Ребята Скобского дворца - Смирнов Василий Иванович. Страница 56

На другой день покупать кумач для знамени и стяга готовилась многочисленная делегация во главе с Фроськой и Цветком.

— Вы, хмыри, поторгуйтесь! — советовал им Копейка, вручая Фроське собранные деньги.

— Спрячь подальше! — прикрикнул он, а девчонок предупредил: — Вы тоже следите.

— Смотрите, не обсчитали бы вас! — беспокоился и Купчик, порываясь также идти с ними.

— Ты, купец, не волнуйся, — успокаивал его Цветок. — Не соображаешь, что я тоже иду...

С волнением ребята поджидали своих. Это был небывалый случай в их жизни. Впервые они коллективно приобретали общественную вещь.

Как только ходоки вернулись с купленным материалом, у забора на дворе снова собралась толпа скобарей. Примчались сюда и гужееды. Каждый считал своим долгом пощупать материал, осведомиться, почем платили за аршин. Цветок, не выпуская ни на минуту из своих рук сверток с кумачом, чуть что вступал в ожесточенный спор даже с Фроськой.

— Чего вы понимаете? — горячился он. — Тютелька в тютельку купили. Все копеечки до одной израсходовали.

Воображал себя Цветок главным в этом деле и даже кумач для большей сохранности отнес к себе домой.

На следующий день у забора на разостланных досках, поджав под себя по-турецки ноги, сидели девчонки и сшивали полотнища для красного знамени и для кумачового стяга. Верховодили всеми делами Фроська и Маринка Королева, объединившись для этого случая. Разговаривали они мирно и если спорили, то не враждебно. Возле них толпились скобари и гужееды, готовые по первому слову девчонок чем-нибудь помочь им.

— Девоньки, меня экипируете? — спрашивал Фроськин отец, остановившись возле босоногих швей и указывая на свою расползавшуюся по швам блузу. Он уже снял солдатскую шинель и по-прежнему работал на заводе.

— У нас, дядя Егор, золотошвейки работают, — звонко отвечала ему за всех острая на язык Дунечка Пузина. — Черную работу мы не берем.

Стоял в толпе скобарей и тряпичник Младенец. Больные глаза у него слезились, руки тряслись. Он бессвязно что-то бормотал.

— Что сгорбился? — гремел на него Зубарев. — Теперь свобода! Пошли в чайную душу кипятком полоскать!

Подошел к девчонкам-швеям и Царь.

— Хорошо, Тип? — спросила у него Фроська, умышленно загораживая от него Королеву. С грустью убеждалась она, что шьет Королева ловчее. Работа в руках Маринки так и кипела.

Вместе с Царем Ванюшка тоже придирчиво осмотрел их работу.

Царь похвалил, а Ванюшка нашел изъян: косой шов.

Но Фроська не удостоила его и взглядом.

Подошел к швеям и Спирька Орел. Как вожак гужеедов, он тоже не захотел остаться в стороне. Разговор с ним вела Королева, а Фроська молчала.

В стороне Цветок усердно красил палки для знамени и стяга. Краску подарил для общего дела Купчик.

Ожесточенный спор разгорелся, когда стали подбирать лозунги для знамени и стяга.

— «Да здравствует свобода!» — предложил Цветок.

— Наше, скобское надо, — советовал Копейка. — Вот бы так: «Скобари! Стойте за свободу!»

— Почему одни скобари? — возмутился Спирька Орел. — А мы где?

— Как это «стойте»? Лучше «боритесь»! — сразу же поправил Ванюшка, не обращая внимания на возражение Спирьки.

— Ты, Чайничек, помолчи, — посоветовал ему Цветок. — С кем ты будешь бороться-то? Со мной, что ли?

Плюнув, Ванюшка отошел, видя, что его никто не поддерживает.

Гвалт и шум стоял ужасный.

— Тише, тише, — взывала Фроська. — Может быть, лучше: «Ребята и девчата, соединяйтесь!»

— «Скобари и гужееды, шагайте вместе!» — кричал кто-то из гужеедов. Его сразу же поддержало несколько голосов.

— Может быть: «Мы, мальчишки, идем вперед!»? — надрываясь, подавал свой голос Левка Купчик.

— А девчонки где? — сразу же обидчиво набросилась на него Дунечка Пузина.

Предложения сыпались со всех сторон.

Только Царь молчал. Выслушав внимательно все спорящие стороны, он не присоединился ни к одной. Когда немного стихло, вышел вперед, поднял руку.

— Ша-а! — басовито рявкнул он. И, воспользовавшись наступившей тишиной, закричал уже во все горло: — «Ребята, пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Многим сразу пришлось по душе предложение Царя.

— А где «девчата»? — запротестовали было Королева и Дунечка Пузина, но их тут же осадил Ванюшка.

— Все мы ребята! — громогласно заявил он.

— В-все согласны? — спросил Царь, быстро обводя ребят глазами. — Кто против, держи колом руку!

Ни одна рука не поднялась. Спорщики облегченно вздохнули. Даже гужееды остались довольны.

Левка Купчик, умевший красиво писать буквы, принялся за работу. За его кистью придирчиво и строго следили и подавали советы десятки скобарей и гужеедов. Предстояло еще выбрать лозунг для стяга. Но тут вмешались взрослые.

— Что за шум, а драки нет? — осведомился подошедший к ребятам вооруженный матрос. С ними были два милиционера. И уже более строгим тоном, сдвинув густые черные брови, матрос спросил: — Кто из вас знает, где находится в данный момент тряпичник, именуемый Младенцем? Дома его нет. — В руках у матроса виднелась бумага с печатью. — Приведите сюда. Скажите, что ожидают...

Ребята разыскали Младенца в чайной. Когда он шел вслед за ними, то крестился, что-то глухо бормоча про себя.

Матрос, сняв свою белую бескозырку с черными ленточками, вместе с милиционерами сидел у подъезда на лавочке. Возле них толпились рабочие, скобари.

— Хорош! — с брезгливостью проговорил матрос, осмотрев тряпичника с ног до головы. — В полиции служил?

— Помогал, — шепотом признался Младенец, меняясь в лице. Он сразу понял, что в охранном отделении нашли список тайных осведомителей полиции.

Допрос был короткий.

— Осведомлял, — скупо бормотал Младенец. — Околоточному Грязнову доносил. Платили десятку в месяц.

— Дешево продался, Иуда! — звучали негодующие голоса.

Собравшиеся на дворе с омерзением смотрели на тряпичника. Не выдержав, он упал на колени.

— Братцы!

— Какие мы тебе братцы? Предатель! — кричали ему.

Расправляться своим судом с Младенцем не стали. Матрос и два милиционера повели его через ворота на улицу.

— В тюрьму, — толковали между собой скобари.

Вечером, встретив Ванюшку на дворе, Катюшка сообщила, что у тряпичника при обыске в углу, который он снимал на шестом этаже в многосемейной квартире, нашли зашитые в подушку золотые монеты.

— А жил впроголодь, нищим, — удивлялась Катюшка.

Утро 1 мая 1917 года после ненастной ночи выдалось ясное, солнечное. Ни одна фабрика, ни один завод в этот день в столице не работали.

— Какой ты вальяжный сегодня, — удивлялась, Дунечка Пузина, разглядывая Ванюшку, щеголявшего в сером шерстяном костюме и в черных тупоносых ботинках, блестевших глянцем.

Не один Ванюшка — все ребята выглядели в этот день по-праздничному. Фроська ходила в длинной черной юбке и в розовой блузке, охватив, как обручем, красной лентой свои густые смоляные кудри. Копейка, всегда одетый небрежно, на этот раз выделялся бумазейной желтой косовороткой. Цветок надел красную рубаху, откуда-то достал коричневую шляпу с короткими полями. Только Царь выглядел буднично в своей латаной солдатской гимнастерке, в солдатской фуражке с кокардой и в стоптанных, но начищенных до блеска сапогах. Зато на груди у него поблескивал на трехцветной ленточке Георгиевский крест. Блеск этого креста не могли затмить настоящие посеребренные часы Левки Купчика и даже из американского золота дутые сережки Дунечки Пузиной.

Обширный двор Скобского дворца в это ясное весеннее утро походил на шумный цыганский табор.

Взрослые тоже принарядились. Все были веселые, довольные. Поздравляли друг друга с праздником.

Володя Коршунов на своей трехрядке мастерски играл кадриль. Был он в розовой рубашке, жилетке и в новом картузе.