Ребята Скобского дворца - Смирнов Василий Иванович. Страница 75

— Пошли домой, — первым предложил Цветок, ни к чему не проявлявший интереса. Голос у него звучал глухо, лицо побледнело.

— Пошли... — поддержала Цветка и Фроська.

Неохотно ребята покидали бурливший народом Зимний дворец.

На белоснежной мраморной лестнице у входа в залы вооруженные матросы уже никого не пропускали во дворец. С ними спорили, ругались.

Когда ребята спустились вниз, у главного подъезда тоже стояли вооруженные патрули и толпился народ. На ребят по-прежнему никто не обращал внимания.

На площади они увидели трупы убитых. А по черному облачному небу все еще продолжали бороздить яркие лучи прожекторов.

Было далеко за полночь, когда ребята, изрядно утомившись, медленно плелись к себе на Васильевский остров. Моросил мелкий осенний дождь. С Финского залива дул сердитый октябрьский ветер. Темнели дома на слабо освещенных улицах. Город спал, или, быть может, только казалось, что спал. Во многих окнах на Большом, хотя и тускло, светились огоньки. Очевидно, там чего-то ждали или к чему-то готовились.

— Буржуи без боя не сдадутся, — разглагольствовал Серега Копейка, шагая рядом с Царем и Фроськой.

— Расколошматят их, — не сомневался Царь, распахивая навстречу ветру шинель и надвигая ниже фуражку.

— Зададут им теперь жару, — пророчила Фроська. Коротенькая плисовая жакетка у нее плохо грела, ноги в стоптанных парусиновых башмаках промокли, жмыхала вода.

Спирька и Никита тоже рассуждали о Временном правительстве, о Керенском. Ванюшка с Левкой вспоминали великолепие Зимнего дворца. Позади всех плелся Цветок, молчаливый и угрюмый, необычайно присмиревший. В азарте ребята не обращали на него внимания до тех пор, пока вдруг на Косой линии Цветок жалобно не крикнул: «Ребята!» — и тяжело опустился на мокрую панель.

— Меня пулей прострелили... уже давно... — слабым голосом, морщась от боли, сообщил он друзьям.

Цветок был ранен в плечо. Кровь уже просочилась сквозь пальто. Как Цветок, раненный еще во время штурма на Дворцовой площади, мог блуждать по Зимнему, было непонятно. Ребята подняли его и понесли на руках.

Не переставая, моросил мелкий дождь, и дул с Невы порывистый ветер. Уличные фонари на Косой линии не горели. А в стороне за Невой, где находился Зимний дворец, небо по-прежнему бороздили лучи прожекторов, доносились отзвуки стрельбы. Временное правительство было свергнуто, но революция продолжалась. В великих муках восстания рождалась новая Россия — советская. Вернувшись домой, Ванюшка, к своему удивлению, узнал, что мать с другими работницами тоже участвовала в штурме Зимнего.

Неделю спустя хоронили Петьку Цветка. Умер он в больнице от заражения крови. Врачи не смогли спасти его. И когда после похорон ребята вернулись домой, двор Скобского дворца им показался унылым и мрачным.

— Не будет больше у нас Цветочка, — вздыхала Фроська. Глаза у нее были заплаканные.

Ванюшка находился в тяжелом, угнетенном настроении, словно он был в чем-то виноват перед покойным Цветком. Стало на дворе как-то скучно. Чувствовал себя Ванюшка одиноко. С Цветком они чуть ли не ежедневно ругались, но оба быстро отходили, не помнили зла и снова как ни в чем не бывало дружелюбно разговаривали.

Казалось Ванюшке, что и скобари стали какими-то иными, более серьезными и менее крикливыми. Словно за эти дни они все повзрослели. Царь все реже появлялся во дворе. Как и раньше, работал он на заводе и по-прежнему был в рядах Красной гвардии. Серега Копейка тоже стал рабочим — устроился на судостроительный завод. Возвращался домой чумазый, солидный, с сознанием собственного достоинства, шаркая по панели башмаками. Встретив скобарей, небрежно цедил сквозь зубы:

— Вы, хмыри, все бродяжничаете?

— Тоже работяга! — с завистью ворчали на него скобари.

С Фроськой Ванюшка встречался редко. Занятая хозяйственными заботами по дому, она изредка выбегала во двор посудачить с подружками. На Ванюшку обращала внимания меньше, чем на приблудного кота Гришку.

— Все они, девчонки, таковы, — рассудительно успокаивал Ванюшку Левка, — какое добро им ни делай, все позабудут. Черствая у них душа, неблагодарная...

Про себя Ванюшка соглашался с ним: «Сколько я ей сахару переносил!» Левка Купчик тоже ходил озабоченный и серьезный. Вслед за чайной «Огонек» закрылась и мелочная лавка, которой владел его отец.

— Торговать нечем, — объяснял Левка ребятам, а Ванюшку доверительно, по-дружески, предупреждал: — Голод страшнеющий надвигается. Весь Петроград перемрет, вот увидишь...

Последние дни хлебную норму по карточкам сбавили. Выдавали по полфунта на человека.

Неожиданно Левка зашел к Ванюшке с недостроенной подводной лодкой, которую они совместно мастерили из соснового бруска. Лодку он отдал Ванюшке и попрощался.

— Уезжаем всей семьей, — сообщил он, — насовсем в Екатеринбург. Там у нас тетка, а у ней огород... — Он погладил черного с белым галстуком кота Ваську и посоветовал Ванюшке: — На двор не выпускай, а то еще уволокут.

А неделю спустя также раньше обычного пришла домой мать. Положив на стол теплую буханку ржаного хлеба, сказала:

— Теперь все, закрылась наша пекарня.

Она устало присела на стул, растерянно оглядываясь по сторонам.

— Как — закрылась? — удивился Ванюшка, отрезая себе теплую горбушку. — А кто же хлеб печь будет?

Мать невесело улыбнулась.

— Не одна наша пекарня закрылась. Многие фабрики и заводы закрываются. Разъезжается народ Питера по деревням. — И с горечью добавила: — Выхода нет, от голода спасаются.

А еще через несколько дней мать сказала:

— Ругаются в очередях, проклинают тех. кто затеял войну. Надеются на Ленина. А Ленин что может сделать? Заводы-то и фабрики не по его воле закрываются. Нет топлива, нет сырья... Ничего теперь нет. Придется нам с тобой, Иван, тоже уехать, благо есть куда.

Ванюшка молчал. Он учился в школе. Уезжать ему не хотелось. Мать это понимала.

— Что делать-то? — почти каждый день, вздыхая, спрашивала мать.

На столе лежали письма, которые дедушка часто слал из деревни. Он все настойчивее звал Ванюшку с матерью к себе. Сообщал, что заготовил на зиму дров, купил мешок муки, овса, картофеля. Писал, что в деревню едут не только из Питера, но и из Москвы, что с каждым днем все более возвращается с фронта солдат, и перечислял, кто приехал, кто умер и какая стоит погода.

— Уезжать или еще поживем? — нерешительно спрашивала Ванюшку мать. Покидать столицу ей самой тоже не очень хотелось.

— Погодим, — просил он, — уехать еще успеем.

На стуле сидел кот Васька и смотрел, жмурясь, на Ванюшку. Ванюшка гладил своего любимца и говорил:

— Ты, Васька, не тужи, уедем мы не скоро. А может, и останемся.

Все же на дворе он сообщил своим приятелям:

— В деревню собираемся. Не с голодухи же здесь подыхать.

Фроська встрепенулась. Царь и Копейка внимательно взглянули на Ванюшку.

Тоном взрослого он добавил:

— Мать у меня безработная. Кормиться нам теперича нечем.

— Х-хочешь, я тебя к себе на завод устрою, учеником? — вдруг предложил Царь.

Фроська быстро взглянула на Царя и снова на Ванюшку. Видела, что он задумался.

— Оставайся... — предложила и она.

— Н-нет, — тяжело вздохнув, ответил Ванюшка. И, снова поглядев на Фроську, он добавил: — Одному мне без матери не прожить.

— Как хочешь, — дружелюбно отозвался Царь.

Был этот разговор в тот самый день, когда Типка нашел наконец свою тетку Иваниху.

После штурма Зимнего, вернувшись к себе на завод, Царь, как красногвардеец, наконец получил винтовку. Командир отряда, пожилой рабочий с желтоватыми, прокуренными усами и глубоким шрамом на голове от полицейской шашки, строго предупредил Царя:

— Смотри, Антип, береги, из рук не выпускай! Выпустим из своих рук оружие, попадем в такую кабалу, страшно даже подумать. Будь, Антип, начеку!