Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 91

Несколько раз приходилось спускаться и подниматься внутри круглых бетонных колодцев, по тонким, гнущимся под ступнями скобам.

Каждый заработал уже немало синяков и ссадин, в волосах и за воротом полно было мусора.

И казалось, что здесь, в глубине, они уже целую ночь. Но никто ни полсловечком не намекнул: «А может, пора повернуть обратно?»

Да и обидно поворачивать, когда столько прошли.

«Столько прошли — ничего не нашли», — обидно срифмовалось в голове у Шурки. Может, ему передались мысли Кустика. Это ведь он любит стихотворничать...

Кустик дышал громче всех — часто, но не устало, а с азартом. Впрочем, и у остальных дыхание было шумное. Порой оно отзывалось в бункерах шелестящим эхом. Иногда чудилось даже — там, впереди, кто-то чужой! И тогда все прижимались друг к другу, гасили фонарики. Обмирали...

Но в этом обмирании все же больше было игры, чем настоящего страха. В глубине души каждый чувствовал: никого, кроме них, здесь, под Буграми, нет. И ничего им не грозит. Даже заблудиться нельзя, потому что путь один — без развилок и ответвлений. Только вот ужасно длинный. Ох как долго придется идти назад — на гудящих от усталости ногах, с нудной болью в царапинах, со щекочущей пылью в горле и вкусом плесени во рту.

Если с удачей, с находкой, тогда никакой путь не будет тяжел. А если все зря?..

А ведь, скорее всего, зря. Идут-то, по сути дела, неведомо куда. Так думал Шурка. И у других, конечно, появлялись такие мысли.

В тесном подвале, когда остановились передохнуть, Ник потер на щеке царапину и вздохнул;

— Как в сказке: «Поди туда, не знаю куда. Найди то, не знаю что»...

Остальные только дышали.

Шурка виновато сказал:

— Может, где-нибудь есть короткий путь наверх. Колодец какой-нибудь...

— Ну и что? — сумрачно откликнулся Платон.

— Ну и... выберемся на Бугры. И по домам...

— Ну уж фигушки-фиг! — храбро возмутился Кустик. Хотя устал больше всех.

— Но ведь вы... измотались уже...

— А ты? Не одинаково с нами измотался? — с прежней угрюмостью спросил Платон.

— Но я же...

«Я же знаю, ради чего мучаюсь. А вы...» Но сказать это Шурка не посмел. Хотя понимал: для Кустика, для Ника и даже для сердитого Платона нынешняя ночь — просто приключение. И в спрятанный прибор они верят не до конца. И Гурский с Кимычем — галактические корректоры — для них вроде персонажей из космических историй Кустика... Конечно, они видели сердце-рыбку, но и это вряд ли убедило их до конца. Рыбка — одно, а проблемы Великого Кристалла — другое...

— Я же совсем вас замучил.

— Мы сами мучаемся, добровольно, — тихо и строго возразил Ник.

— Из-за меня...

— Глупый, — вдруг сказал Платон. Не прежним тоном, а с ласковой ноткой. Почти как Женька. — Не из-за тебя, а из-за всех. Ради каждого... Думаешь, легко, если рвется нить?

— Какая нить?

— Ну, такая... Рядом с нами жил один мальчик, Оська Кучин. Такой же, как мы. Жил-жил, всегда были вместе. А потом родители взяли да собрались в дальние края. На берег Мертвого моря. И его с собой. Не спросили, хочет или нет... Он говорил: «Мне это Мертвое море нужно, как ежу воздушный шарик, мне наша Саженка в тыщу раз нужнее». Но детей разве спрашивают? Увезли... Знаешь, как пусто стало без него. Еще и сейчас не привыкли...

— Значит... я вместо него теперь, да?

Шурка сразу понял, что ляпнул глупость. Но Платон не рассердился. Тем же снисходительным Женькиным тоном разъяснил:

— Не бывает человека «вместо». Он — это он, а ты — это ты...

— И не вздумай драпать на свою Рею, — опять предупредил Кустик. — А эту самую штуку инопланетную мы все равно найдем. Я чую.

Шурка же ничего не чуял. Только досадливо болел у него и чесался игольный укол.

Всякий путь когда-то кончается. Кончился и этот. Не находкой, а тупиком. Извилистый бетонный коридор привел друзей в подземелье, похожее на склеп. Именно на склеп. Очень уж могильно пахло от сырых стен, а на полу лежали плиты со стершимися буквами. Угрожающе изгибался над головами низкий кирпичный свод. Между кирпичей торчали голые, как крысиные хвосты, корни. И остатки гнилых досок. От гробов?

А самое скверное, что в стенах — ни двери, ни люка, ни дыры (кроме той, которая вела назад).

— Приехали, — похоронно сказал Ник. И вокруг была зловещая похоронность. Глухая отгороженность от всего живого...

— Может быть, оно замуровано где-нибудь в этом подвале? — беспомощно сказал Кустик. — Может, пораскапывать?

— Тут, пожалуй, докопаешься... — Ник зябко съежился. — Мы, знаете, где? Точно под старым кладбищем. Вон кость из стены торчит...

Кустик, как испуганный малыш, прижался к Шурке. Шурка левой рукой обнял его за плечи. Правой он держал фонарик, водил лучом по стенам.

Высоко между рассевшихся кирпичей и правда торчало что-то похожее на берцовую кость с желтым, как бильярдный шар, суставом. Но... Шурка осторожно отодвинул Кустика. Шар был слишком ровный, слишком блестящий.

Шурка встал на цыпочки, ухватился за шар. Тот не двинулся. И Шурка с неожиданной злостью всей тяжестью повис на коротком, похожем на кость рычаге.

Гул и скрежет потрясли глухой склеп. На стене осыпался слой кирпичей — Шурка еле успел отскочить. За кирпичами открылись клепаные железные створки. Они разошлись медленно, с натужным скрипом, как в приключенческом фильме. В полуметре от пола возникло широкое квадратное окно. За ним — тьма.

Четверо постояли, прижимаясь друг к другу. Теперь стало по-настоящему страшно. Словно вот-вот могли появиться зловещие хозяева подземелья — те, кто шутить и жалеть не станут... Но осела пыль, скрипнул последний соскользнувший кирпич. И опять ни звука.

Кроме дыхания.

— Давайте туда... — Платон первый шагнул к окну.

За окном было обширное, похожее на котельную помещение. Тянулись по стенам трубы разной толщины. Причем одни были в клочьях ржавчины, а другие — светлые и гладкие. То ли из нержавейки, то ли из титана.

И опять — ни двери, ни люка. Ни щели.

На гладкой бетонной стене — единственной, где не было труб — чернело железное колесо со спицами и рукоятками. Похожее на штурвал речного парохода.

Шурка и Платон разом ухватились за рукояти. А что еще оставалось делать?

Колесо повернулось легко. И столь же легко, бесшумно отошел рядом с колесом бетонный блок. Погрузился в пол. За ним все увидели круглое, метр в диаметре, отверстие. Конечно же, с непроницаемой тьмой.

Кустик первым сунулся в лаз. Наверно, ему было неловко за недавний откровенный страх.

— Подожди!! — завопил Платон.

— Я недалеко, чуть-чуть... А-а-а!..

Это «а-а-а» стремительно удалилось и оборвалось, как от удара.

Шурка, Платон и Ник, толкая друг друга, сунулись в дыру. По пояс. Впереди мрак. Никакого намека на фонарик Кустика...

«Господи, не надо никаких находок! Не надо мне нового сердца! Ничего не надо, лишь бы он был живой...»

— Кустик!! Ты где?! — У Шурки сорвался голос.

Из дальних далей донеслось:

— Не бойтесь, прыгайте! Здесь мягко!

Главное, что жив!.. А куда прыгать-то? Шурка первый полез на четвереньках. Гладкий металл трубы холодил колени и ладони. Вперед, вперед...

— А-а-а! — Труба стремительно ушла вниз. Шурку, как во сне, стиснуло страхом падения. Потом он заскользил, будто по желобу: труба изгибалась, изгибалась и вновь перешла в горизонталь. И выплюнула мальчишку на что-то кожаное и упругое. Шурка отлетел в сторону. На его место вылетел Платон, а на того свалился Ник.

Кустик стоял в трех шагах и... смеялся.

— Здорово, да? Как аттракцион в парке.

Под потолком горел яркий матовый плафон. Помещение было похоже на заброшенный спортзал без окон. И то мягкое, на что приземлились искатели приключений, было стопой полуистлевших кожаных матов.

У стен стояли гимнастические кони и перекладины. Сверху свешивались кольца. Почему-то все приободрились. Может быть, потому, что вокруг было много привычных вещей.