Сказки Уотершипского холма - Адамс Ричард. Страница 7

— Нет, не такой. Он всегда остается молодым, — ответил Пятый.

— А ты когда-нибудь его видел?

— Ты же знаешь, что нет.

— А кто его родители?

— Нам этого никто не говорил. Но ты, должно быть, помнишь древние предания про те далекие времена, когда мир был еще так молод. Давным-давно, когда Господин Фрис создал животных и птиц и все они еще дружили друг с другом, Эль-Ахрейра тоже был среди них. И что отсюда следует? А то, что Эль-Ахрейра никогда не стареет, — во всяком случае, если и стареет, то не так, как мы.

— А я считаю, что стареет. Еще как стареет! Он не может не стареть.

Спор в «Улье» продолжался так долго, что вокруг маленькой компании собралось множество кроликов. В конце концов, Лохмач подвел итог затянувшейся дискуссии.

— Если он никогда не стареет, как он может быть настоящим кроликом?

— Сдается мне, про это есть какая-то сказка. Только я никак не припомню, о чем она. Напомни-ка мне, Одуванчик, что это за история?

— Ты имеешь в виду сказку об Эль-Ахрейре и Трех Коровах?

— О Трех Коровах? — перебил кроликов Лохмач. — А какое, черт возьми, отношение имеют коровы к Эль-Ахрейре? Ты, наверно, что-то путаешь.

— Ну, если хотите, я могу поведать вам эту историю, — отозвался Одуванчик. — Расскажу ее слово в слово, в точности так, как сам услышал ее в те далекие времена, когда мы еще не перебрались в эти места. Клянусь, что ничего не прибавлю и не убавлю, но даже не буду пытаться объяснить вам, в чем там смысл. Просто послушайте — а выводы уж делайте сами, если хотите. Ничего больше я не могу вам предложить.

— Ты совершенно прав! — воскликнул Лохмач. — Ну давай, рассказывай свою сказку. Ничего себе: Три Коровы!

— Вы все, конечно, знаете, — начал рассказ Одуванчик, — что когда-то Эль-Ахрейра жил на этих самых заливных лугах. Жизнь его мало чем отличалась от нашей: он веселился, грыз зеленую траву и время от времени, если ему хотелось стащить немножко свежей флейра — салата или капусты, — совершал дерзкие набеги на огороды, что располагались у подножья холма неподалеку от большого дома. Счастье, казалось, будет длиться вечно, но вскоре Эль-Ахрейра стал замечать, что с ним творится что-то неладное… Он хорошо понимал, в чем было дело. Он старел. Эль-Ахрейра почувствовал, что его острый слух стал не таким чутким, как в молодости, а правая передняя лапа стала неметь.

И вот однажды поутру, когда Эль-Ахрейра грыз на завтрак свежую сочную траву, он увидел птичку-овсянку, которая кружила над колючими кустами боярышника и можжевельником. Наконец Эль-Ахрейра догадался, что птичка хочет ему что-то сказать. Птичка-невеличка то порхала у него над головой, то молча прыгала с ветки на ветку — она явно робела, не осмеливаясь заговорить с кроликом.

Эль-Ахрейра терпеливо ждал, пока птичка наберется храбрости, чтобы обратиться к нему. И наконец — или это ему показалось? — овсянка ясным и чистым голосом пропела:

— Подожди, птичка, не улетай! — попросил Эль-Ахрейра. — Объясни мне, что все это значит и что мне нужно делать?

Но овсянка упорхнула прочь, повторив напоследок свою незамысловатую песенку:

Эль-Ахрейра присел на траву и задумался. Храбрости ему не занимать, рассуждал кролик про себя, но где он должен найти себе применение? И в чем? Какие великие дела его ждут? Как он может проявить свою смелость? В конце концов Эль-Ахрейра решил, что пора ему отправиться в путешествие и найти ответ.

Он спрашивал всех, кто попадался ему на пути, — и птиц, и жуков, и пауков, и даже желто-коричневую гусеницу, — и задавал им один и тот же вопрос: что нужно сделать, чтобы не стареть? Но никто не мог дать ответа. Много дней бродил Эль-Ахрейра по белу свету, и как-то раз повстречался ему на пути старый заяц, который сидел, подогнув задние лапы, на клочке зеленой травы. Был этот заяц весь в каких-то шишках и бородавках. Не говоря ни слова, он долго смотрел на путешественника; наконец Эль-Ахрейра, собравшись с духом, решился к нему обратиться.

— Попробуй слетать на Луну, — буркнул в ответ старый заяц, косо взглянув на него.

Эль-Ахрейра понял, что старый заяц знает больше, чем говорит, и подумал, что надо надавить, чтобы тот сказал ему всю правду. Подойдя к зайцу поближе, Эль-Ахрейра произнес:

— Ты больше меня и бегаешь быстрее меня, но я обязательно заставлю тебя рассказать мне все, что ты знаешь, чего бы мне это ни стоило. Наверное, ты думаешь, что я один из глупых, любопытных кроликов, который пришел попусту отнимать у тебя время. Но это не так. Я хочу найти ответ загадки, которая, как заноза, глубоко засела у меня в сердце.

— Мне тебя жаль, — посочувствовал заяц. — Ты сам себе поставил невыполнимую задачу: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Зря только силы тратишь на дурацкие поиски.

— Нет, ты все-таки скажи, что мне следует делать, и я выполню все в точности, как ты велишь.

— Ну, есть один способ узнать то, что ты хочешь. Можешь попробовать. Тайну эту хранят Три Коровы, и никто, кроме них, о ней никто ничего знать не знает и ведать не ведает. Слышал когда-нибудь о Трех Коровах?

— Нет, — отвечал Эль-Ахрейра. — У нас, кроликов, с коровами нет ничего общего. Я, конечно, видел коров, но никогда не имел с ними дела.

— Я понятия не имею, где их можно найти, — продолжал старый заяц. — Но если тебе удастся узнать тайну, которую скрывают Три Коровы, — твои поиски обязательно увенчаются успехом.

И на этом старый заяц, прекратив беседу с Эль-Ахрейрой, погрузился в сон.

Где бы ни оказался Эль-Ахрейра, везде и всюду он пытался разузнать, где найти Трех Коров, но в ответ слышал лишь издевки и насмешки. И тогда Эль-Ахрейра понял, что своими вопросами он выставляет себя на посмешище. Иногда его нарочно вводили в заблуждение, посылая в такие места, где коровы отродясь не водились, и тогда он огорчался, что его обвели вокруг пальца, приняв за простачка. Но, несмотря ни на что, Эль-Ахрейра и не собирался сдаваться.

Однажды, в начале мая, когда день стал клониться к вечеру, Эль-Ахрейра отдыхал в тени цветущей дикой сливы. Небо было безоблачным, но закатное солнце уже тонуло в серебристой сумеречной дымке. И вдруг прямо над головой Эль-Ахрейра услышал знакомый щебет маленькой певуньи, прятавшейся в густых нижних ветвях дерева.

— Ах, что ты такое говоришь, маленькая птичка-овсянка! — тотчас же вскочив, воскликнул Эль-Ахрейра. — Скажи мне, где это место? В какой стороне?