Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 99

Шар стремительно уходил вверх. Он, словно пушечное ядро, врезался в звездный небосвод. Созвездия рассыпались и гасли. Погасло солнце, встала на дыбы пустыня. Шурку кинуло во тьму, в провал, вдавило боком в пушистый ворс.

Но вот мягко заполнил пространство зеленоватый свет.

Шурка лежал в знакомой комнате на ковре.

Кимыч и Гурский (уже без мантии) стояли у письменного стола. Весы опять заслоняла зеленая занавесь.

Гурский вцепился в бороду. Он был откровенно растерян. Как обычный земной старик, обнаруживший пропажу кошелька.

Кимыч, как бабка, хлопнул руками по бокам. Поднял к потолку плаксивое лицо.

— Молокососы паршивые!..

 9. Молокососы паршивые

Шурка сел. Правой ладонью оперся о ковер. С левой слизнул раздавленную капельку крови. Другую капельку пальцем снял с груди. Тоже слизнул.

След укола тут же затянулся, остался на нем пунцовый бугорок.

Гурский мельком глянул на Шурку и вслед за Кимычем поднял глаза к потолку.

— Какие молокососы? Почему?

— Те двое... — Кимыч нервно стискивал и разжимал кулак. — Кто бы мог подумать?.. Все шло как надо, часы соорудили — ну просто как по заказу: включай да крути назад... И вот! — Он подломленно брякнулся на стул. Голова ниже плеч, руки между колен...

— Вы о ком? — спросил Шурка. Были в нем и страх, и надежда. — Какие двое?

— Как это могло случиться? — сухо сказал Гурский Ки-мычу.

— Кто бы мог подумать!.. Они должны были хотя бы порвать змей...

— Кто?! — Это Шурка. Уже со звонким нетерпением.

Гурский в сердцах рванул на себе бороду. Потом как-то сразу успокоился. Уперся в Шурку синим взглядом. Сверху вниз.

— Те самые... «архитекторы». У которых город с площадью Часов, — Гурский говорил устало, но уже почти без досады. Шурке даже почудилось в его голосе скрытое удовольствие. — Мальчишка со змеем бежал к их городу. По всем вашим законам они должны были надавать ему по шее и погнать прочь, а они... Впрочем, смотри сам...

Гурский ребром ладони повел над головой. Потолок разъехался, будто разрезанный пополам. Шурка увидел заросли и лужайку с игрушечным городом. И троих ребят.

Увидел в странном, неземном ракурсе, словно через несколько стеклянных призм. И снизу, и сверху, и со всех сторон сразу. Очень четко.

Самый маленький был, несомненно Гриша Сапожкин. Других Шурка видел впервые. Но понял сразу — это Митя и Андрюшка, строители города.

Белоголовый Митя сидел перед Гришей на корточках, словно взрослый перед потерявшимся на улице малышом. Голос его Шурка слышал ясно:

— ...Чего ты испугался? Играй... А если хочешь, давай играть вместе...

— Вместе пускать мой змей, да?! — просиял Гриша Сапожкин.

— И змей... И в нашу игру...

Шурка всем сердцем потянулся туда. К этим мальчишкам. К солнцу и зелени. Но опять возник над головою непрозрачный потолок.

— Это они спасли тебя, — вздохнул Гурский, легко поднял Шурку с ковра и посадил в кресло.

— Как спасли?

— Непредсказуемым своим поступком... Эта аномалия дико сбила все расчеты, вызвала обратное движение Весов. На твое счастье...

— Подожди, — глухо сказал Кимыч. — Рано ты освободил своего ненаглядного Полушкина.

— Это не я!.. Когда они сказали «давай играть вместе», изменилась структура. Пространство и так было на грани перехода, и вот — последняя капля...

Кимыч поднял лицо.

— Это что же? Новая грань?

— Да, голубчик. Неподвластная нам. Из разряда Безлюдных Пространств. О которых говорят, что они станут зародышем нового мира... Может, нам и не стоило стараться...

Кимыч мотнул головой. Словно муху отгонял.

— Я в это не верю. Нет граней, неподвластных общим законам Кристалла.

— Видимо, есть... Они из тех, что рядом с Дорогой...

— Я не верю в Дорогу.

Гурский развел руками.

— Ей, Дороге, Илья Кимович, это безразлично...

С великим облегчением, с чувством полной безопасности Шурка смотрел вверх. Видел только потолок, но все еще слышал ребячьи голоса. И смех.

— Это Гриша Сапожкин, у которого пропал щенок, — сказал он.

Гриша смеялся от радости. Сейчас он забыл о щенке.

— Если бы ты знал, Полушкин, какие космические устои рушит своим смехом этот Гриша, — с прежней усталостью сказал Гурский.

— Пусть, — сказал Шурка.

Раздался грохот, исчезла зеленая занавесь, и Шурка увидел, как рушатся Весы.

Со звоном рассыпался прозрачный шар, разлетелись пружины и шестерни. Дымчато-хрустальный и гранитный шары покатились друг к другу. Ударились, между ними с треском проскочила синяя молния. Шурка перепуганно вздернул в кресле ноги.

— Это что же?! — громко сказал Кимыч и встал.

— Да, — кивнул Гурский. — Это сигнал, что нам пора уходить. — И повернулся к Шурке: — Оставляем тебя, Полушкин, на твоей планете... где цветет иван-чай. Красивое, кстати, растение. У нас таких нет...

— Иван Петрович! — голос Кимыча прозвучал резко и капризно. — До лирики ли сейчас! Вы же понимаете, что уйти мы теперь можем только совсем.

Гурский с нарочитой беззаботностью кивнул:

— Это бесспорно. Самое вероятное место для нас — на дне Черного пруда...

Кимыч дернул головой, обмяк. Но тут же привычно хмыкнул.

— Ну и наплевать... «Не все ли равно, — сказал он, — где. Еще спокойней лежать в воде»...

Шурка смутно вспомнил, что это какие-то стихи. Про моряков.

Гурский озабоченно возразил:

— Не знаю, не знаю. По мне, так на солнышке все же лучше. Даже на здешнем... А впрочем, попробуем пробиться. Что мы теряем?

Кимыч мотнул блестящим черепом.

— Бессмысленно. Оно не выпустит. Ни за что...

— Может быть, выпустит... если попросит Полушкин.

Оно ведь многим ему обязано... Полушкин, вы разрешите нам уйти?

— Кто вас держит?

— Держит Безлюдное Пространство Бугров. Несколько минут назад оно стало живым. И оно стало принимать решения. Нас оно считает врагами, а вас другом.

— А почему вас — врагами?

— Ему кажется, что мы хотели тебя погубить, — сумрачно разъяснил Кимыч. — Но разве это мы? Это Весы... Да и не Весы даже, а... Тьфу, черт! Терпеть не могу оправдываться.

— Ну и не надо. Вовсе вы не враги...

— Тогда отпусти нас, — тихо сказал Гурский.

— Как?

— Попроси у Бугров, чтобы выпустили. Мысленно попроси. Вот и все...

— А вы... ничего не сделаете с Землей?

Гурский молча покачал головой.

Кимыч нервно хихикнул опять:

— У нас не получится, если даже захотим. Как говорится, «ты победил, Галилеянин»... Знаешь, кто такой Галилеянин? И чьи это слова?

— Не-а... — Шурка, прикусив губу, попытался вспом- , нить и не смог.

— Еще узнаешь, — сказал Гурский. — У тебя все впереди.

— Хотя сейчас здесь главный пророк не Он, а полевые командиры, — вставил Кимыч.

— Перестаньте, Илья Кимович...

— Перестал. Теперь все равно... Лишь бы уйти.

Шурка представил заросшие пустоши и взгорки, ложбину с паровозиком Кузей, иван-чай... «Отпустите их, пусть идут...»

Над Буграми была солнечная тишина, в ней Шурке почудилось согласие. И не только ему.

— Спасибо, Полушкин, — смущенно проговорил Гурский. — Мы, пожалуй, и правда пойдем. Будь здоров...

— Не будет он здоров! — резко возразил Кимыч. — Я мог бы промолчать, но истина требует знания. Полушкин не протянет долго. Игла успела коснуться сердца.

Колющая боль и правда ощущалась в сердце. Но не сильно, чуть-чуть.

Шурка вытолкнул себя из кресла.

— Нет! Оно залечится! У меня регенерация!

Гурский смотрел озабоченно и грустно.

— Я должен предупредить. Способность к повышенной регенерации скоро исчезнет. Как и другие подобные свойства. До сих пор вы были защищены от всех земных болезней, а теперь... это все зависит от здешней медицины. Ну, да авось обойдется.

— Не обойдется, — угрюмо сказал Кимыч.

Но Шурка не чувствовал страха. Боль в сердце исчезла совсем.

— Кимыч любит излишне драматизировать ситуации, — ворчливо заметил Гурский.