Большая игра - Гулев Димитр. Страница 4
— Подумаешь, велика важность! — примирительно сказала бабушка.
— А тебе говорят Здрава?
— Не все равно?! Как ни назови, я бабка!
— Но ведь и ты была маленькая?
Бабушка Здравка улыбнулась, морщинки на ее сухом, худом лице засветились.
— Ступай! И смотри по сторонам, когда переходишь через проспект.
— Иду, бабуля, — тихо сказала Здравка, вдруг подобрев, и взяла портфель. — Привет! — крикнула она в кухню, где Крум все еще обедал. И, чмокнув бабушку в щеку, исчезла.
Школа, где учились Крум и Здравка (старшие классы в первую смену, младшие — во вторую), была совсем рядом. Это старая школа, когда-то единственная на весь район. Теперь ее подновили, надстроили два этажа, расширили двор. Школьные коридоры выходили окнами на бульвар, а классы во двор. Уличный шум не доносился сюда, и после переменок, едва только пустел двор, все здание казалось странно тихим. Только кое-где сквозь открытые окна вдруг послышится строгий учительский голос, зазвучит песня, и опять все как будто притаится, погрузится в тишину неповторимых, невозвратимых сорока пяти минут, времени между двумя звонками — первый всегда напряженный, второй — радостный, пронзительный, сулящий свободу.
В школе учились ребята из жилых кварталов, расположенных по обе стороны реки. Жившие на той стороне шли узким горбатым мостиком. Его построили специально для школьников, чтобы не шагать им в обход по дальним широким мостам. Но пользовались мостиком все, даже велосипедисты — из-за них по краям мостика поставили бетонные столбики, и мальчики обычно не трудились их обходить — перепрыгивали.
Перейти по мостику не велика трудность, а вот добраться до него и выйти на улицу на том берегу нелегко. Вдоль реки тянулось шоссе, по проезжей части которого с раннего утра до позднего вечера неслись потоки машин. И хоть существовали пешеходные дорожки и шоферам полагалось быть особенно внимательными при виде дорожного знака «Осторожно, дети!», куда там! Здесь смотри в оба! Если перед твоим носом затормозила машина, то слева может налететь другая.
Поэтому Здравка сначала посмотрела налево, откуда надвигалась лавина разноцветных машин: грузовиков, троллейбусов, автобусов, легковых автомобилей. Она ждала, когда светофор остановит поток. Здравка, прищурившись, поглядывала на светофор и сразу не поняла, почему это машины вдруг замедлили ход, а потом остановились.
Взглянув вперед, Здравка чуть не ахнула.
Посреди дороги стоял Паскал, ее новый одноклассник. В руке он держал палку с искусно нарисованным — ну просто совсем как настоящий! — запрещающим знаком, или, как его называл Крум, «Большим стопом»!
— Проходи!
Здравка заколебалась. Она увидела лица шоферов в кабинах, некоторые хмурые, некоторые улыбающиеся. Машины стояли, водители смотрели на пешеходов, и Здравка легко, как птичка, перебежала дорогу.
Паскал постоял, дождался, пока дорогу перейдут еще двое оцепеневших от удивления мальчиков, потом слегка поклонился, совсем слегка водителям — всем вместе: и рассерженным, и развеселившимся, — и, опустив руку с табличкой «Большой стоп», быстро зашагал к мостику.
Здравка ждала его у парапета.
Лавина автомобилей с воем помчалась по шоссе.
Паскал, с портфелем и со знаком «Стоп» в руке, шагал серьезно, сосредоточенно, будто все это было для него самым привычным делом.
Двое мальчиков смотрели на него разинув рот.
Здравка и Паскал шли рядом, мальчики за ними.
— Испугалась?
— Я? — обиделась Здравка. — Ты меня еще не знаешь!
Миновали мостик. И едва дошли до его края, впереди снова хлынула лавина машин. В нос ударил тяжелый запах бензина и отработанных газов. Машины мчались так быстро, что, наверное, перед глазами водителей белые полоски пешеходной дорожки сливались в одно целое.
Здравка бросила быстрый взгляд на Паскала. А он опять вышел на проезжую часть и не спеша поднял свою палку с красным треугольным знаком в желтом круге. Снова пронзительно заскрипели тормоза, зашипели шины. Здравка закрыла глаза. Услышала стук собственного сердца — тук-тук-тук! — и глухой гул движущихся машин, но стук сердца заглушал все: тук-тук-тук!
В первый раз она ощутила, как бьется ее собственное сердце. Когда девочка снова подняла глаза, то увидела Паскала посреди шоссе. Повернувшись лицом к машинам, он высоко поднял правую руку с запрещающим знаком. Машины замедляли ход, останавливались, гудели. Некоторые водители нетерпеливо сигналили, но Паскал стоял все так же невозмутимо.
Первыми с противоположной стороны двинулись по шоссе изумленно смотревшие на Паскала женщины с хозяйственными сумками. Здравка тоже сделала несколько шагов и в этот момент увидела тяжелую, длинную, как вагон, машину — грузовик с прицепом, покрытым темным брезентом. Грузовик, как по рельсам, скользнул в образовавшийся проем между машинами и двинулся прямо на Паскала.
«Берегись! Беги!» — хотела крикнуть Здравка, готовая броситься, оттолкнуть Паскала в сторону, но ноги налились свинцом и она не могла и шагу шагнуть.
Мальчики стояли рядом с ней, боясь пошевелиться. Только кончики их синих галстуков трепетали на ветру.
Длинная неуклюжая машина приближалась, росла, обдала Здравку запахом металла, нефти, нагретого смазочного масла. И плавно остановилась перед самым носом Паскала. Из высокой кабины смотрел оторопевший от изумления шофер, молоденький, худой, даже странно, что ему доверили такую громадную машину.
— Эй, парень! — крикнул он Паскалу, опустив боковое стекло. — Ты что, не в себе?
На лице Паскала не дрогнул ни один мускул.
И молоденький шофер большого грузовика сконфузился. Укрощенные машины терпеливо- ждали, пока Здравка, женщины и мальчики спокойно перейдут шоссе. И снова машины тронулись, но теперь медленнее, осторожнее. Озабоченные лица водителей явно смягчились. Кто-то не выдержал, нажал клаксон — в знак приветствия, хотя звуковые сигналы давно запрещены, нажал просто так, потому что вдруг повеяло далеким незабываемым детством, дыхание которого пронеслось сейчас над оживленной улицей.
Был как раз час обеда, четверть второго. Сквозь городской шум долетали веселые голоса ребят, уже заполнивших школу, и Здравка шла знакомой дорогой через мостик. Сколько раз она ходила по ней, но сейчас все казалось совсем новым: и река в каменных берегах, и шелковистое мягкое осеннее небо, и здания вокруг, и то, что ждало ее сегодня в школе.
— Ты что, совсем не боишься? — спросила она Паскала, когда мальчики припустили бегом и обогнали их.
— Только дураки не боятся опасности! — ответил Па-скал.
«А вдруг тебя бы задавили? — хотелось сказать Здравке. — А если бы машины не успели притормозить?»
«Не посмели бы, они меня видели издалека», — так же молча ответил мальчик.
— А мы с тобой сидим за одной партой, — громко засмеялась Здравка.
— Я нарисовал этот знак ради тебя. Чтобы ты могла спокойно перейти через дорогу.
— Ради меня?
— Ради тебя.
— Только ради меня?
— Только ради тебя.
— Но и другие перешли.
— Конечно, — великодушно согласился Паскал. — Именно так рождаются великие дела. Когда хочешь что-то сделать для одного-единственного человека.
— Ну да? — Здравка вдруг покраснела. — Какой ты странный! И имя у тебя… («Интересно, что скажет на это бабушка?» — подумала она.) Но ты смелый, — продолжала девочка, — смелый, бесстрашный и…
— И?
— И все.
— Я страшный! А не бесстрашный! И вовсе даже не смелый! Смотри!
Паскал скосил глаза, уставился на кончик носа, и его острое личико сразу стало смешным и некрасивым.
— Не надо! — остановила его Здравка. — Не делай так, прошу тебя.
Они подошли к школьному забору, еще немного — и войдут во двор, над которым уже разносилась протяжная трель первого звонка.
«А то мне будет неприятно сидеть рядом с тобой за одной партой, — хотелось сказать Здравке. — А я хочу сидеть с тобой!»
Но она промолчала. Толковая девочка, как сказала бы ее бабушка, никогда не признается в таких вещах даже самой себе.