Фрося Коровина - Востоков Станислав Владимирович. Страница 9

Вдруг у нее появилась блестящая мысль. Такая блестящая, что Фрося даже зажмурилась. А что, если поехать по льду реки? Всем известно, что по льду ехать гораздо быстрее, чем по снегу — это раз. И между двух берегов невозможно заблудиться — это два. Решено!

Фрося отправилась в поветь и нашла в одном из чуланов свои старые коньки. Раньше, когда в доме было не много дел, она зимой после школы каталась с Петуховым и Жмыховым на озере. Том самом, возле которого еще не так давно планировала лечь в могилу Аглая Ермолаевна.

Затем, в горнице, Фрося оделась как можно теплее и сложила в рюкзак горшок с фикусом. Он был нужен для того, чтобы бабушка в случае необходимости всегда могла увидеть и даже пощупать землю.

Нацепив рюкзак на спину, Фрося взяла коньки и вышла наружу. От волнения она забыла позавтракать и сварить кофе для спавшего в подклете Герасима, что привело к довольно печальным последствиям.

За дверью Фросю ударил ветер. Снежинки словно осы стали жалить ее в лицо. Но они же не знали, что Фрося — настоящая деревенская баба! Не обращая внимание на снежных ос, она двинулась через пургу в сторону реки. В воздухе сегодня было столько ветра и снега, что он напоминал Фросе простоквашу. И ей предстояло проехать в этой снежной простокваше целых шесть километров!

Пройдя мимо церкви, которая, не смотря на пышную белую шапку, выглядела основательно продрогшей, Фрося спустилась к Тошне. Река здесь не отличалась особенной шириной и обычно замерзала уже в начале зимы. Через пургу Фрося сумела разглядеть несколько темных лунок во льду. Их сделал кузнец Мелентий, поскольку он был кузнецом только по рабочим дням, а по выходным превращался в рыбака. Если стояла хорошая погода, конечно. В плохую он оставался кузнецом всю неделю.

Лунки говорили о том, что лед на реке уже достаточно прочный. Во всяком случае, если он не подломился под Мелентием, то Фросю выдержит и подавно.

Сев на мостки, она переобулась в ботинки с коньками, спрятала свои полусапожки в рюкзак и ступила на лед. Тут же ветер, дувший по счастью в нужную сторону, развернул Фросю лицом к Вологде и погнал по реке. Фросе даже не надо было отталкиваться ногами, от нее требовалось только не потерять равновесия.

— Э-ге-гей, бабуля! — закричала она. — Я к тебе еду!

Фрося чувствовала себя чем-то вроде корабля, который несется по морю. Она расставила руки в стороны, будто это были паруса, и поехала еще быстрее.

— Полный вперед!

Снег и морозный воздух били ее с такой силой, что Фросе скоро стало казаться, будто у нее на лице надета стеклянная маска. Скосив глаза к носу, Фрося увидела, что он стал красным, как у принципиального пьяницы Никанора. Она даже удивилась, почему от такого красного носа вокруг не тают снег и лед?

Благодаря помощи ветра и своей сообразительности Фрося доехала до Полево за какие-нибудь полчаса. Увидев сквозь пургу силуэт нависшего над рекой деревянного моста, она скомандовала себе: «Лево руля!» и причалила к берегу. То есть, это она подумала, что причалила, а на самом деле въехала с разгону в здоровенный сугроб.

Рюкзаком вперед Фрося выбралась из снежной кучи, отряхнулась и полезла на крутой берег. Конечно, она могла бы катиться по льду и дальше. Но при впадении в Вологду Тошня становится намного шире и, значит, она могла замерзнуть недостаточно хорошо. А если Фрося провалится под лед, бабушка не получит фикуса и наверняка расстроится. Не только из-за фикуса, конечно.

Выбравшись наверх, Фрося по расчищенной бульдозером дороге сквозь потоки снега доковыляла до школы и села на крыльцо, чтобы переобуться. Едва она спрятала коньки в рюкзак, из магазина вышла сменщица тети Даши тетя Маша. Фрося иногда думала, что они вместе работают, потому что у них похожие имена. И внешне они мало чем отличались — обе добрые и дородные. Аглая Ермолаевна сказала бы про них: «Настоящие деревенские бабы!». А это самая высокая оценка, какую человек может получить от Фросиной бабушки.

Тетя Маша не стала кричать: «Звонок!», потому что по воскресеньям занятий не было. Она вышла посмотреть, не приехала ли машина с продуктами. Но вместо грузовика увидела Фросю.

Продавщица тут же затащила ее в магазин и, само собой, спросила, куда это она собралась в такой свистодуй? Фрося, отогревая замерзшие внутренности горячим чаем, рассказала про бабушку и ее ногу. Тетя Маша ответила, что очень хорошо понимает, каково сейчас Аглае Ермолаевне.

— Помню, — сказала продавщица, — я в молодости во время танцев сломала мизинец на ступне и потом два месяца не могла работать. Но то был всего лишь палец, а тут целая нога!

Она это произнесла с таким уважением, будто Аглая Ермолаевна специально грохнулась с лестницы, чтобы показать твердость своего характера. Покупателей, видимо, из-за непогоды, не было, и ничто не мешало двум настоящим деревенским бабам разговаривать о жизни.

Наконец, Фрося увидела через окно, что к остановке подъехал заснеженный автобус. Она поблагодарила тетю Машу за чай и выбежала из магазина.

Забравшись в пахнущий бензином салон, Фрося поздоровалась с водителем, села на сиденье с залатанной обивкой и сразу уснула. Старый автобус развернулся, поскольку это была его конечная остановка, и отправился обратно в Вологду.

А в Папаново примерно в то же самое время проснулся Герасим. Он вышел во двор, взял лопату и как обычно принялся расчищать занесенные пургой дорожки. Снег был легкий, пушистый, и медведь махал нагруженной лопатой так, будто она совсем ничего не весила. Закончив с этим делом, он аккуратно поправил забор, у которого из-за ветра опять вылетела подпорка, и пошел в дом пить свой обычный кофе.

И до чего же он удивился, увидев, что на «шведке» не варится кофе, а сама она до сих пор не растоплена! Медведь обошел весь дом, но к своему недоумению Фроси не обнаружил. Он, конечно, прекрасно знал, где стоит банка с кофе. Только чтобы насыпать его в кофеварку, налить туда воды и растопить печь, нужны ловкие человеческие руки. А где их взять, если Фроси нет?

Вскоре Герасим почувствовал, что засыпает, причем не обычным сном, а длинным, зимним. Он спешно стал искать подходящее место для зимовки. В конце конов, медведь решил, что лучше всего подходит погреб — это же настоящая берлога! Забравшись в подпол, он расчистил себе уголок от банок с вареньем. Затем свернулся калачом, зевнул и закрыл глаза, рассчитывая проснуться где-нибудь в середине апреля.

И Фрося спала, подложив под щеку толстую вязаную шапку. Хотя в тряском, пропахшем бензином автобусе было не так уютно, как в наполненном вареньем погребе. Сердито похрапывала на больничной койке на четверть загипсованная Аглая Ермолаевна. И в Папаново, в своей продавленной кровати, спал принципиальный пьяница Никанор, не подозревая, что ему скоро снова предстоит, так сказать, выйти на сцену и стать главным действующим лицом этой повести.

Страшная месть

Если бы Фрося не глядела сны, а смотрела в окно, она бы увидела, как мимо автобуса по встречной полосе проехало несколько грузовиков с надписью «Вологодский музей деревянного зодчества». И как бы она удивилась и разозлилась, узнав, что сидящие в них люди собираются купить и увезти из Папаново дом Федора Коровина! Впрочем, она и разозлилась, но гораздо позже.

Ехавший в кабине первого грузовика Иван Михайлович, разумеется, тоже не обратил на промелькнувший за окном автобус никакого внимания. Он думал о том, как перевезти новый экспонат в музей.

Конечно, целый дом в грузовик не влезет, его надо разобрать. А перед этим следует пронумеровать каждое бревно и каждую доску, чтобы потом в музее собрали именно то, что разобрали в Папаново. Научная работа требует точности! Но сначала нужно уговорить хозяев продать свой дом. Впрочем, тут Омельянов сложностей не предвидел. Обычно люди с радостью соглашались перебраться в новые жилища. Потому что в архитектурных памятниках приходится жить так же, как сто или двести лет назад. Это интересно, но очень неудобно, ведь в то время не было газа и санузлов.