Мы все из Бюллербю (сборник) - Линдгрен Астрид. Страница 19

Я знаю, как надо держать на руках маленьких детей. Тётя Лиза научила меня, что им надо поддерживать спинку. И как их держат во время купания, я тоже знаю — головка всё время должна быть над водой. Я держала Черстин, а Анна тёрла её намыленной губкой. Черстин дёргала руками и ногами, и говорила «гу-гу», и хотела пососать мыльную губку, но мыльная губка оказалась невкусной. Чему я нисколько не удивилась.

— Она такая хорошенькая, так бы и съела её, — сказала Анна.

Анна положила на кухонный стол одеяло, а на него простынку, чтобы вытереть Черстин. А я осторожно положила на неё Черстин. Мы завернули Черстин в простынку и вытерли её, помогая друг другу. Потом мы всю её присыпали тальком. Неожиданно Черстин засунула себе в рот большой палец ноги и стала его сосать. Нам это ужасно понравилось. Ни у кого на свете нет таких красивых пальчиков на ногах, как у Черстин! Но мы были вынуждены лишить её этого удовольствия, когда стали надевать на неё рубашечку и кофточку. Потом тётя Лиза помогла нам надеть ей подгузник, потому что это самое трудное. Зато штанишки на Черстин надели мы сами. Теперь она была готова, и тётя Лиза могла её покормить.

После этого Черстин уложили в коляску, и мы с Анной пошли с ней гулять. Мы играли, будто Анна — папа, я — мама, а Черстин — наша дочка. Вскоре Черстин заснула. Однако мы продолжали катать её в коляске. Но тут домой вернулся Улле. Он сразу отобрал у нас коляску с Черстин, как будто мы хотели похитить его сестру! Он немного покатал коляску, а потом разрешил нам тоже держаться за ручку, и мы катали её втроём. Мы рассказали Улле, как Черстин сосала большой палец ноги. Он засмеялся и сказал:

— Да, этот ребёнок умеет показывать фокусы. Кто знает, может, она будет выступать в цирке, когда вырастет. — Потом помолчал немного и добавил: — Значит, она сосала большой палец ноги? По правде сказать, она сосёт его каждый день, но я рад, что вы сами это видели.

В это время Черстин проснулась и увидела Улле. Он пощекотал её под подбородком и сказал:

— Говорят, ты опять сосала большой палец?

И он снова засмеялся, ещё более довольный, чем раньше. Как будто нет на свете умнее занятия, чем сосать большой палец ноги!

Чем мы занимаемся в ненастье

Однажды я проснулась в плохом настроении. День был очень противный. Хлестал дождь, дул ветер, играть на улице было нельзя. А ещё я поссорилась с Бриттой и Анной. Накануне мы прыгали в классики, и Бритта с Анной сказали, что я наступила на черту, а я на неё не наступала.

— Раз вы такие нечестные, я не желаю с вами играть! — рассердилась я.

— Как хочешь, никто плакать не станет, — сказала Бритта.

— И упрашивать тебя тоже, — подхватила Анна.

И я ушла домой. А Бритта с Анной ещё долго-долго играли в классики. Я стояла у окна и смотрела на них из-за занавески, чтобы они меня не заметили. И думала, что больше ни за что не буду с ними играть.

Дождь всё лил и лил, мне было скучно, и я не знала, куда себя деть. Лассе и Боссе были простужены и уже три дня лежали в постели. Я пошла поболтать с ними, но они читали, и им было не до меня. Вообще-то мне хотелось пойти к Бритте и Анне, но я снова вспомнила, какие они нечестные и что я решила никогда в жизни к ним не ходить. Я спустилась к маме на кухню и сказала:

— Как скучно!

— Неужели? — удивилась мама. — Я что-то не заметила. А ты займись чем-нибудь.

— А чем? — спросила я.

— Испеки, например, лимонный пирог, — предложила мама, как будто не сомневалась, что я могу сама испечь лимонный пирог.

— Я не умею.

Тогда мама надела на меня белый фартук, повязала мне волосы белой косынкой и стала учить меня печь пирог. Она говорила, а я делала. Сначала я взбила в миске два яйца и две чашки сахарного песку. Я взбивала очень долго, потому что мне это нравится. Потом я растопила в кастрюле большой кусок масла и смешала с яйцами. А потом добавила туда муки и молока, но не помню сколько. Натёртую лимонную цедру и дрожжи я тоже положила в тесто.

Знали бы вы, как я волновалась, когда мама вынимала мой пирог из духовки! Она выложила его на чистое полотенце. Он получился светло-коричневый и пористый, как надо. Я и не знала, что, оказывается, умею печь лимонные пироги! Мама сказала, что нужно угостить пирогом Лассе и Боссе. Я так и сделала. Они ужасно обрадовались. И были удивлены, что я сама его испекла.

Потом я подумала, что, хотя Бритта с Анной нечестные, их уже можно простить и пригласить на пирог. Я написала письмо, положила его в коробку из-под сигар и свистнула, чтобы предупредить девочек, что я отправляю им письмо. В письме было написано: «Я сама испекла пирог. Приходите его есть!»

Через две минуты Бритта и Анна были тут как тут. Они тоже никак не верили, что я сама испекла пирог, но я сказала:

— Это же проще простого. Любой может испечь такой пирог!

Тогда Бритте с Анной тоже захотелось испечь пирог, и они убежали домой. Дождь продолжался, мне опять стало скучно, и я снова пришла к маме.

— Мама, мне скучно! — сказала я. — Придумай, что мне ещё сделать.

— На твоём месте я бы выкрасила стол, что стоит на веранде, — сказала мама.

Как будто я умею красить столы!

Но мама развела в банке зелёную краску, дала мне старый комбинезон и показала, как надо красить. Стол у меня получился просто замечательный!

Я побежала в комнату Лассе и Боссе и рассказала им, что выкрасила стол. Они вскочили с постелей и побежали смотреть. Конечно, им тоже захотелось что-нибудь выкрасить, и они сказали маме, что уже поправились. Мама дала Боссе красить старый поднос, а Лассе — табуретку. Лассе сказал, что выкрасит ещё и скамью на кухне, но мама ему не разрешила, объяснив, что нельзя всё в доме выкрасить в зелёный цвет.

Лассе стал искать, что бы ещё покрасить, и мазнул Боссе кистью по носу. Боссе хотел ответить брату тем же, но тот отскочил. Боссе помчался за ним с кистью и закапал весь пол. На шум прибежала мама. Боссе чуть не плакал от обиды. Чтобы его утешить, мама сама мазнула кистью Лассе по носу, а потом отняла у них краску с кистями и сказала, что им ничего нельзя поручить.

Тут Бритта с Анной принесли свой пирог. Он был тоже очень хороший, но мой всё-таки чуть-чуть лучше. Мы пошли на чердак, и Боссе полез по липе, чтобы позвать Улле. Он тоже должен был отведать пирог Бритты и Анны.

На чердаке было тепло и уютно. Дождь барабанил по крыше и журчал в водостоках. Пирог оказался очень вкусный. Но больше всего я радовалась, что мы с Бриттой и Анной помирились.

— Может, ты и правда не наступала вчера на черту, — сказала Анна.

— А может, я всё-таки немножко на неё наступила, — призналась я.

Почти под самой крышей чердак пересекают две балки. На них можно забраться, хотя это и трудно. Там и стояли мальчишки, когда пугали нас в новогодний вечер. Лассе предложил всем залезть туда. Мы так и сделали. Мы даже прыгали с одной балки на другую. Это было очень страшно, но весело. Вдруг к нам на чердак поднялся папа. Мы притаились на балке, и он нас не заметил.

— Нет, здесь детей нету! — крикнул он маме. — Они, наверно, перелезли к Улле. — И папа спустился вниз.

Мы очень смеялись. А вечером рассказали папе, что, когда он искал нас, мы стояли на чердаке на балке. И он назвал нас проказниками.

Там, на чердаке, Лассе вдруг сказал:

— Смотрите, что это за бумага тут за стропилом? На ней что-то написано!

Мы спрыгнули с балки и подошли к окну. Лассе протянул нам бумагу, и мы прочли: