Ребята Скобского дворца - Смирнов Василий Иванович. Страница 31
Ванюшка полностью согласился с ним, тоже сомневаясь, сохранилось ли сердце у Фроськи или на месте сердца находился тот самый камень, который она положила на лавку, когда сидела с Царем.
— Девчонка!.. — е пренебрежением отозвался Ванюшка и искренне пожалел Царя, что тот имел такого ненадежного друга.
— Пошли, что ли, Хмырь, в крепость, — уныло предложил Копейка, больше всех тосковавший по Типке.
Теперь, когда на дворе не стало Царя, «Петропавловская крепость» осталась безнадзорной. Никакого распоряжения Царь, уходя в тюрьму, не оставил. Комендантом крепости мог свободно объявить себя любой скобарь. Чувствовал Серега Копейка большую ответственность перед своим другом Царем за все последствия, которые незамедлительно могли произойти, если вовремя не принять надлежащих мер. То же самое думал и Ванюшка, считая себя в большом долгу перед Царем.
Осторожно пробравшись в крепость, ребята тяжело вздохнули. Все напоминало о Царе. На прежнем месте висели самострелы из бочарных обручей и колчаны со стрелами. У забора, заботливо прикрытый от дождя фанерой, лежал богатырский меч-кладенец. На водопроводной трубе, воткнутой в землю, трепыхал на ветру государственный флаг скобарей — черная тряпка с красной каемкой.
— Как думаешь, будут ловить Типку или нет? — спросил Копейка, влезая в пустую бочку и растягиваясь там.
— Будут, — ответил Ванюшка, располагаясь в соседней бочке.
Наружу выглядывали только их головы. Оба толковали, что делать с крепостью, пока Царь не вернется.
— Сохранить все в целости, — предлагал Копейка. — А ты как думаешь?
— Зарыть подкоп, — советовал Ванюшка, которому льстило, что Копейка считает его главным скобарем на дворе, доверяя крепостное хозяйство, единоличным хозяином которого был все время только Царь.
Так они и порешили, сговорившись сообщить об этом Цветку, Фроське и еще кое-кому из скобарей.
Вставать не хотелось. Оба лежали и от нечего делать любовались, как по бледно-голубоватому небу плыли белоснежные облака. Густой и черный, как деготь, дым из заводских труб застилал их, но они, словно вырвавшись из плена и ничуть не перепачкавшись, продолжали свой путь по небу. Рядом с ребятами на телеграфных столбах тревожно и звонко гудели провода. Может быть, они передавали в другие места весть о побеге из полиции Типки Царя?
— Чайник! — вдруг обратился к Ванюшке Копейка, выковыривая из земли ржавым гвоздем какой-то камушек. — За что же Царя преследуют? Что он плохого сделал? Ну, листки мы разбросали, двор замусорили... Типку дворники ругали... А городовым чего надо?
Пока Ванюшка размышлял, Серега снова заговорил:
— Думаю я так. — Копейка вылез из бочки и сел на ящик. — Листки-то умные были. Против правительства. К забастовке призывали. Мне отец растолковывал. Одна листовка ему в руки влетела, когда шел обедать. Все ее читали, а потом городовой ее отобрал.
Ванюшка напряженно вслушивался в слова Сереги Копейки. Он тоже уже многое понимал. Заключалась, очевидно, в тонких, из папиросной бумаги, «умных» листках какая-то сила, поднявшая разом полицию на ноги.
Сидели они рядом на ящике. Перед их глазами расстилалась обширная заводская территория. Неумолчный гул несся со стороны огромных закопченных корпусов. На стапелях высились ребристые громады, словно обглоданные рыбины, остовы будущих военных судов, облепленные черными копошащимися фигурками людей. Оттуда тоже доносился сухой треск клепальных инструментов, тяжелый грохот молотов, свист и всхлипывание паровых лебедок.
— Чу! Слышишь? — встрепенулся Серега Копейка, подняв голову.
Ванюшка тоже насторожился. За железнодорожной колеей, где находились многочисленные пакгаузы и склады, явственно доносились разноголосый шум, свистки, крики: «Держи! Держи!»
— Царя ловят! — переглянулись ребята.
Оба мгновенно ожили. Как это им раньше не пришла мысль, что Царь мог скрываться на заводской территории и теперь, очевидно, пробирается к себе в крепость? Но Серега и Ванюшка ошиблись.
Взобравшись выше на бочки, они увидели, как какой-то чужой черноволосый, с обнаженной головой человек мчался по заводской территории, большими прыжками перемахивая через канавы, железный лом и трубы. За ним, не переставая свистеть, бежали двое городовых и позади несколько стражников из заводской охраны.
«Догонят или нет?» — только успели загадать Ванюшка с Копейкой, как вдруг человек с обнаженной головой и развевающимися по ветру полами темного пиджака, запнувшись обо что-то, растянулся.
«Пропал! Схватят!» — чуть не закричал Копейка, порываясь сам бежать навстречу.
Легко вскочив на ноги, беглец резко свернул в сторону и помчался к тупику, где среди нагроможденных бочек и ящиков сидели в своей «Петропавловской крепости» ребята. Бежавшие наперерез городовые снова остались за его спиной.
— Дядя! Дуй сюда! — осмелев, замахал рукой Копейка.
Увидав две русые ребячьи головы, беглец в нерешительности остановился. Потом бросился к ним, неуклюже запрыгав по бочкам и ящикам.
— Братишки, выручай! — прохрипел он, задыхаясь, и свалился в крепость на землю. Пот лил с него градом.
— Дядя, сигай в дыру! Тут лазейка... — наперебой зашептали ребята, оглядываясь на замаячивших среди ящиков и бочек городовых.
Беглец сунул голову в черневшую дыру подкопа и, вытягивая длинные ноги в стоптанных ботинках, полез под забором, по-прежнему тяжело дыша.
Ванюшка и Копейка похолодели, когда плотный, широкой кости человек вдруг застрял в подкопе, беспомощно дрыгая ногами.
«Пропали», — подумал Ванюшка, собираясь уже ринуться на двор через забор.
Незнакомец еще более вытянулся и, наконец, волоча за собой ноги, пролез под забором. Вслед за ним юркнули Ванюшка и Копейка. Последний успел опрокинуть позади себя ящик с железной трубой-флагом, прикрыв подкоп.
Городовые и сторожа заводской охраны, разыскивая исчезнувшего на их глазах беглеца, ринулись в разные стороны вдоль забора, с грохотом переворачивая порожние ящики и кувыркая пустые бочки. Никто из них сразу не догадался, что под забором имеется лазейка, которую ребята предусмотрительно с противоположной стороны прикрыли расколотой брусчатой плитой. Ванюшка и Копейка вместе с беглецом притаились у забора в узком полутемном закоулке.
— Дядя! Теперь можно... уходи... — прошептал Копейка, прильнув к щели.
За забором, уже поодаль от ребят, продолжали звучать голоса и грохотать сбрасываемые ящики.
— Спасибо, братишки! Выручили, — тоже шепотом поблагодарил незнакомец, легонько ладонью стряхивая с себя землю и мусор. Глаза его, живые, неспокойные, в венчике тонких морщинок, улыбались.
Он шагнул в сторону просвета между забором и кирпичной стеной, но остановился, поманив рукой Копейку.
— Выгляни, братишка, наружу, на улицу. Нет ли и там фараонов? — попросил он, настороженно косясь на дощатый забор, за которым продолжали шуметь и грохотать ящиками преследователи.
Копейка, выскользнув из закоулка, побежал выполнять поручение. Оставшись вдвоем с Ванюшкой, незнакомый человек так же решительно притянул его к себе и зашептал:
— Тут в доме чайная. Сбегай туда. Там должен сидеть мой корешок. Понял? Высокий такой, с темной бородкой и вислыми усами. Увидишь, подойди к нему. Скажешь, дядя Аким — это я — ушел домой. Понял? Только осторожней. Да попроси у него табачку, принесешь мне. Свой-то я весь по дороге рассыпал.
Ванюшка заметил, что у незнакомца правая рука четырехпалая. Вместо указательного пальца белел коротыш-обрубок.
Так же ползком Ванюшка выбрался из закоулка и пулей влетел в кухню. Но тут же сообразил, что нужно вести себя как можно неприметнее, солиднее, и, уже не торопясь, проследовал в большой зал. К своему удивлению, он сразу разыскал высокого темноволосого человека с вислыми усами, в черной косоворотке. Сидел тот за угловым столом близ окна. Ванюшка смело было направился к нему, но у самого стола остановился, смущенно опустив глаза. Рядом с вислоусым сидел другой посетитель и что-то заказывал или расплачивался с половым. Мельком взглянув на него, Ванюшка сразу опознал таинственного «бородача», который на днях так ошеломил его своим поведением. Попятившись назад, Ванюшка решил ничего не говорить пока вислоусому человеку, а посоветоваться с дядей Акимом. Заглянув по дороге в малый зал, он влез на стул, вытащил у Михеля из мундштука папиросу и, крепко зажав в кулак, отправился обратно в закоулок.