Экзамен на бога - Кузьмин Владимир Анатольевич. Страница 16
– Привал! – сказал Семка. – Кто хочет пить, подходите с фляжками.
– Оба-на! – воскликнул почти не сбивший дыхания сержант Куликов. – А тут повеселее будет.
– Тут все то же самое, – объяснил Семен. – По этому всем лечь и лежать с закрытыми глазами. Поверите, что это настоящее, в чувство приводить буду больно.
Но отражение в самом деле выглядело куда приятнее предыдущего. Тоненькие, но очень высокие деревца раскачивал ветерок. Травка имела зеленый цвет. Облака были белыми, а небо голубым. Всех проблем, что деревца росли верхушками вниз высоко вверху, а облаками была выстлана голубая поверхность под ногами.
Солдаты потянулись на водопой. Струе воды из ниоткуда они уже перестали удивляться. Наполняли фляги, брызгали в лицо и падали в двух шагах. Большинство послушно закрывали глаза.
Полкан подошел последним. Фляжки у него не было, напился, подставляя ладони.
– Может, все-таки охранение выставить? – спросил он. Спросил, потому что никак не мог смириться со своим подчиненным положением.
Семка хотел сказать ему много чего ласкового, но ответил по существу:
– Охранение выставлено. Показать?
– Любопытно взглянуть, – не утерпел полковник.
Метрах в двадцати заклубилось облачко пара, в котором стал виден прозрачный силуэт.
– Их шестеро по периметру.
– Умеете убеждать, – кивнул Разуваев и отошел на несколько шагов. Глянул на наползающее под ноги облачко, шагнул так, чтобы оно его не коснулось и не скрыло, когда ляжет.
– Долго нам еще, товарищ Семен? – спросил рядовой Ахметлатыпов.
– Ты про привал?
– Про него тоже.
– Привал тридцать минут. В реальный мир выйдем через час или полтора.
– Молиться буду.
– Как пожелаешь.
Ахметлатыпов стянул с себя китель, постелил, долго думал, куда повернуться лицом.
– Здесь такое место, что куда ни повернись – везде лицом к Мекке будешь, – серьезно подсказал Барсук.
– Спасибо.
– Не за что. – Барсук повернулся к Семке: – Ты хоть что-то понимаешь?
– Чуть да маленько.
– Так поделись.
– Хорошо. Если коротко, то в районе базы располагался узел миров.
– Это я и сам понял.
– Ты тут не один, Виктор Иванович, – хмыкнул Семка. – Вон Куликов тоже уши навострил.
– Если что секретное… – начал сержант, но Семка отмахнулся:
– Наоборот. Вам тоже полезно узнать. Про то, что миров, или Вселенных, существует огромное множество, многие слышали. Узел миров – это такая точка, в которой соприкасаются сразу несколько миров. Часть из них соприкасаются реально, по-настоящему. То есть можно шагнуть и оказаться…
– На другом конце галактики? – спросил Куликов.
– Чаще в другой Вселенной. Но некоторые миры попадают в узел в виде отражений. Как бы объяснить? Я, когда маленький был, мы поехали к бабушке в другой город. Я устал, и меня сразу уложили спать. Утром проснулся и решил выглянуть в окно. Но спросонья подошел к зеркальной дверце шкафа, в которой окно отражалось. За настоящее окно можно выглянуть и даже выйти, если невысоко. А в зеркале видно то же самое, но туда не выйдешь. И не увидишь слишком много. Отражение мира, по сути, такое же зеркальное отражение. Ну разве что не сразу в стекло упираешься, а можешь вроде как бы за него проникнуть, пусть недалеко и пусть там ветку яблони не потрогаешь и тем более яблоко не сорвешь.
– А отчего же меня чуть не раздавило?
– Потому что ты верить начал, что вокруг все настоящее. Человек бывает излечивается, когда ему вместо лекарства таблетку из простого мела подсунут. Потому что верит. Сознание и на всякие другие фокусы способно. А здесь очень уж все выглядит…
Семен вновь не сумел найти подходящее слово.
– А отчего мы из одного места в другие перескакиваем?
– Вот если зеркало чуть повернуть, то вместо окна станет видна часть комнаты. Хотя здесь мы скорее идем по лабиринту из зеркал. Шли мимо одного, оно закончилось, началось другое, стоящее под другим углом. При этом зеркала еще и двигаются.
– А все те твари в самом деле существуют?
– Существуют. Но где-то не здесь. Как я понимаю, мы здесь почти что на Земле. Дышим нашим воздухом, сила притяжения наша. Только изображение чужое. Если об этом помнить, то никакой опасности тут нет.
– Так чего ж бежим, едва душа в теле держится?
– Потому что рано или поздно начнешь верить. Поверишь, что тут все вверх ногами, и…
– И улетишь наверх! – сказал отчего-то весело рядовой Ефремов.
– Или захлебнешься в том киселе с макаронами, – мрачно поддержал игру в предположения Кантур.
Ефремов с Кантуром были, что называется, двое из ларца. Одного роста, схожего сложения. Лицами, правда, разные, зато расхлябанностью оба превосходили Семена двухлетней давности, даром, что обоим по двадцать с лишком лет и у обоих за плечами незаконченное высшее. За что их отчислили из университета и призвали в армию, Семен не знал.
– А если тебя головастик схарчит, то превратишься в какашку! – решил не оставаться в стороне младший сержант Жиба.
– Что-то вы развеселились, – прервал поток фантазий Барсук. – Еще вопросы есть? А то Семену тоже немного отдохнуть не помешает.
– Тоже верно, – согласился Семка. – В двух словах закончу. Если мы здесь просидим слишком долго, то зеркало чуть повернется и нас накроет другое отражение. Не такое красивое, как это. Нам нужно выбраться в реальный мир. Пусть он будет опасным и негостеприимным, но там мы сможем защищаться, добывать еду. И искать проход к узлу, а в нем наш мир. Все, меня нет.
– Можно еще один вопросик? – Самым любознательным, как всегда, оказался сержант Куликов. Он и во многом другом был самым: самым образованным, то есть в армию его призвали после окончания университета, в учебке он окончил школу сержантов. Самым спортивным. Самым здоровенным, пусть до Виктора Пехова ему было очень далеко. – А что тут особенно страшное… или нет, не про это… что сложнее всего?
За Семена ответил Пехов:
– Самое страшное – попасть в отражение мира, о котором ты мечтал. Из такого уходить не хочешь, а если тебя насильно вытаскивают, то вроде как кусок души оставляешь.
– Вы, товарищ лейтенант, так сказали, словно сами в таком месте побывали.
– Не совсем. Мы с Семеном из такого места одного человека вытаскивали. Все! Отдыхать всем.
Барсук опустился рядом с Кольцовым:
– Ты не хуже Серегина все объяснил. Жаль, его с нами нет. Эх, знать бы еще, что с нашими творится, кто, где да как. Ты никого не чувствуешь?
– Никого, – вздохнул Семка. – Даже Настю.
– Отдыхай, капитан-лейтенант.
– Мичман.
– За что разжаловали?
– Припомнить бы, – хмыкнул Семка. – Подстрахуй меня, нужно осмотреться.
Барсук кивнул, а Семка взмыл сознанием… не поймешь, то ли под облака, то ли к лесу взмыл. Едва сам не запутался, где здесь верх, где низ. Странно было видеть лежащих, раскинув руки, на голубом небе солдат, бьющего поклоны Ахметлатыпова.
Отражение простиралось недалеко, Семен, добравшись до границы, все еще видел свою группу. Заглядывать, что там, за пределами отражения, не хотелось, но пришлось.
– Вот где веселуха будет! – сказал он сам себе, посчитав, что разведку можно завершить.
8
Пока бежали к точке перехода, Семен составил четкий план дальнейших действий. Самым слабым местом было то, как теперь всех убедить в том, что все снова встанет с головы на ноги? Не, в буквальном смысле все всё сами увидят и поймут, особенно с учетом того, что здесь небо у них под ногами было, а земля над головой. Но они с Барсуком едва не каждые десять минут трындели, что все их окружающее не настоящее, что глазам своим верить нельзя. А вот сделаем несколько шагов, и нужно будет снова верить: все вокруг всамделишнее, всему нужно верить и желательно – нет, не желательно, а жизненно необходимо! – всего подряд опасаться. В конце концов, когда остановились на послед ний привал, Семен решил посоветоваться с Пеховым.