Тайны поселка Званцево - Валевский Александр Александрович. Страница 14
Лешка и Борис широко открытыми от удивления глазами смотрели то на своего друга, то на странную девчонку.
Она собрала вещи и, указывая на Котьку, сказала:
— Снесите его на пляж. Там есть кафе-ресторан. Напоите вашего дружка горячим чаем с лимоном — и он придет в себя.
Лешка и Борис недоумевающе переглянулись.
— Ну, что вы онемели, что ли? — спросила она строго. — Деньги у вас есть?
— Не-е-ет, — сказал неуверенно Лешка.
Она покопалась в сумочке и, достав рубль, бросила его на песок:
— Действуйте!
И пошла по воде к берегу, весело напевая:
Больше они никогда ее не встречали.
Ребята рассказывают, что Котька стал неузнаваемо тих, скромен и уже не похваляется своей силой. Он по-прежнему избегает девочек и не дружит даже с одноклассницами. Но если кто-нибудь из ребят отзовется о девочках пренебрежительно, он неизменно замечает: «Брось трепаться! Помолчи уж лучше! Сам ты — пигалица!»
Фруктовый десант
— Одну минуточку, гражданин! Не бросайте! Прошу вас… — услышал я за своей спиной торопливый и энергичный мальчишеский голосок.
Я обернулся.
На тротуаре стояли мальчик и девочка. Оба смуглые, худощавые, синеглазые, похожие друг на друга, как брат и сестра.
— Извините, пожалуйста, — сказал мальчик, сконфуженно перекладывая портфель из одной руки в другую. — Не могли ли бы вы отдать нам семечки этого яблока?
Очевидно, на моем лице появилось удивление или я выразил его слишком явно невольным жестом, но только мальчик, не дождавшись моего ответа, пояснил:
— Вот от этого яблока, которое вы только что ели…
Я действительно ел яблоко, стоя у газетного киоска и дожидаясь «вечерки». Сейчас в руках у меня была его обкусанная сердцевина с тускло поблескивающими черными семечками. Я бы выбросил этот объедок в урну, если бы мальчик не остановил меня.
— А на что вам эти семечки, ребята? — спросил я. — Вы что, юные натуралисты, садоводы?
— Да, мы садоводы, — подтвердил мальчик. — Мы мичуринцы.
— Вот как! — сказал я, разглядывая ребят.
Девочка была в шерстяном школьном платье с тугонакрахмаленным белоснежным передником. Мальчик — в форменных брюках и спортивной тужурке, на рукаве которой пламенели две нашивки. Отлично отутюженные шелковые пионерские галстуки придавали ребятам нарядный вид.
— Я не понимаю только одного, — сказал я. — Если вы мичуринцы, то разве у вас нет своих семян. Город завален яблоками. Вы что же, вот так и пристаете ко всем, кто ест на улице яблоки?
— Нет, мы ни к кому не пристаем, — поспешно прервала меня девочка, заливаясь румянцем. — У нас нет такой привычки. — В голосе ее послышались нотки обиды. — Мы увидели, что вы едите какое-то необыкновенное яблоко, странной грушевидной формы. И нам захотелось получить семена этого яблока.
— Однако вы наблюдательны, ребята. Верно, я ел не простое, а замечательное яблоко. К сожалению, я не знаю, как оно называется. Но оно приехало из Франции.
— Вот в том-то и дело! — воскликнул с удовлетворением мальчик. — Мы же и говорим. Разве бы мы стали зря приставить из-за грушевки, барвинки или белого налива.
— Ну, что ж, пожалуйста, — сказал я. — Только дайте мне чем-нибудь выковырнуть семечки.
Мальчик и девочка поспешно открыли свои школьные портфели. Девочка вытащила голубой листик промокашки, а мальчик остро отточенный карандаш. Орудуя этим инструментом, я выковырнул на промокашку несколько спелых миндалевидных зернышек и подал мальчику.
Ребята радостно улыбнулись, поблагодарили меня и хотели было уже пуститься бегом, но я остановил их:
— Эй, эй, садоводы! Погодите! Я хочу знать, на участке какой школы будет произрастать моя сладчайшая француженка?
Мальчик с сожалением вздохнул и развел неопределенно руками.
— У нас нет своего пришкольного участка, — сказал он с легким оттенком досады, но тут же весело улыбнулся: — Это ничего! Пускай! Мы-то не горюем!
Он подмигнул своей спутнице и ободряюще посмотрел на меня, словно боялся, что я стану ему сочувствовать.
Девочка одобрительно кивнула головой и сказала:
— Мы сажаем свои сады всюду.
— Как это — всюду? — спросил я с недоумением.
— А так. Всюду, — подтвердил мальчик. — Наши сады растут всюду, везде, где только есть свободная земля. У нас вся школа такая… юннатская школа. Мы как поедем на какую экскурсию или пойдем в туристский поход, так обязательно по всем даже самым глухим местам всюду посадим семена фруктовых плодов: и груш, и яблок, слив, вишен, черешен… Непременно. Наши деревца теперь везде растут вокруг Ленинграда. Это у нас называется: «высадить фруктовый десант». Вы когда будете за городом, поглядите. Есть там и старые яблоньки, сохранились, — те еще до войны посажены. Это нам директор школы рассказывал, что всегда так и до войны было. В этой школе такая…
Мальчик запнулся, нахмурил брови что-то вспоминая.
— Вот слово нужное забыл, — сказал он с досадой и с надеждой посмотрел на свою спутницу.
— Тра-ди-ция… — подсказала девочка.
— Вот-вот, традиция, — подтвердил обрадовано мальчик. — В нашей школе такая традиция. Ой! Нам пора! — спохватился он. — Вы извините, а то мы опоздаем. До свиданья. Заговорились мы…
— Бегите, бегите, ребята, — сказал я. — Желаю вам успеха. До свиданья!
Прошел год. Может быть, я и не вспомнил бы об этой встрече, если бы не моя весенняя поездка в Москву. Возвращался я из столицы в начале мая. Еще подъезжая к Ленинграду, я видел из окна вагона яблоневые сады, овеянные ароматными облаками белоснежного цветенья. И мне не казалось странным, что, часто бродя вдали от жилья, просто в поле, на опушке леса, вдоль берегов пустынной реки или у пыльной дороги, я встречал белоснежные деревца, источавшие пряный медовый аромат. Я знал, какие «ветры», откуда, из каких далеких питомников забросили на безлюдные окраины эти волшебные зерна. Они взошли, занялись зелеными побегами, выросли и вот стоят пленительными белыми видениями рядом с соснами, елями и березками, как их родные сестры.
Я с благодарностью вспомнил о своих маленьких знакомцах, юных энтузиастах — мичуринцах, садоводах. Я вспомнил о моей нечаянной встрече с ними, и мне захотелось рассказать об этом другим ребятам.
Ремешок
В воскресный день с самого утра на школьном катке толпились ребята. Безветренная, тихая погода и легкий морозец радовали всех. В самом деле, чего же лучшего можно желать для конькобежного соревнования! К двум часам дня оно уже подходило к концу. Осталась только последняя дистанция — пятьсот метров.
Ясно определились два лидера: Коля Сизов из шестого «в» и Витя Баландин, учившийся в шестом «а». По сумме очков у обоих были равные результаты. Теперь всё решала пятисотметровка.
Болельщики горячо обсуждали успехи и неудачи своих друзей-одноклассников. Кое-где споры приняли настолько бурный характер, что ребят пришлось разнимать. Друг Баландина Мишка кипятился и кричал больше других: «Баландин всё равно обойдет! Обойдет! Ура! Да здравствует Баландин!»
В шести забегах на пятьсот метров участвовало двенадцать бегунов. Волей жребия лидеры состязания Коля Сизов и Витя Баландин были разлучены. Сизову достался восьмой номер, он должен был идти в четвертом забеге, Баландину — номер два, первый забег.
Когда Баландин вышел на старт, наступила полная тишина. Лидер был почти на полголовы выше своего напарника. Как у заправского бегуна-скорохода, черные рейтузы и серый свитер плотно облегали его крепкую фигуру. Без шлема, с непокрытой головой, он озорно и бойко оглядывал столпившихся у старта ребят и всем своим независимым и победоносным видом как бы говорил: «Вот я вам сейчас покажу, как надо бегать!»