Звездочка моя! - Уилсон Жаклин. Страница 4

«Сладкая ты моя доля» — так называется папина песня. Она есть на одном из его ранних альбомов, и знают ее только самые преданные фанаты.

Сладкая ты моя доля!
Без тебя моя жизнь как неволя.
Мы с тобой далеки друг от друга,
Ты всегда в моем сердце, подруга!
Пусть ты далеко, как в небе звезда,
Я в сердце тебя сохраню навсегда.
Ты будешь навеки в груди моей жить,
Во веки веков мне тебя не забыть.
Пока растут травы и дуют ветра,
Пока голубою не станет луна,
Я буду любить тебя, только тебя! [1]

Не слишком хорошая песня, да? Да и что за имя такое — Доля? Надо издать закон, запрещающий родителям давать детям ужасные имена. Мое имя в списке самых ужасных будет на первом месте. Меня зовут Солнце. Да.

Уверена, что даже вы над ним засмеялись. Как и все остальные.

— Солнце! — шепнула мне мама. — Идем, нам пора заходить!

Фотографы развернули камеры обратно на ковровую дорожку. Там визжит светловолосая актриса, схватившись за лиф платья, из которого показалась грудь.

— Любой дурак поймет, что она это специально, — сказала мама. — Идем, Солнце, шевелись!

— Дэнни, Дэнни, не уходи, пожалуйста! Сюда! Подойди сюда! — с отчаянием в голосе закричала мама Доли.

— Попроси папу с ними поздороваться, — попросила я.

Она вздохнула и изогнула бровь, на секунду задумавшись. Вспышки камер по-прежнему сверкают там, где только что лопнуло платье.

— Смысл? — ответила она. — Его уже отсняли. Идем.

И я медленно двинулась дальше, еще раз обернувшись на них. Мама Доли продолжает кричать. Глаза у нее выпучены, рот широко открыт, она словно сошла с ума, и смотреть на нее страшно. Я взглянула на Долю, а она на меня. У нее очень странное выражение лица, жуткое, тоскливое. Не может быть, что она влюблена в папу. Он для нее слишком стар. Мы не сводим друг с друга глаз. Мы как будто бы знаем друг друга.

Меня передернуло, и я повернулась к папе. Он еще раз взмахнул толпе, дотронулся пальцами до губ и отправил воздушный поцелуй, а затем ушел в кинотеатр, держа Конфетку за руку. Мама с Асом на руках исчезла следом за ним.

Я осталась одна у красной дорожки и не знаю, что мне делать. Ко мне подошел большой охранник.

— Вы дочка Дэнни Килмана? — спросил он.

Я кивнула.

— Тогда проходите внутрь, мисс, — и он направил меня к входу.

В последний раз я посмотрела на Долю. Кажется, ее мама заплакала. Мне их ужасно жаль, но я ничем не могу помочь. Я поплелась в кинотеатр и, подвернув ногу на высоких каблуках, оказалась в шумной толпе. Несколько раз я повернулась кругом, не зная, куда мне дальше идти или кого бы спросить, — и вдруг мама опустила мне руку на плечо.

— Бога ради, Солнце, что за игры? — прошептала она. — Ах ты, черт, я из-за тебя ноготь сломала!

Ее накладной ноготь, похожий на розовый топорик, застрял в моей тунике.

— Идем скорее в уборную, — и мама потащила меня за собой. — Тебе надо подтянуть легинсы, они сползли и сложились в гармошку. Смотрится по-уродски!

— Уродские они и есть, — пробормотала я и поплелась за мамой и Конфеткой.

Краем глаза я заметила папу, он до сих пор работает на публику, а на плечах у него сидит Ас.

В уборной полно красивых молодых женщин в коротких черных платьях. Они обнимаются, целуют друг друга в напудренные щечки и цокают туда-сюда на высоченных каблуках. На нас почти никто не обратил внимания, но вот какая-то пара начала сюсюкаться с Конфеткой, восторгаясь ее пышным платьем и рассматривая значки на курточке. Конфетка засветилась счастливой улыбкой, встряхнула своими длинными сверкающими волосами и объяснила, что каждый значок по-своему для нее важен. Она чуть-чуть шепелявит, рассказывая, прекрасно зная, как мило это звучит.

— Я сейчас, Конфетка, — сказала мама, отвела меня в кабинку и протиснулась следом.

— Встань сюда, — прошипела она и начала подтягивать на мне эти ужасные легинсы. — Дай я тебе все поправлю.

Я залилась краской от ужаса, что сейчас все эти красивые женщины подумают, что мне как маленькой нужна помощь в туалете. Меня бросило в пот. Легинсы прилипли к влажной коже и неприлично скрипят, пока мама их подтягивает. Как только она закончила, я вдруг поняла, что мне непременно, сию секунду, надо сходить в туалет. Все действо повторяется с самого начала: легинсы с трудом спущены до колен и натянуты обратно.

— Честное слово, — прошипела мама, красная как рак от наклонов и сражений с тканью. — Ты самая старшая, Солнце, а проблем от тебя больше, чем от Конфетки и Аса, вместе взятых.

Я вся горю. На глазах слезы.

— Прекрати реветь! — мама встряхнула меня за плечи. — Что с тобой? У нас сегодня праздник!

Мы вышли из кабинки, когда возле нее уже скопилась целая очередь. Конфетки нет нигде.

— Боже! — сказала мама, прикрыв рот. Но тут же мы услышали смех.

Конфетка за углом, там, где зеркал еще больше. Кто-то дал ей туфли на высоком каблуке, и она неумело шагает по ковру, встряхивает волосами и подбивает пышную юбку в сеточку. Толпа хохочет, а Конфетка громче всех.

— Мама, смотри! — Она делает поворот вокруг себя, и щиколотки у нее дрожат. — У меня каблуки выше, чем у Солнца! И даже выше, чем у тебя! Я уже совсем как взрослая!

— Меньше двадцати двух не дашь, — сухо ответила мама, но взгляд у нее стал мягче от нежности. — Хватит, родная, верни доброй тете ее красивые туфли и надень свои ботики. Не надо заставлять отца ждать.

В последней фразе прозвучали опасные нотки. Конфетка их тут же уловила и моментально скинула высокие каблуки.

— А кто твой отец? — спросила хозяйка туфель.

— Мой папа — Дэнни Килман! — ответила Конфетка.

— Ого! — воскликнула девушка, и вокруг Конфетки сразу собралась толпа.

— Представь, что Дэнни Килман — твой папа! — сказала одна.

— Лучше я представлю, что он мой муж, — ответила вторая. И все посмотрели на маму.

— Как вам повезло! — сказала какая-то девушка, глупо хихикнув.

Мама окинула всех взглядом и поправила юбку.

— Да, повезло, — и она протянула нам руки. — Идемте, девочки.

Конфетка взяла одну руку, а мне всучили другую, хотя это полный идиотизм: чтобы взрослая десятилетняя девочка цеплялась за маму. Мы вышли из комнаты под завистливый шепот со всех сторон.

В фойе от количества народу уже не протолкнуться, у одного из входов страшный шум: только что вошли участники группы «Милки Стар».

— Я хочу на них посмотреть! Я обожаю «Милки Стар»! — требует Конфетка.

Наверное, она читала про них в своих комиксах для девочек.

— Что на них смотреть, просто глупые мальчишки. Лучше давай найдем папу, — быстро говорит мама. — И не надо ему рассказывать про то, как ты любишь «Милки Стар», ладно?

С глупыми мальчишками мама справилась легко, но что делать с толпой глупых девчонок, окруживших папу? Они еще моложе тех, что были в женской уборной, юбки у них еще короче, а каблуки выше. Одна из них взяла Аса, тормошит его, а он, извиваясь, хочет опуститься на пол.

— Дайте мне моего сына, спасибо большое, — сказала мама и буквально вырвала Аса у нее из рук. Ас захныкал от испуга. — Вот видите, из-за вас он расплакался.

— Ой-ой, — сокрушилась девушка. Красивой ее не назовешь, волосы слегка растрепаны, несоразмерно большой рот, но что-то есть в ее облике — не хочется отводить взгляд.

— Ну-ну, Ас. Ему не нравится, когда его слишком часто трогают, — объяснила мама.

— Правда? — переспросила девушка и вопросительно посмотрела на папу. — Обычно мужчины не против.

Толпа девочек взорвалась от смеха. Папа тоже захохотал. Мама в ярости так крепко сжала руку Аса, что он еще сильней заплакал.

вернуться

1

Здесь и далее стихотворный перевод А. Олейникова.