, взвыв, отскочил к самой стене избушки, однако та, громко икнув, отбросила его назад в самую середину комнаты.

с трагическим пафосом произнес поэт-сатирик.

– В последнем ты ошибаешься, – сказала Ядвига Янусовна. – В черном деле сегодня ты нам просто необходим.

– Без тебя никакое колдовство не получится, – подтвердила Луша.

– В таком случае, требую к себе уважения как к ценному специалисту и уникальному дарованию, – немедленно сменил тон Козлавр. И, капризно затопав передними копытами, добавил: – И попрошу мной не икать.

Избушка хихикнула и легонько подбросила поэта-сатирика в воздух.

– И кидаться мною тоже не надо, – снова обиделся тот.

– Хватит трепаться! – призвала Козлавра к порядку Татаноча. – Время не ждет. Упустим момент, и пиши пропало.

Они принялись за работу. Гуля к этому времени уже снова раскочегарила печь, и теперь там трещало, гудело и жалобно ухало. Верх печи уже раскалился докрасна, в избушке сделалось жарко.

– Вы там полегче! – сердито прокричала со стропил кукушка из ходиков. – А то перегреемся и остановимся! Некому разбудить завтра будет.

– Ничем не можем помочь, – ответила Ядвига Янусовна за сестру, ворочащую кочергой дрова в топке. – Нам колдовство высокой температуры нужно. А если вам так уж не можется, летите на улицу проветриться.

– Сыро там, просквозит, – брезгливо откликнулась кукушка.

– Тогда терпите, – посоветовал Ничмоглот Берендеевич. – Пар костей не ломит.

Однако и ему, похоже, стало жарковато. Сперва леший снял зеленую джинсовую куртку, затем избавился от зеленой майки, обнажив густо поросший травянисто-зеленым волосом торс.

Ядвига Янусовна поморщилась:

– Ничмоглот, ты ведешь себя неприлично. Здесь дамы.

– Извиняйте, – смутился леший и спешно натянул майку. Три сестры-ведьмы наполнили котел водой и, с трудом подняв его, поставили в печь.

– Мог бы, между прочим, женщинам помочь, – покосилась на Козлавра Тата.

торжественно продекламировал поэт-сатирик.

– Тьфу! Болтун ты и пустомеля, даром, что козел, – проворчала Тата.

– Не понял подтекста, – уже приготовился обидеться Козлавр.

– В этом и заключается твое гибридное счастье, – съязвила Татаноча.

– Я попросил бы уважать мое происхождение, – вскипел поэт-сатирик. – А то и я мог бы высказаться по поводу некоторых. Материала и мотивов достаточно. Но я существо цивилизованное, воспитанное. А потому выдерживаю тактичную паузу.

– Вот демагог выискался на наши головы, – заохала Ядвига Янусовна. – И зачем только мы его с собой сюда потащили. Убеждала ведь тебя, Тата, уговаривала. Уж какого-никакого козла местного бы нашли. Товар не редкий. Везде навалом. А этот сатирик, – ткнула она узловатым подагрическим пальцем в сторону Козлавра, – даже, по сути, и не козел. Так, непонятно что. Серединка на половинку.

– Вы, Ядвига Янусовна, тоже в определенной степени наполовинку, – дрожащим от обиды голосом проблеял Козлавр, намекая на ногу из кости мамонта.

Но Ядвига тут же нашлась:

– Нам, Бабам-ягам, искусственная нога по инструкции полагается.

– А ну прекратили! А ну за дело взялись! – взвизгнула Татаноча. – Котел выкипает!

Все, кроме Ничмоглота, кинулись было к печке, однако Ягуля Янусовна с криком: «Не мешайте! Посторонитесь!» – махнула котлу рукой. Тот степенно выплыл из печи, преодолел добрую половину дома и приземлился посередине стола.

Сестры-ведьмы и сестры-яги собрали по избушке целую груду колдовских ингредиентов и, едва часики, продолжавшие тикать на стропилах, надтреснуто прокуковали двенадцать, организовали вокруг стола хоровод, каждый из участников которого по очереди кидал в котел что-нибудь из кучи, наваленной на столе.

Три ведьмы, не переставая, с завыванием бормотали заклинания, а вода в котле, невзирая на то, что он давно улетел с огня и стоял теперь на холодном столе, продолжала бурлить и дымиться. С каждым новым пучком травы, либо копченой птичкой, либо еще какой-нибудь мерзостью, пар менял цвет, становясь то синим, то зеленым, то красным и, наконец, с последней порцией колдовских ингредиентов, сделался густо-черным, словно воздух наполнился горящей смолой.

– Получилось! Получилось! Получилось! – радостно захлопали в ладоши три сестры-ведьмы.

А две сестры-яги в унисон застучали по полу избушки своими искусственными ногами.

Избушка проснулась и возмутилась:

– Полегче, пожалуйста! Мне же больно!

Однако сейчас никто из Темных не обратил на нее внимания. Теперь все взгляды были устремлены на Козлавра. Тот расценил столь повышенное внимание по-своему и в замешательстве проблеял:

– Что-то музы мои пока молчат, и рифмы по случаю не рождаются.

– Не трудись, дорогой, – вкрадчиво проговорила Татаноча. – Стихи нам сейчас твои не нужны. А вот сам ты нужен.

Козлавр, почуяв подвох, задрожал всем телом.

– Я-то зачем? – поинтересовался он. – Как известно, гибриды колдовать не умеют.

– А нам не это нужно, – таким же ласковым тоном произнесла Луша. – Нам требуется черный козел.

Поэт-сатирик, облегченно переведя дух, развел руками:

– Во-первых, по меткому замечанию многоуважаемой Ядвиги Янусовны, я не совсем козел, а существо гораздо более высокого порядка. И, самое главное, совершенно не черной масти, а наоборот, абсолютно белой.

– А нам нужен черный, – тоном, не допускающим возражений, сказала Татаноча. – И раз нам так нужно, значит, так тому и быть.

И не успел Козлавр даже рта раскрыть, как вся компания, набросившись на него, крепко связала его ноги и руки пахнущими дегтем веревками и принялась сдирать с него одежду.

– Произвол! Попрание гражданских прав! – завопил было поэт-сатирик, однако ему немедленно заткнули пасть его же собственной майкой.

Козлавру оставалось лишь дергаться, но и это не помогло. Схватив по охапке ветоши, сестры-ведьмы окунули их в котел и начали тщательно обмазывать Козлавра с ног до головы черной жижей. Они трудились до той самой поры, пока несчастный поэт-сатирик равномерно не окрасился в радикальный черный цвет. Ведьмы придирчиво оглядели дело рук своих и, удовлетворившись результатом, извлекли из пасти кляп.

Поэт-сатирик приготовился дать оскорбителям достойную отповедь, однако не тут-то было. Из его уст не вырвалось ни единого слова. Он лишь жалобно блеял, как самый заурядный козел.

– Получилось! – с довольным видом воскликнули сестры-яги, потирая руки.

Козлавр продолжал блеять, но теперь уже не от возмущения, а от леденящего ужаса. Ибо вдруг обнаружил, что вместе с утратой дара речи у него пропали руки и торс. Он действительно превратился в обыкновенного черного козла. Кроме того, от него явственно потянуло серой. Впрочем, последнего явления вообще никто не заметил. Вонь в избушке по-прежнему стояла ужасная.

Темные радостно подхватили козла и на счет Ничмоглота Берендеевича «три-четыре» зашвырнули несчастного, потерявшего привычный облик гибрида на стол рядом с котлом, в котором продолжала бурлить жидкость, исходя черным паром.

«Сейчас резать будут, – промелькнуло в мыслях у Козлавра. – Прирежут и принесут в жертву. С них станется».

Бабы-яги принесли широкий медный таз, в каком нормальные люди обычно варят варенье.

Козлавр на столе дрожал мелкой дрожью. «Что они задумали? Что они задумали? – пытался он разгадать коварные замыслы еще недавних друзей. – Ах, зачем я раньше не спросил. Сидел бы себе тихо в родном Магинбурге, занимался бы творчеством. Так нет. Потянуло на авантюры».