Рецепт идеального лета - Заровнятных Ольга. Страница 5

Я сидела в засаде и вдруг поняла, что со стороны смотрюсь так же, как Костик, когда он охотился за арбузами на задворках магазина. Мне еще только баррикады из ящиков не хватает для полноты картины. И потом, я как-то упустила из виду, что, когда все уже будут в своих кроватях, мое отсутствие заметят и меня хватятся. И тогда – прощай, возможность приключения.

Так что я подскочила и торопливо пошла в корпус. Вышедшие из-за деревянных уличных туалетов ребята посмотрели на меня с удивлением: в это время все уже были в своих корпусах, и только отчаянные тусовщики прятались в сумерках от вожатых. Ни Костика, ни Дениса я среди парней не заметила.

Когда я вошла в наш корпус, все уже укладывались и даже не обратили внимания на мое появление – благо моя койка стояла ближе всех к двери. То есть не обратили бы, если бы не Наташка. Она посмотрела пристально на меня, раскрасневшуюся от быстрой ходьбы, и с подозрением спросила:

– Где это ты по ночам шаришься?

– Гуляла, – ответила я как можно непосредственней.

– Одна? – подчеркнула Наташа.

– Нет, вдвоем, – ответила я. С удовлетворением отметив, что Наташка выпучила от изумления глаза и все затаили дыхание, я веско закончила в полной тишине: – С тенью.

Кто-то хмыкнул, тотчас зашуршали простыни, заскрипели койки. Можно было подумать, что все только что проснулись, а вовсе даже не готовились ко сну. Среди воцарившегося оживления громко прозвучал вопрос Наташи, не желавшей так запросто сдавать свои позиции:

– Денис и за тобой теперь таскается, как тень? – Она откинула со лба густую черную челку и смотрела на меня в упор вызывающе, самоуверенно. А у меня, как обычно в таких случаях, пропал дар речи. Надо было, конечно, ответить ей хоть что-нибудь. Ну, пусть не слишком остроумное и колкое, но хоть что-то.

Однако пока я перебирала в голове варианты ответов, момент был упущен. Все улеглись, свет в корпусе погасили, и постепенно на лагерь снизошел сон. Я не спала. Я терпеливо выжидала, когда у последней из ворочающихся девчонок выровняется дыхание.

В моем городе даже по ночам никогда не бывает абсолютной тишины. То машина проедет, то вдали пронесется электричка или скорый поезд. Кстати, вот, замечал ли кто из вас, что далекий звук электрички в ночной тишине звучит как гудение комара? Но это бы ладно, подумаешь, комар. Когда за стеной неожиданно на несколько минут включали дрель – вот это да. Или, что намного чаще, скандалили соседи…

Так вот в лагере абсолютной тишины тоже не было. А я ведь за целый месяц даже не заметила этого. Потому что слишком крепко спала. Засыпала вместе со всеми и спала вплоть до утренней побудки. И я не о сопении и даже всхрапах девчонок сквозь сон сейчас говорю – вместе с ночью в мир пришли особые, ночные звуки и особый, призрачный свет.

Я приподнялась на постели и осмотрелась: комната застыла безо всякого движения. Луна заливала ее голубоватым светом, так что все предметы в комнате: кровати, их спинки, вещи, висящие на них, тумбочки – все казалось завалено снегом. Такой контраст с дневной жарой будоражил воображение.

Хотелось пройтись вдоль кроватей и, своими руками прикоснувшись к каждой вещи, убедиться, что это, к примеру, вся та же спинка кровати со сваленными на нее в три слоя вещами, а не сугроб, что лица спящих не покрыты тонким слоем льда, что стены не заиндевели.

Я взяла себя в руки, справилась с обуявшими меня фантазиями, натянула шорты и вышла из корпуса. Дверь, правда, слегка скрипнула, когда я ее прикрывала, но я не волновалась: я слышала, что та фаза сна у спящих людей, когда дыхание ровное, когда они заснули наверняка, – обычно самая крепкая и продолжительная. Значит, вряд ли меня кто-то хватится после ухода.

Но не успела я сделать и десяти шагов, как меня окликнули:

– Ты в туалет?

Я обернулась с досадой: это была Лена.

– Я с тобой! – заявила она и засеменила рядом.

Теперь с ее легкого решения мы шли в туалет.

– Я думала, все спят, – стараясь скрыть раздражение, заметила я.

– Я тоже так думала, – просто ответила Лена. – А потом вдруг ты встала и вышла. Это ты очень кстати сделала – я бы одна побоялась идти.

– Чего здесь бояться, – проворчала я.

Мы направлялись как раз туда, куда мне бы не хотелось, а именно – к карусели, возле которой, вполне вероятно, меня ждали Костик с Денисом. А ведь я-то планировала понаблюдать за ними незаметно, со стороны…

– Цикады… – между тем рассуждала Лена. – Я уже слышала их раньше, когда мы на море с родителями ездили. Но там они, между прочим, свои трели издавали в теплое время дня. А тут – ночью. Хм, забавно. Можно предположить, что они приспособились стрекотать в сумерки, чтобы от кого-то прятаться. В темноте.

– Прятаться в темноте? – автоматически повторила я.

– Ну да. Ты их днем здесь слышала? Я – нет. А сейчас – послушай!

Она наконец замолчала, нам как раз оставалось дойти какие-то жалкие метры до туалета, двигаясь по тропинке, лежащей параллельно футбольному полю и отделенной от него деревьями. И мы уже почти миновали карусель, как вдруг Лене вновь приспичило проявить свою эрудицию:

– А вот южноамериканская цикада стрекочет, как паровоз! Свист такой издает, как свисток паровоза, представляешь?.. У некоторых видов цикад личинки живут семнадцать лет! Семнадцать! В земле, в полной неподвижности! Это потрясающе!

– Что же тут такого потрясающего? – буркнула я, силясь разглядеть в просветы между деревьями, есть ли кто на поле.

– Ну как же?! – возмутилась Лена. – Семнадцать лет провести в неподвижности только ради того, что потом прожить полноценной жизнью пять недель. Семнадцать лет – ради пяти недель! В Китае, между прочим, цикада из-за этого считается символом долголетия, вечной молодости и даже бессмертия.

– Бессмертия… – повторила я.

– Бессмертия… – эхом повторил кто-то за мной из кустов.

Лена взвизгнула и шарахнулась прочь. Я замерла.

– Прикольно, – из кустов вышел Костик, следом за ним Денис. – Не только сама пришла, но и хвост привела. Такой жирный умный хвост, – весело сказал он.

– Это лучше, чем быть дистрофичным тупым… хвостом, – проговорила Лена. Видимо, она быстро справилась со своим испугом и вернулась за мной.

Костик проигнорировал ее слова и вновь обратился ко мне:

– А мы уже думали, ты не придешь.

– Ну да, – Денис подошел поближе. – Проспишь…

– Или струсишь, – добавил Костик. – Ладно, пошли. А то упустим его.

Я оглянулась в сторону Лены – ее не было видно в темноте. И не ясно было, вернулась она в корпус или наблюдает за нами издалека. Позвать ее я не решилась, вдруг бы мой крик еще пол-лагеря перебудил. Да и что бы я крикнула: «Лена, пойдем с нами на пришельца смотреть»?

Протиснувшись сквозь колючие ветки, рискуя выколоть глаза и расцарапать лицо, мы оказались на поле. Совершенно пустое поле. Я разочарованно посмотрела вдаль: в темноте сливовые деревья выглядели ниже, чем были на самом деле, будто на корточки присели, – если бы деревья могли это сделать.

Зато моя любимая карусель смотрелась зловеще, словно виселица. Чтобы развеять свой страх, я подошла к ней поближе, прикоснулась к безжизненно висящей перекладине.

– Решила покачаться? – раздался голос Костика совсем рядом со мной, я вздрогнула. – А что? Тема! – он взялся за перекладину вместо меня, я торопливо отошла на безопасное расстояние.

Карусель слегка заскрипела, и Костик полетел по кругу. С его длинными ногами быстро разогнаться не составляло труда. Я подумала, что Костик и сам похож на эту карусель – нескладный, тощий, высокий, и руки у него – как веревки, и кисти – как перекладины.

Я представила себе Костика, вертящегося на одном месте с прицепившимися к нему детишками, и невольно заулыбалась. Вот говорят некоторым острякам: «Тебе бы в цирке клоуном работать!» Костику можно было бы предложить работать на аттракционах каруселью. Или он обидится?

Пока я решала, достаточно ли безобидную остроту придумала, Костик уже закончил качаться и подошел к нам.