Боруэлла - Евдокимова Наталья. Страница 27

— Фиг, — резко сказала я в его же стиле.

— Ой, — сказал Шурик и обиженно вышел из кухни с высоко поднятым хвостом.

34. Голосовые связки Аниной бабушки

Приёмный день начался через полчаса — пришёл Вадик. Радостный, улыбающийся.

В нём будто что-то изменилось: не было привычной подтянутости, а не расчесанные волосы торчали в разные стороны. И одет он был непривычно — на нём была широкая синяя рубашка в клеточку и старые, с заплатками на коленках, джинсы. С порога Вадик громко крикнул: «Привет, Аня!» и подарил ей жёлто-красный кленовый лист. Перешагнул через Шурика, который вертелся в ногах, подошёл мне и наградил вторым листочком.

— Дары осени, — сказал он с улыбкой.

Шурик завистливо посмотрел на меня, потёрся об мою ногу, слегка подпрыгивая, и сказал:

— Мне…

— Чего? — поинтересовалась я.

— Ням, — резво сказал Шурик и вытянул голову по направлению к кухне.

Я проигнорировала эту наглую просьбу, и стал Шурик обиженно ныть: «Мне! мне! мне!» Я всерьёз подозреваю, что это его любимое слово.

— Скажи «колбаса»! — предложила я. — Тогда покормлю.

— Мне! — взвыл Шурик в истерике.

— Элька, ты Шурику мяукаешь что-то хорошее? — с интересом спросил Вадик, опустившись на корточки и гладя по шерсти немного разнервничавшегося зверя.

— Обязательная обучающая программа, — объяснила я. — Тест на склонность к дрессировке.

— Интересно, на людях такой тест проводить можно? — дурачась, спросила Аня.

— Ты — не поддаёшься, — улыбнулся Вадик. — Мы же полгода проверяли…

Лицо Ани покраснело, и она двинулась вперёд с явным намерением покалечить невинного первоклассника. Вадик засмеялся, схватил меня за руку и потащил в комнату.

— Нам поговорить надо! — крикнул он, захлопывая дверь.

— Идите-идите! — яростно крикнула Аня. — Помяукайте!

Когда мы отсмеялись, Вадик вздохнул и сказал:

— Элька… Я уж сразу скажу. Ты к нам не хочешь переселиться?

— Меня вроде бы отсюда пока не выгоняют, — пожала плечами я. — Не Борькины хоромы, но и не подвал… Я думаю, скончаться за месяц мне здесь будет нелегко.

— Нет. Ты, Элька, навсегда к нам переезжай, — сказал Вадик тихо. — Насовсем.

Я от удивления открыла рот и быстро заморгала. Странно, мне раньше мысль остаться у кого-то жить «насовсем» совершенно не приходила в голову. Или я её старательно отгоняла… Что нужно сделать и сейчас! Немедленно!

— Это беспочвенные фантазии, — заявила я. — С минуты на минуту Борька или Петька превратят меня в начальное состояние, и я вернусь в привычную, родную, знакомую стихию! Я буду всем, я буду парить в небе и витать в просторах космоса! Я буду лететь стрелой навстречу непокорённому миру! Я хочу быть собой, а не какой-то Боруэллой — беспомощной, жалкой девчонкой!

Увлекшись монологом, я не заметила, что Вадик опустил голову и лицо его потускнело… Ну, как солнце — светило-светило, а потом спряталось за тучами и в ус не дует. Вадик отвернулся к стенке и усердно ковырял обоину.

— А я-то думал… — сказал он дрожащим голосом, а потом посмотрел на меня — и продолжил фразу голосом грустным и ровным. — Я думал, что знаком с Боруэллой. С Элькой. А не с кем-нибудь ещё. Значит, это неправда, да? Значит, ты — понарошку?

Я хотела что-то сразу ответить, но будто что-то меня остановило. Мы стояли друг напротив друга и молчали. Вадик смотрел на меня, почти не моргая. Было слышно, как где-то в коридоре муркнул Шурик, а в соседней комнате Аня перевернула страницу книги. Я опустила голову и прошептала:

— Не знаю…

Я подняла взгляд — Вадик смотрел на меня грустно и немного испуганно. Я неуверенно продолжила:

— Меня же придумали. Значит, я есть. Значит, не понарошку… Вот, видишь? — и, подняв руку, подставила под солнечный луч растопыренную ладонь.

— Вижу… Только ты будь всегда, ладно? — тихо попросил Вадик.

Я кивнула.

— Только давай пока что не будем никуда переселяться, — попросила я, шмыгнув носом. — А то переизбыток впечатлений для меня чреват этими… внешними речевыми проявлениями. И ещё я хочу животное по имени Шурик немного перевоспитать.

— Хорошо, — кивнул Вадик.

— А так — что бы мы сказали твоей маме? Эта девочка — героиня фильма «Трудный ребёнок-10», переходит из рук в руки, как почётный кубок за неведомые достижения…

— Нет, мы бы рассказали маме всё, — сказал Вадик доверчиво, будто делился большой тайной. — Она верит в сказки…

Не знаю, чем бы закончился этот разговор, от которого у меня почему-то щипало в горле, если бы не раздался отчаянный вопль:

— Где? Все? Где! Мне! Дай! Где?

Кричал, понятное дело, Шурик. Я повторила Вадику всё, сказанное лишённым общества животным, и добавила трагическим голосом:

— Он сказал всё, что знал…

Мы громко рассмеялись, и в ответ на это Шурик просунул лапу под дверь и попытался таким образом прорваться в комнату. Вадик плюхнулся на живот и обменялся с Шуриком рукопожатиями (или лапопожатиями?), но неблагодарное животное выпустило когти и попыталось нанести телесные повреждения.

— Ай, Шурик! — сказал Вадик, одёргивая руку. — А я тебе консе-е-ервов купил…

— Вау! — сказал Шурик и сел.

Выйдя из комнаты, мы на цыпочках прошагали мимо Аниной комнаты, а следом за нами, громко, как лошадь, поскакал кот, выкрикнув победоносное «Ура!». В этот свой крик он вложил столько энтузиазма, столько неприкрытой гордости за свой желудок, что зажмурил глаза и врезался в тумбочку. Тумбочка заныла, а сам Шурик недоумённо смотрел перед собой. Потом, полувопросительно и полуобиженно мяукнул то, что я Вадику никогда переводить не стала бы. И где он только этого набрался? Не от Ани же! Наверное…

Аня выскочила посмотреть, что случилось, взяла ошарашенного зверя на руки и укоризненно сказала:

— Разобьёте мне Шурика!

— Он же не вазочка, — осторожно сказал Вадик. Шурик же пытался вырваться из рук, но Аня держала его крепко-крепко.

— Раздавишь мне подопытного, — укоризненно сказала я Ане, покачав при этом головой.

Уплетая консервы, Шурик довольно жмурился, громко при этом чавкая.

— В общем, так, — решительно сказала Аня. — Элька, тебе как бабушке нужно позвонить родителям. Шурик, не чавкай.

— Хрю? — переспросил Шурик, недовольно вырываясь из цепких лап кулинарной нирваны.

— Чего-чего? — переспросила я, недовольно вырываясь из ностальгических кулинарных воспоминаний о мимолётном детстве. — Борьке, что ли, мне позвонить надо? И причём тут бабушка Шурика?

— Я, кажется, понял, — сказал Вадик. — Это Аня тебя в свои бабушки хочет оформить.

Удивительно, как быстро люди обрастают вещами и родственниками! С какой лёгкостью появляются братья — родные, двоюродные, приёмные, худые и необъёмные! Закрываю и открываю глаза — появляется сестра. Снова закрываю и открываю — и сестра становится внучкой, братья — внучатыми племянниками, а я сама бегу по магазинам купить маленьким родственникам подарки на новый год, хотя они предпочитают получать их деньгами. А ещё варю компот, пеку пирожки, надеваю на внучку красную шапочку, даю внучке в руки корзинку с пирожками и отправляю её сделать крюк по лесу, чтобы она снова принесла эти пирожки ко мне. А пока внучка будет бродить, у меня прорежутся клыки, я покроюсь жёсткой серой шерстью, в глазах появится нездоровый блеск, что уж говорить о хвосте…

— Нет! — панически выкрикнула я. — Не надо больше родственников! Хватит!

— Хех, — язвительно сказал Шурик, не отрываясь от пищи насущной.

— Вот именно! — подтвердила я.

— Да ты пойми… Родители сюда уже несколько раз звонили. А я — бабушка спит, бабушка пошла в магазин, бабушка просила не беспокоить… Надо же, чтобы она хоть раз оказалась дома! Ну Э-э-элечка! Ну пожа-а-алуйста! — мило улыбнувшись, протянула Аня. Вадик хихикнул, но, перехватив мой гневный взгляд, прикрыл рот ладошкой. Я поставила ноги на ширине плеч, руки на поясе, выражение лица неопределённое (видела в каком-то фильме про маньяков).