Загадка старой колокольни - Дрофань Анатолий Павлович. Страница 8

— Как это не будет? О чём вы?

— А так, — потёр руки блондин с голубыми глазами. — Вот разрабатываем проект, как бы эту колокольню положить на землю. Не нужна она, как выкопанный ихтиозавр… Только и смотри, чтоб самолёт, чего доброго, не зацепился за неё в тумане, только и остерегайся, чтобы дети на неё не полезли. А то бывает, она и молнию сюда притягивает… Бьют молнии!.. Здесь мы построим целый комплекс современных модерновых сооружений. Но, простите, о чём это мы с вами… Некогда… Так что вы можете искать своего пёсика…

Но дедушка почему-то стоял будто окаменелый.

— Так, так… — вздохнул он. — Вы, конечно, правы, что каждому поколению своя архитектура и своё лицо земли. А мне жаль…

— Хе-хе, — усмехнулся другой молодой человек. — Чего вам жаль?

— Жаль эту колокольню…

— Вон как… Жаль бабусе девичества, но не вернёшь… — И он засмеялся. — Так вы, может, хотели, чтобы и колокола подняли на колокольню и чтобы ударили в них. Смотришь, вы бы и перекрестились…

— Ну-ну, — нахмурился дедушка, — бойко говорите, юноша, весьма бойко… Только, видите ли, эта колокольня, давними пращурами нашими построена, помогала мне когда-то оборонять Советскую власть…

Услышав такое, молодые люди положили карандаши на ватман, закурили по сигарете и дедушке протянули:

— Курите…

— Нет, нет, спасибо, я уже не курю, — сказал дедушка, — давно не курю, потому что считаю, что курение ни к чему… Как то крестное знамение, о котором вы говорили…

— Простите, но всё же интересно, как же эта колокольня помогала вам вдруг оборонять Советскую власть?

— Э, дорогие мои товарищи, дело это прошлое… Ну, а коли интересуетесь, могу и рассказать. А вы, Жужу, — повернулся дедушка к нам, — поскольку уже освоили эту колокольню, поднимайтесь наверх… Вы разрешите им? — спросил дедушка у блондина с голубыми глазами.

— Ладно, пусть идут, — махнул тот рукою, — только осторожно, чтоб не упали. — Повернулся к дедушке: — Это же жизнь человеческая, понимаете…

— Если они ночью сумели побывать там, то теперь уже как по писаному. — Дедушка посмотрел на нас с доброй улыбкой.

Мы, конечно, не боялись идти наверх, но нам тоже хотелось услышать дедушкин рассказ, и я сказал:

— Ничего, дедушка, мы немного позже…

— Ну что ж, хорошо. Тогда подождите минутку, а потом вместе покарабкаемся… Мне тоже интересно побывать там, где я давным-давно, когда ещё был безусым и только-только начинал тревожить бритвой верхнюю губу, лежал.

— Может, звонарём работали? Или в монашеской рясе ходили? — снова подал голос один из троих.

Дедушка ничего не ответил на те слова, лишь взглянул на сказавшего это из-под насупленных бровей, делая вид, что не расслышал.

— Был я там, под куполом, в восемнадцатом году с «максимом», своим пулемётом. Завод наш тогда первым в городе восстал против оккупантов и гетманцев, вытурил их в три шеи прочь отсюда за реку, на луга. Тогда и заводские корпуса наши, и вот этот монастырь по соседству, и эта колокольня превратились в крепость. Рабочие день и ночь отражали атаки врагов. А моё место было вон там наверху, на колокольне. Ох, сколько хлопот задала она чужакам! К ней не подступиться, потому что на ней установлены орудия, на ней пулемётные гнёзда, вся она, как ёж, ощетинилась стволами. Тогда на заводе у нас говорили, что колокольня эта, возведённая далёкими пращурами, стала спасительницею нашей. Видно, были они не только мозговитыми строителями, но и воинами мудрыми — знали, где и как надо ставить её. А кладка-то какая! И мы, рабочие, смотрели на неё, на колокольню, как на хорошего и надёжного соратника в борьбе. А теперь, видите ли, она вам мешает. Ме-ша-ет! — Дедушка больше ничего не сказал, повернулся к нам и уже совсем тихо проговорил: — Ну, внучата, пойдёмте, поищем нашего пленника…

Круть действительно-таки оказался молодцом. Я уже надеялся, что он сбежал, потому что двери были открытыми, но когда мы поднялись наверх, он неожиданно выскочил из круглой комнаты и с радостным лаем кинулся нам навстречу.

Дедушка от нас отстал. Он на каждом шагу останавливался и подолгу задумчиво смотрел в окно. Может, просто отдыхал, а может, далёкие воспоминания задерживали его.

Наконец и он вошёл в круглую комнату.

— Так-так, — сказал, тяжело переводя дух, — всё как тогда. Нет, немного иначе. Не вижу больших колоколов. И часовой механизм полуразобран… А вот здесь я лежал со своим «максимом». Тогда, именно тогда и часы остановились, потому что уж очень пули гетманские их били. Может, тогда и те два зубчика…

Мы помолчали. Потом я вспомнил:

— Где же та птица сидела, что нас так напугала? Неужели в часах?

— Птица? — Дедушка отступил от стены, осмотрел большой чёрный ящик. — Да вон же гнездо сверху.

— Где? — подхватился Лёнчик.

Мы с ним тоже отбежали от стены, но наш куцый рост не позволял нам что-либо увидеть. А так хотелось! Тогда мы с Лёнчиком начали просить дедушку поднять кого-нибудь из нас.

Дедушка послушался и посадил меня на плечо.

Я и вправду увидел на ящике, хранившем часовой механизм, какое-то гнездо, чуть больше решета, сложенное из веточек. В нём два тёмно-белых, с бурыми крапинками яйца, размером с куриные. Одно из них я подал дедушке.

— О, да это же сокол… — сказал он. — Положи скорее обратно, и пойдёмте отсюда, чтобы его не напугать.

Когда мы уже были готовы к спуску на землю, дедушка тихо, словно про себя сказал:

— А они мудрят, как бы колокольню положить на землю…

Я заглянул ему в лицо, в глаза. Задумчивость и печаль прятались в них.

СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!

На следующей неделе мы принесли в «Глобус» фотографии. Друзья наши рассматривали их с огромным интересом. Добрую половину урока мы рассказывали о своём путешествии на колокольню и о всех приключениях. Любовь Васильевна улыбалась и удивлялась.

Наконец сказала, чтобы мы как можно скорее написали письмо Вилли Кюнте и послали ему фотографии.

— Любовь Васильевна, но мы очень бы хотели вложить туда ещё и этот сувенир… — И Лёнчик вынул из-за пазухи колесико величиной с блюдце.

— Что это?

— Из тех часов.

— Но зачем вы его оттуда вытащили? — насторожилась наша руководительница. — Оно же там нужно.

— Нет, — начал объяснять Лёнчик. — У него не хватает двух зубчиков. Кроме того, оно погнуто. Да и часовой механизм разбит, он годится разве что на свалку…

— Ну что ж, пусть будет по-вашему, — согласилась Любовь Васильевна. — Возможно, подарок ваш принесёт радость Вилли Кюнте.

На следующем занятии длинное письмо, в котором мы рассказывали и о себе, и о нашем городе, и о смешных приключениях на башне, мы положили вместе с колесиком в коробочку. Её обернули толстой бумагой, кто-то из немецкой группы «Глобус» написал сверху красивым каллиграфическим почерком Виллин адрес: «Дрезден, Карлмарксштрассе, 71, квартира 19».

В тот же день эту небольшую посылку мы с Лёнчиком отнесли на центральный почтамт. Молодая женщина, с золотистою косою, уложенной вокруг головы, взвесила наш груз, поставила аж пять сургучных печатей и положила посылку вместе с другими.

Лёнчик радостно улыбнулся и сказал шёпотом:

— Счастливого пути!

ПОДВАЛЬНАЯ КОМНАТА

Я вам уже рассказывал, какой высокий и кряжистый у меня дедушка. Но забыл сказать, что, хотя дедушка сейчас и на пенсии, он любит носить свою спецовку. Когда мама, бывает, говорит ему: «Да вы бы скинули свою робу!» — он только улыбается:

— Зачем? Мне в ней удобно.

Почему дедушке удобно в рабочей одежде, об этом я вам сейчас расскажу. Дело в том, что он один из тех людей, которые и минуты не могут провести без дела. Обязательно должен возле чего-нибудь вертеться, над чем-то мудрить, что-то подпиливать, подчищать, подгонять.

В нашем доме, как и в любом городском, есть подвальное помещение. И дедушка выпросил там себе маленькую комнатку.

Смастерил верстак, приладил к нему тиски, на стенку повесил сумку с инструментами, а на дверях написал: «Общественный цех ремточмеханики». И засмеялся сам над своей выдумкой.