Ребята Скобского дворца - Смирнов Василий Иванович. Страница 3

Ванюшка по-прежнему смотрел на Царя, насупившись, не желая вступать с ним в разговор.

— Ну-ну? — теперь уже нетерпеливо бросил Царь.

Вперед выступил взъерошенный и растрепанный Цветок. Громко шмыгая носом и вытирая вспотевший лоб, он доложил Царю, как было дело, немного сочинив от себя.

— Отрубить голову!.. — требовали «сабленосцы», подступая к Ванюшке.

Что-то кричали «копьеносцы», грозно потрясая своим оружием. Вина Ванюшки была бесспорна. Заслуживал он самого сурового наказания.

— Ж-живота али смерти? — примирительно спросил Царь, явно находясь в хорошем настроении.

Скобари ждали, что Ванюшка запросит «живота». В его положении иначе и не могло быть.

Но Ванюшка вместо ответа вдруг рванулся в сторону, сшиб второпях кого-то из скобарей-«копьеносцев» и дал стрекача. Немедленно в погоню за беглецом ринулись самые быстроногие и самые услужливые воины Царя. Возле подъезда Ванюшку изловили и с еще большим позором притащили к Царю. Хотя Ванюшка и продолжал сопротивляться, он окончательно пал духом.

Но тут произошло нечто непредвиденное, покрывшее Ванюшку если не на всю жизнь, то на ближайшие дни несмываемым позором. Из толпы ребят неожиданно выскочила смуглолицая босоногая девчонка в рваной ситцевой кофточке с засученными рукавами.

— А ну, отпусти! Кому говорю? А ну, отходи! — повелительно распоряжалась она, вклиниваясь в кучку скобарей, окружавших Ванюшку, и бесцеремонно расталкивая всех локтями.

Ребята нерешительно расступились. Цветок заупрямился, но она так двинула его локтем, что он тоже отошел, возмущенно дергая своими узкими плечами и вопросительно поглядывая на Царя.

Оттеснив ребят, она королевой стала перед скобарями, вызывающе вскинув черноволосую кудлатую голову, гневно сверкая большущими, как черносливины, глазами.

— Го-го-го! — зашумели вокруг. — Фроська Буян за Чайника заступается!

— Чего ржете! Горланы! Пятеро на одного навалились, да еще похваляются! — корила она, не давая никому спуску.

К Фроське подошел разгневанный Царь, шевеля кулаками в карманах широченных брезентовых штанов. Глаза у него горели.

— Т-тебе чего? — спросил он, нахмурившись.

— Ничего... — ответила дерзко Фроська, загораживая Ванюшку, готовая сцепиться и с Царем. — Только тронь! — угрожающе предупредила она. — Думаешь, я тебя испугалась? Ничуточки! — Она показала Царю кулак.

Шум и гвалт стихли. Скобари знали, что обладала Фроська Буян задиристым, скандальным характером, не любила никому ни в чем уступать и, чуть что, пускала в ход свои руки с острыми, как у кошки, когтями. Больше всего на свете любила она справедливость. Стояла Фроська горой за обиженных.

Но ребята знали и властный характер Типки.

Все вопросительно смотрели на Царя. Но тот, прищурив глаза и по-прежнему шевеля кулаками в объемистых карманах штанов, загадочно помалкивал.

Тогда Фроська (какая дерзость!) показала Царю язык, бесцеремонно повернулась спиной и, подтолкнув Ванюшку, по-взрослому взяла его под руку и повела по двору, не переставая огрызаться на насмешки ребят. Имела Фроська какую-то власть над мальчишками и даже над Царем. В этом Ванюшка убедился.

Покорно шагая рядом с Фроськой, Ванюшка слышал, как Царь сказал что-то, очевидно очень обидное, в адрес Ванюшки и Фроськи, так что все скобари снова громко загоготали.

Отойдя к подъезду, Фроська остановилась, освободила свою руку и сурово, с укоризной сказала:

— Дурак ты! Разве от Царя можно убежать?.. Заколотят тебя, такого ершистого...

Смотрела она на Ванюшку свысока и милостиво, как взрослый на маленького, хотя и была одногодкой ему. Рядом с Фроськой стояла в бордовом длинном, до пяток, бурнусе ее закадычная подружка, голубоглазая, светловолосая Катюшка Огурец, и тоже глядела на Ванюшку с немым укором, словно он несмышленыш, младенец и сам во всем виноват.

Если начнут приставать, скажи мне, — строго предупредила Ванюшку Фроська и, повернувшись, спокойно пошла со своей подружкой обратно, а Ванюшка, взъерошенный, как воробей, отправился домой.

После всего случившегося не хотелось Ванюшке не только смотреть, но и жить на белом свете.

А дома мать, увидав его, всплеснула руками и, схватив за шиворот, повела к крану раковины умываться:

— Горе ты мое... Посмотри, на кого ты, чучело, похож?..

Ванюшка молчал. Оправдываться он не стал. Взрослые многое не понимали, хотя и считали себя умными.

На следующий день на побеленном известью заборе появилось написанное углем объявление. Извещало оно об очередном важном событии. Выглядело оно так. Сверху неизвестный художник изобразил пронзенное стрелой сердце с надписью Фроська — Чайник.

Под жирной чертой стояло: Невеста  — Жених. И еще ниже для неграмотных скобарей углем были намалеваны весьма живописные портреты Фроськи и Ванюшки.

Волнение на дворе в этот день было необыкновенное.

К объявлению подходили скобари, разглядывали и читали. Одни качали головой, удивлялись. Другие возмущались, почему Царь накануне не задал трепку Чайнику. «Еще вздует как следует», — пророчили третьи.

Спорили, кому принадлежит проткнутое стрелой сердце. Серега Копейка утверждал, что Фроське. Девчонки не соглашались и говорили, что Ванюшке. Спор остался неразрешенным. Особенно громко возмущались поступком Фроськи подружки. В один голос, конечно за глаза, на разные лады корили они Фроську, не желая оставаться безразличными к ее причудам.

Подошел к забору Царь, прочитал и ушел, ничего не сказав. Копейка удивленно пожал плечами. А Цветок презрительно усмехнулся и, найдя кусочек угля, подрисовал Ванюшке усы. Читала объявление и Фроська. Видали, как она загадочно улыбнулась, не выразив, однако, ни негодования, ни удовольствия, хотя за ней с напряженным вниманием следили десятки глаз.

— Про тебя, фунт ситный, намалевано... — немедленно сообщил Ванюшке его новоявленный приятель Левка Купчик, явно напрашиваясь в закадычные друзья. Добровольно, без всякого уговора, только по складу своего общительного характера, взял он на себя трудную и опасную обязанность — сопровождать Ванюшку и развлекать, видя, как тот одиноко блуждает по двору.

Ознакомившись с намалеванным объявлением, Ванюшка нахмурился. Свое изображение на заборе ему очень не понравилось. Однако в душе он был доволен. Чувствовал он теперь себя с этой смелой красивой девчонкой навеки связанным.

Выходил на двор и возвращался домой с одной мыслью о предстоящей дружбе с Фроськой. Заслонила она собой для Ванюшки всех скобарей, несмотря на то что из-за нее на неделю стал посмешищем всего двора. Голопузая мелюзга во главе со зловредным Кузькой Жучком, едва только Ванюшка появлялся на дворе, начинала вопить:

Кто сочинил эту обидную для чести Ванюшки песню, так и осталось для него вечной тайной. Удивляло Ванюшку, что Фроська при этом оставалась совершенно спокойной и безучастной, словно уши у нее ничего не слышали, а глаза не видели.

Это бы еще ничего, но... не обращала она никакого внимания и на Ванюшку. Встречаясь на дворе, с равнодушным видом проходила мимо, не удостаивая его даже взглядом. А если случайно взор ее падал на Ванюшку, то глядела на него так, словно перед ней находился не живой человек, а пустое

«Вот ты какая!» — недовольно думал он, исподтишка ревниво наблюдая за Фроськой. Изучал он Фроську со всех сторон, не упускал из памяти ни одной подробности. Знал, что на правой щеке у нее возле уха чернеет родимое пятнышко величиной с медный грошик; что глаза у нее с поволокой и могла она смотреть то удивленно, то насмешливо, а то и жалостливо, поджимая при этом свои пухлые розовые губы.

«Хитрющая...» — думал Ванюшка, замечая, как Фроська разговаривает на дворе — с одними вежливо и спокойно, с другими повелительно и грубо, как барыня с прислугой.