Все про Электроника (сборник) - Велтистов Евгений Серафимович. Страница 33

Председатель взял микрофон и крикнул:

– Объявляется перерыв!

Он смеется!

Сергей все стоял с опущенной головой. Любопытные мигом окружили профессора и Электроника. Как снежный ком, этот сплошной круг спин все рос и рос, медленно двигался к дверям и, наконец, с трудом протиснувшись в них, выкатился в фойе. Академик Немнонов и его коллеги удалились в маленькую комнату за сценой, оживленно обсуждая происшествие. Ушли все. А Сережка все стоял.

Кто-то взял его под руку, спросил:

– Пойдем?

Это был Таратар. Сыроежкин растерянно взглянул на учителя, отвернулся. По его щекам пробежали две крупные слезы.

– Ну что ж теперь делать, – мягко говорил Таратар. – Ты хотел скрыть от всех свой секрет, и это некоторое время удавалось благодаря искусству профессора. А потом Электроника увидели сотни глаз и разгадали, кто он такой. Ты молодец, Сыроежкин! – неожиданно заключил Таратар.

– Я? – Сережка от удивления вспыхнул. – Почему?

– Мы, учителя, и, я думаю, твои родители рады за тебя, – продолжал Таратар, – что ты нашел в себе мужество всем сказать правду.

– Значит, вы знали?

– Догадывались. Причем только в самые последние дни. Но мы не представляли, кому принадлежит Электроник и откуда он взялся… Я слышу, он в холле. А ну за мной! Тебе надо увидеться со своим Электроником.

– Ничего он и не мой, – пробормотал Сыроежкин, плетясь за учителем.

– Ты первый с ним подружился, – сказал Таратар. – Все это знают.

– Мало ли с кем я подружился, – ворчливо отозвался Сережка, не отставая от учителя.

– Но ты же решил, что теперь Электроник будет самим собой. По-моему, тебе надо с ним поговорить.

– Ага! – сказал Сережка и бросился к дверям.

Сначала Сыроежкин увидел одни спины. Он нагнулся, нырнул под чей-то локоть, наступил кому-то на ногу, постучал по чьей-то спине, опять нырнул и вышел в круг. Посреди круга стояли Громов и Электроник, а перед ними – кролик, черепаха, фламинго, мышь и другие звери. Точнее, это были не настоящие звери, а мальчишки и девчонки в картонных масках и костюмах – артисты пионерского театра, которые давали представление малышам. Они, видимо, не сидели в зале и только сейчас услышали, кто такой Электроник, а потому не верили своим глазам.

– Ну скажи, – настаивал кролик, – скажи, кто я такой?

– Ты человек в маске трусливого кролика, – хрипло ответил Электроник.

– Но я совсем не труслив! – возмутился артист.

– А я и не говорю, что ты трус, – заметил Электроник. – Ты сейчас кролик, а кролик всегда труслив.

Ребята расхохотались.

– Электроник, а я? – спросила черепаха.

– Ты – мудрая черепаха. Ты или прячешь на дне пруда золотой ключик, или, взобравшись на камень, вспоминаешь свою жизнь.

– А я?

– Ты – мышь. И больше всего на свете боишься кошки.

Артисты удивились:

– Верно! Он все угадал, хотя не видел пьесу. Сразу видно, как он хорошо соображает.

– А где же Майя? – спросил кролик и крикнул: – Майка-а!

– Я здесь, – прозвучало за спинами.

Ребята расступились, пропуская вперед девочку в голубом платье.

– Это наша главная артистка, – представил кролик девочку в голубом платье. – А это Электроник.

– Мы знакомы, – улыбнулась голубая девочка и, вынув из кармана прозрачный платок со смешной мордочкой и монограммой «Электроник», спросила фокусника: – Узнаешь?

– Ого! – удивился Громов. – Оказывается, у Электроника уже много приятелей. Не вижу только самого лучшего друга – Сергея Сыроежкина.

Какая-то сила сдавила горло Сережки. Он шагнул вперед и, судорожно глотнув, пробормотал:

– Я здесь.

– Так, так, так… – весело сказал профессор. – Вот он, живой двойник Электроника, из-за которого произошло столько путаницы!

Сыроежкин моргал и изо всех сил старался казаться спокойным.

– Не будем вспоминать прошлое, – миролюбиво предложил профессор и похлопал Сыроежкина по плечу. – Ты должен знать, в чем силен Электроник. Скажи ребятам.

Сыроежкин улыбнулся:

– Он лучший в мире математик. Лучший фокусник. И лучше всех понимает язык зверей.

– Вот как! – вскричал артист в маске кролика. – Это мы сейчас проверим! А ну, Электроник, угадай, что я сейчас скажу. – И кролик зарычал грозно и страшно, словно он был тигром: – Р-р-р-р!..

– Ква-ква-ква-ква! – подхватила черепаха.

– Мяу, мяу… – требовательно мяукнула мышь и зашипела: – Ш-ш-ш, с-с-с…

Зрители засмеялись. А Электроник стоял совсем спокойный. Он даже не улыбнулся.

– Почему он не смеется? – закричали артисты. – Мы стараемся, играем, а он не смеется!

– Видите ли, – смущенно развел руками профессор. – Это моя оплошность. Я не предусмотрел в Электронике чувства и эмоции. Я думал, что от них он может перегореть. Как видно, я ошибался.

– Но он совсем как живой, – зашумели мальчишки и девчонки. – В нем должен быть смех, и улыбки, и веселье. Они где-то есть в нем! Только он этого не знает!

– Ребята! – крикнул Сыроежкин. – Давайте развеселим Электроника.

И он заскакал на одной ножке вокруг Электроника и запел что-то веселое, что пришло сразу в голову:

Электроник, Электроник

Только вылез из пеленок…

Все равно он лучший в мире

Математик и сатирик!

Что тут началось! И будущие биологи, и кибернетики, и инженеры, и врачи сразу забыли о своей великой роли в науке. Они поскакали, как козлы, замахали крыльями, как петухи, стали бороться, как медведи. Кудахтали, аукали, ревели, мяукали, пели, показывали друг другу носы и кривлялись. Кто-то боксировал с невидимым противником, кто-то ходил на руках, кто-то балансировал линейкой на носу. Словом, поднялась веселая суматоха.

А Громов заразительно хохотал. И академик Немнонов, явившийся на шум, смеялся. И Таратар забавно шевелил усами. И все остальные, кто видел эту кутерьму, не могли сдержать улыбок и смеха.

Смех струился вокруг безмолвного, неподвижного Электроника. Он пронизывал всех и каждого, заражал азартом, радостью, силой. Вот он! Ха-ха! Он существует! Его почти можно пощупать. Протяни только руку, и сразу поймаешь это «ха-ха»!

Вырвался из клубка тел взъерошенный Макар Гусев и заревел басом, указывая на Электроника:

– Смотрите! Он смеется! Электроник улыбался…

– Ура! – крикнули ребята. – Он смеется! Ура, ура, ура!..

И разом смолкли. Потому что Электроник вдруг подпрыгнул и сказал четко и раздельно:

– Ха. Ха. Ха.

Он заскакал на одной ножке и в такт подскокам стал распевать песню, которую, наверно, только что придумал или же сочинил на ходу:

Есть город Смеха-Веселья, да, да,

Там очень чудные дворы и дома —

С цветами на крышах,

С шарами на клумбах,

С музыкой из фонтанов,

Скрипками на деревьях

И с чудаками на улицах.

Там бабушки скачут через скакалку,

А дедушки бегают, словно мальчишки.

А самые старые, с ревматизмом, —

Те палками крутят, как дирижеры,

И выбивают музыку из всех садовых скамеек.

Там Солнце с Луной никогда не расстанутся,

Там звезды сияют и ночью и днем,

Сверкают улыбки,

Смеются девчонки,

Хохочут мальчишки,

И смех – будто гром.

Веселья и радости хватит на всех.

Да здравствует смех! Долой антисмех!

И все вокруг Электроника подхватили:

– Да здравствует смех!

А потом долго хлопали сочинителю.

Электроник поклонился, подошел к другу, прошептал ему на ухо:

– Стихи – наиболее сжатая форма подачи информации. Никогда раньше не сочинял. Не знаю, как получилось.

– Ты лучший в мире поэт, Электроша! – убежденно ответил Сыроежкин.

Академик Немнонов отвел в сторону Громова.

– Откровенно говоря, Гель Иванович, – сказал он, – я только сейчас понял, какое любопытное существо ваш Электроник.