Сокровище магов - Евлогиев Иван. Страница 38

— Стойте! У меня такое чувство, что мы двигаем­ся в запутанном лабиринте, из которого нет надежды выбраться, если не принять немедленно мер, — сказал профессор Мартинов, останавливаясь. Вокруг него сгрудились остальные. — Карта нас ведёт вперёд пра­вильно, — обратился он к Хромоногому, — это пока­зывает и мой компас, но она не обеспечивает нам воз­вращения, если мы не отметим пройденный путь. Ещё не поздно это сделать. Я определяю для этого Павлика и Элку — пусть они займутся маркировкой. А мы с вами должны ещё раз взглянуть на план, чтобы не за­блудиться.

— Проверим! — с готовностью согласился Хромо­ногий и протянул пергамент профессору.

— Да-с! Вот что говорят объяснения в карте, — сказал профессор, рассмотрев поданный ему перга­мент. — «От озера «Богиня Долины» пойдёшь вдоль берега по знаку водораздела до пульсирующей геенны. Скалы тут послушней мудрецов. Для терпеливых и до­брых намерений солнце всегда будет снова светить над головой, а каждый, кто посягнёт здесь на сокровищ­ницу духа великих магов, найдет свою смерть. Тропинка Кузнецов самая краткая, но по ней не должно про­никать никакое непосвящённое око. Остров спасённых есть середина». [9] Профессор умолк. По его лицу заиграла непонят­ная улыбка.

— Ну, Тусун, как ты это всё понимаешь? — обра­тился он к Хромоногому.

— Понимаю-то слабо. Но сокровище магов дол­жно быть, пожалуй, тут, — ответил он.

— Слабо, говоришь, понимаешь. Правильно. А дру­гого письма какого-нибудь не было разве?

— Было письмо, по-турецки писано, отдельно от карты.

— Что же в нём говорилось?

— Какой-то внук Кузнеца говорит в нём, что пе­ренёс все книги, хранившиеся веками, из подземелья в своё родовое хранилище, чтобы они были у него под рукой. А на что мне нужны книги? Я оставил это пись­мо дома. Мне сокровищница нужна, а не книги.

Профессор Мартинов рассмеялся.

— Эта тропинка приведёт нас к какой-то пульси­рующей геенне, к какому-то Острову Спасённых, а не к сокровищнице! — сказал он Хромоногому.

— Оттуда мы пройдем к сокровищу! — сказал не без страха Тусун.

Наступило молчание. Каждый обдумывал про себя то, что было сказано в древнем пергаменте.

— Ну что ж, идём дальше. Все равно: клад или остров там, мы должны дойти до конца нашего путе­шествия, а на месте уже решим, что нам делать даль­ше, — сказал профессор и пошёл вперёд. За ним по­следовали Хромоногий, Медведь, Элка и Павлик. Элка и Павлик делали стальными остриями шила метки на скалах.

Тропинка становилась всё уже, но зато свод стал уходить всё выше, с него свисали сталактиты, а ржаво-коричневые гематитовые породы сменились серым мел­козернистым гранитом, в котором были инкрустиро­ваны блёстки халкопирита и галенита. Частые поворо­ты стали встречаться на каждом шагу, так что группа вытянулась в извивающуюся вереницу. Постепенно по­вороты приобрели определённую форму. Это уже не были изгибы длинного пути, а петли вокруг белых мра­морных колонн исполинской толщины. Колонны посте­пенно становились всё более разреженными, наконец их густой лес поредел настолько, что превратился в огром­ный колонный зал, где сталактитовые и сталагмитовые образования поражали человеческий взор.

— Нет никакого сомнения, что только карстовое явление может создать такую роскошь и изящество! — прошептал профессор. — Если я не ошибаюсь, то слы­шу шум воды. Она нам расскажет больше. Найдём её!

Профессор повёл свою разношёрстную группу впе­рёд, в сердце подземного мира, забыв обо всех кладах на свете и о всех противоречивых интересах.

Перед его глазами раскрывалось невиданное бо­гатство — пещерный мир. Для него это не были толь­ко изящные формы, а длинное и увлекательное повест­вование. Каждая застывшая капля, каждая стройная колонна говорила с ним на языке пламенного сердца, которое сжимается и бьётся перед образом воплощён­ной мечты. Тысячелетия шептали ему о своих невзгодах, стремлениях материи воплотиться во всё более совер­шенном и организованном образе. Катаклизмы, дли­тельные тихие процессы, монотонные часы и века не­проглядной ночи, в которой ничего не спало под покро­вом мрака, теперь говорили о них громкими отголо­сками, отзвуком равномерных шагов.

Среди шагающих с ним были однако и такие, серд­це и душа которых не были затронуты красотой.

Хромоногий разнюхивал как ищейка за каждой ко­лонной, за каждым изгибом пути: кружевные декорации для него были всего лишь препятствием по дороге к кладу.

Павлик и Элка шли рядом.

В этом лабиринте они не сделали ни одной чёр­точки, ни одной метки. Ведь это было бы кощунством!

Чабан сначала держался одиноко в сторонке, но не скучал. Он все чаще приближался к молодым лю­дям, проявлял любознательность. А они были рады по­делиться с ним тем, что знали сами, и объясняли ему, что могли. Это сближало их и, в конце концов, они по­шли вместе.

— Детки, берегитесь! Спрячьтесь за какую-нибудь колонну и держитесь крепче! — раздался вдруг встре­воженный голос профессора.

На мгновение они оцепенели. Но увидев, что про­фессор, а за ним Хромоногий бегут перед растущей за ними пенящейся стеной воды, они, в свою очередь, по­спешили отбежать в сторону, укрылись от удара водя­ного вала, который быстро вырастал и пенился как мор­ская волна. Вода настигла их, когда они уже крепко держались за руки чабана. Исполин уперся в две со­седние каменные колонны и удержался против напора воды. Она прошумела вперёд, разбиваясь на тысячи брызг, и, словно сделав своё дело, быстро хлынула обратно. Их залило приятной тёплой струей.

«Что это было такое»? — спрашивал себя каждый. Профессор Мартинов и Хромоногий подбегали с другого конца зала, так же мокрые до колен. В это вре­мя сильный, всё нарастающий гул, подобный реву ка­кого-то подземного титана, стал раздаваться в подзе­мелье. Воздух наполнился разнообразными шумами и всем стало казаться, что через мгновение их поглотит нечто чудовищное, страшное …

Элка вцепилась в руку чабана с криком, звучав­шим ужасом человеческой беспомощности.

Последовало нечто вроде тяжёлого вздоха, плеск воды раздался как оглушительная пощёчина. Затем все увидели, как к своду взлетели тонны воды, разбились о потолок, а потом, усмирённые, обрушились на пол и тоже устремились назад.

Наступила мучительная тишина. В ушах ещё стоял оглушительный вой разъярённой и утихомирившейся водной стихии.

Всё заглохло, как после грозового ливня. Крупные капли падали со свода, как летом капает из водосточ­ных труб после дождя. Одновременно с этим пахнуло горячим воздухом, насыщенным парами как в бане.

О красоте уже не мог думать никто, ужас оказал­ся убедительнее и гораздо доступнее для всех.

Первым пришёл в себя профессор.

— Детки, вы промокли? — спросил он машиналь­но, собираясь с мыслями.

Элка выпустила руку чабана и вцепилась в про­фессора.

— И вы не менее мокрый, — ответил Павлик.

— Да-с! — промолвил профессор рассеянно. Было явно, что мысли его заняты другим.

— У меня есть верёвка, — сказал он вдруг. — Я обвяжусь ею, а вы дружно держите конец. Я спущусь поглубже, чтобы посмотреть, как обстоит дело.

— Нет, это сделаю я! — предложил Павлик.

— Ты? — Профессор пристально посмотрел на него поверх очков. — Ну, хорошо. Принимаю. Смелость — добродетель. Обвяжись понадёжней. Даже если мы ри­скуем вторым извержением воды, струя не в состоя­нии — по крайней мере в том виде, как она нам пред­ставилась — причинить тебе вред. Что касается тёпло­го купания, я бы сказал, что в данную минуту оно при­ятно, а потом мы что-нибудь придумаем, чтобы высу­шиться.

Не дожидаясь нового приглашения, Павлик развя­зал рюкзак профессора, достал верёвку и обвязался ею вокруг талии. Затем он протянул ему ружьё с много­значительным взглядом, не укрывшимся от внимания Хромоногого, и пустился бегом вглубь подземелья. Свет его фонарика подпрыгивал и метался на бегу, а лам­па пыталась напутствовать его, насколько могла. Наконец, вместо Павлика осталась только светлая точка. Тонкая крепкая верёвка натянулась.