Экзамен на бога - Кузьмин Владимир Анатольевич. Страница 28

Семен еще не решил, станет ли он вообще трогать это дерево, но с предложением согласился. Вдруг при осмотре встретится и такое, что его сомнения развеет. Ну или усугубит, что тоже результат важный.

Буквально через две дюжины шагов увидели несколько стволов и веток, сплошь покрытых яркими красными цветами. Росли они аккуратненько между нитями странной коры. И вокруг них жужжали пчелы! Это немного успокаивало.

Чуть дальше пришлось обойти заболоченное место. И снова небольшое открытие. Вновь цветы, но цветы совершенно иного рода.

– Вон дерево сплошь устрицами обросло, створки то открываются, то закрываются, – сказал полковник Разуваев. – Или это тоже цветочки?

– Похоже, что цветочки. А может, еще что, но на дереве растет.

Эти цветы действительно были похожи на устричные раковины. Створки периодически раскрывались и захлопывались – ловили залетавшую с болотца мошку.

Эта новость Семену не понравилась – дерево явно было всеядным. Так что, вполне возможно, зверье его избегало, чтобы не быть съеденным. А еще дерево было очень уж разносторонним. Им за десять минут повстречались десятки разновидностей цветов, плодов, наростов и бог его знает чего еще, произраставшего то на стволах, то на ветвях, то на корнях, то на всем вместе. И у каждой новой разновидности были своя специализация и свое предназначение. По большей части охотничьего характера.

Вскоре нашелся участок, где в изобилии имелись «жерди», подходящие для их плота.

Семен все еще пребывал в нерешительности и велел отряду отступить на сотню шагов в сторону и устроить небольшой привал. Пока отдыхали, принял-таки решение. Без плота его способности к перевозке пассажиров и грузов останутся неиспользованными, и шагать им придется еще три-четыре дня. Другие рощи в округе – точно такие же фикусы или что там еще. Так что? Даже кустов нигде не растет, вплоть до ближайшего оврага, а до него день хода. А что сейчас творится на базе, его очень сильно волновало, и очень хотелось вернуться обратно как можно быстрее.

Вот чего Разуваева понесло в эти Отражения?! Чего не сиделось на месте, когда проблем невпроворот, когда всю базу перекорежило и разворотило, оторвало от внешнего мира… По двухсотому и трехтысячному уровням бродят чудища… Впрочем, об этом он Полкана спрашивал, не очень вежливо, кстати сказать, тот и сам не мог теперь себя понять. Мямлил о том, что в отсутствие ученых специалистов по внеземным проблемам вынужден был взять на себя инициативу и ответственность за хотя бы за беглое изучение открывшихся планет и условий жизни на них. Даже меньше, за простую короткую рекогносцировку.

– Да выслужиться он хотел, – сказал, оставшись наедине с Семкой, Барсук. – Понял, что едва связь с поверхностью восстановится, ему достанется так, что мама не горюй. Даже тем, что исполнял приказы, не отмажется. Вот и решил проявить инициативу. Мог бы исподтишка у нас что-то выведать, узнать, как себя вести, и прочее. Нет ведь, кинулся сломя голову и солдат повел.

Семен тогда с ним согласился. А сейчас вот расхлебывал вместе со всеми последствия этой дурацкой инициативы.

Все, решено. Ничего этому дереву не сделается, если он аккуратно отрежет несколько стволиков и веточек. Тогда уже завтра к вечеру они будут возле узла миров и скорее всего сразу же смогут вернуться.

– Виктор Иванович, – позвал он Пехова. – Сколько нам жердей нужно заготовить?

– Дюжину продольных и полдюжины поперечных.

– Сейчас сделаем. Только очень быстро. Я подрезаю снизу, поднимаюсь вверх и подрезаю сверху. Внизу уже стоит человек и принимает. Ну и передает по цепочке на опушку. Надеюсь, углубляться в лес не придется.

– Хотя было бы…

– Конечно, интересно глянуть. Но не будем рисковать.

Семку порой самого тошнило, каким он стал рассудительным. А что делать, если ответственность за живых людей несешь?

Шагнул он под своды – в данном случае именно, что под сплошной свод из сплетенных ветвей, опирающихся на колоны стволов, – с опаской. Но ничего вокруг ни на каплю не изменилось. Так что Семка успокоился. Почти. Потому что предстояло еще поработать лесо рубом.

Он тщательно выбрал ровный стволик нужной толщины и чиркнул по его основанию когтем. Тихо, спокойно, никто не заголосил, не кинулся на супостата отбиваться. Семка подрезал еще два стоящих неподалеку ствола и взлетел вверх. Остановился на полпути к кроне, хотел сесть на ветку, но передумал.

– Куликов, принимай.

Сержант, засмотревшийся на летающего Семку, стоял, чуть приоткрыв рот.

– Куликов, чтоб тебя!

– Виноват. Принимаю, режьте.

Первая жердочка, им срезанная, тоже никаких последствий не имела. Равно как и вторая, и третья, и десятая. После десятой встал вопрос – вернуться на опушку и искать подходящий материал, продолжая обходить рощу по кругу, или углубиться еще на десяток метров и срезать виднеющиеся там стройматериалы?

Семен сверху видел всех и каждого, ни с кем ничего дурного не случилось. Разве что на Кантура вывалились сразу два мешка с гусеницами. Но те, несмотря на свою грозную красно-желто-черную раскраску, не обожгли его едкой слизью, не плюнули в него ядом, в общем, единственным ущербом оказался испуг.

– Куликов, сейчас перейдем вон к тому стволу, что с арки свисает. Видишь? Передай по цепочке, пусть все ближе подойдут и чуть растянутся. Да, тут вот придется вокруг этого сгущения передавать, нужно, чтобы Кантур к тебе ближе подошел. А остальные, наоборот, пусть растянутся, лучше пару шагов навстречу друг другу сделать, но сразу на опушку доставить.

– Понял.

Куликов принялся передавать распоряжение по цепи, а Семен, воспользовавшись крохотной паузой, взлетел повыше.

– Хм! А вон там кто-то все-таки живет, – пробормотал он себе под нос, прислушиваясь к происходящему внутри одного из стволов. И крикнул вниз: – Ну что там, готовы?

Ответа не последовало, Семен юркнул ниже, на свою прежнюю позицию, откуда недавно видел всех, начиная от сержанта Куликова, принимавшего у него срезанные жерди, и кончая полковником Разуваевым, укладывавшим их в пяти шагах от опушки. Ну или от крайнего ствола этого многоствольного дерева. И не увидел никого, ни одного человека. На опушке лежали жерди, котомки с мясом. И все!

То, что кричать бессмысленно, Семен понял тотчас. А вот то, что он остался один в этом чужом мире, до него дошло не сразу.

15

Семка никогда в жизни не оставался совершенно один. Понятное дело, он мог уединиться в своей комнате или даже пойти побродить по лесу. Но он в точности знал, что совсем недалеко, в крайнем случае в часе ходьбы, есть люди. А чуть дальше есть родные или просто нечужие люди.

Сейчас рядом не было никого! Даже клоны-телохранители исчезли неведомо куда. Поняв это, Семен схватился за голову. Только вчера размышлял о том, что вот, дескать, позавчера его клоны были слеплены по образу и подобию Семена Кольцова, находящегося в прекрасном состоянии, а следовательно, и большую часть его возможностей усвоившими. А новые им в подметки не годятся. Так почему же утром, проснувшись почти полностью восстановившимся, он не подумал обновить их? Целы пока, главное, что от них требуется, выполняют, ну и пусть свой короткий век доживут. А оно вон как обернулось! Может быть, всех дел было бы телепортировать охраняемого человека обратно. Или не дать затянуть в… тут надо сообразить, как похищен его отряд… очень уж все быстро произошло. Семка дернулся было переместиться прямиком в самый центр этой злополучной рощи и выдрать там все с корнями, но взял себя в руки. Опрометчивыми действиями редко можно добиться нужного результата. Он проверил тех клонов, что осуществляли дальнюю разведку. Целы. Но, как и он – он-то вообще рядом был, так что с них спрос невелик, – ничего не увидели и не почувствовали. Люди пропали в единый миг и совершенно бесследно.

Такого коварства от треклятого фикуса Семен не ждал. Он мог палец отдать – дерево даже не почувствовало, что у него чуть-чуть позаимствовали его деревянной плоти. С другой стороны, он был уверен, что фикус этот не простой, что он сродни тем странным созданиям, которых они нередко встречали по пути к Каньону и которые одновременно могли считаться и растениями и животными. Те, правда, всегда были подвижными, иногда очень даже шустрыми. Это чудо-дерево перемещалось, только разрастаясь вширь. Ну может, еще и в ввысь, и в глубину.