Пробный камень - Власов Александр Ефимович. Страница 30

Засеменил дед к Борису, сказал, твердо веря, что обрадует его:

— Разведал я местечко-то!.. Выгрузимся!.. Подождем до обеда, не будет досок — мы и без них выгрузимся!

— Ну да? — оживился Борис. — А может, и не ждать?..

Побросав надоевшие ведра, все собрались вокруг и готовы были хоть сейчас бежать к плоту и перегонять его на то глубокое место, которое отыскал дед Мукасей. Но старик уговорил их подождать до обеда и сам подключился к поливке грядок.

Поливка с каждым днем занимала все больше и больше времени. У ребят руки болели от тяжелых ведер, и, когда донеслось приближающееся тарахтение мотора, все снова побросали их и прислушались.

— Неужели Ромка? — удивился Борис. — Быстро что-то!

— Он же не на веслах сегодня, — сказала Зоя. — И доски, наверно, за собой тянет!

Но Ромка возвращался без досок. Заложив красивый вираж, он с шиком причалил к берегу.

— Что с досками? — нетерпеливо спросил Борис.

— Как что? — изумился Ромка и вдруг захохотал, уставившись на Шурку Гая, сидевшего по-прежнему на тракторе. — Прозевал, суслик?

— Я? Прозевал? — Шурка встал, полный негодования. — Я с этого места не сходил!

— Значит, проспал! — определил Ромка.

— На посту не спят! У меня в глазах рябит от напряжения!

— И здорово?

— Что здорово?

— Рябит… Меня-то хоть видишь?

Они бы еще долго пререкались, потому что Ромка любил позубоскалить, а Шурка, не теряя самообладания, мог без конца парировать его насмешки, но Борис прервал их и потребовал толковых объяснений. Оказалось, что Ромка встретил доски еще тогда — по пути в Светлячки. Они были скреплены поперечными планками и плыли по самой середине Стрелянки.

Под грозными взглядами ребят Шурка Гай заюлил, задергал узкими плечами. Он сейчас проклинал ту минуту, когда вызвался подежурить. И как они проплыли мимо него — эти дурацкие доски? А может, и не проплыли? За эту мысль он и уцепился.

— Видите ли… Возможны два варианта. Во-первых, доски могли застрять где-нибудь…

— Я бы их заметил, когда возвращался! — возразил Ромка. — На них желтый флажок торчал — слепой увидит!

— Во-вторых, — продолжал Шурка, — их могли выловить по дороге.

— Есть и третий вариант! — мрачно сказал Борис.

— Ты считаешь, что я…

— Ты! — отрезал Борис.

Шурка приложил руки к груди, как кающийся грешник.

— Вы меня, ребята, знаете… Я, если виноват, запираться не стану… И я готов, если вы считаете…

— Отстань! — Борис брезгливо отвернулся от него.

— Эх! Не забрал сходенки! — прокряхтел дед Мукасей. — Моя промашка — мне и выправлять. Будем выгружаться на том месте — на Вихлянке.

Прежде всего надо было облегчить плот — освободить его от бочек с горючим, переправить на берег дисковый плуг, мешки и ящик с инструментами деда Мукасея. Шурка Гай старался показать свое усердие. Он вовсю расхозяйничался на плоту — подавал мешки, подтащил к краю тяжелый плуг и даже выкрикивал команды, когда его опускали в лодку.

Бочки с горючим для скорости решили просто столкнуть в воду и выкатить по дну на берег. Шурка без напоминаний проверил, хорошо ли завинчены пробки, не выльется ли горючее.

— Берегитесь! — предупредил он. — Как бы не обрызгать!

Он опрокинул бочки в воду и сам спрыгнул с плота, чтобы вытолкнуть их на берег.

Ребята — народ отходчивый. Они заулыбались, глядя на копошившегося в воде Шурку. Мальчишки начали снимать брюки — хотели помочь ему.

— Не надо! — крикнул Шурка. — Не всем же мокнуть!

Пока шла разгрузка, дед Мукасей выбрал на берегу пенек покрепче, спилил его и расколол на четыре толстые плашки.

— Закрепить надо нашу «Беларуську», — объяснил он. — А то она с места может скрянуться при маневре.

Перебравшись на плот, он принялся приколачивать плашки у передних колес трактора.

— А у задних! — подскочил к нему Шурка. — Можно?

Дед Мукасей понимал, что Шурке надо оправдаться перед ребятами.

— Отчего нельзя?.. Прибей!.. С кем не бывает?.. Я вот тоже утром промашку дал — не захватил сходенки.

Шурка взял две плашки, длинные гвозди, молоток и перешел к задним колесам. Трактор стоял на дощатом настиле, положенном поверх бревен. Шурка придвинул плашку вплотную к ребристой резине колеса и наметил место для гвоздя. Положение было неудобное, и первый же удар молотка пришелся по большому пальцу. Шурка терпеть не мог физической боли. В глазах у него потемнело.

Помусолив палец во рту, обозлившись и на себя, и на всех, включая деда, который не догадался прихватить эти проклятые сходенки, Шурка изловчился и яростно застучал молотком по гвоздю. Прошив плашку и доску настила, он легко ушел в пустоту между бревен. Второй гвоздь наткнулся на крепкий сук и согнулся. Шурка все-таки вколотил его куда-то. Он понимал, что надо бы вытащить гвозди и забить их снова, но палец у него болел, и злость не проходила. «Никуда не денется! — подумал он про трактор. — Без рук из-за него останешься!»

Со второй плашкой он провозился еще дольше. Злоба — плохой помощник. Он опять угодил молотком по тому же пальцу и кое-как вогнал гвозди в плашку.

— Ну что тут у тебя? — спросил дед Мукасей, обойдя трактор. В это время плот чуть качнулся. Он снялся с мели, когда старик перешел на Шуркину сторону. Схватив багор, дед Мукасей крикнул ребятам:

— Веревку держите!

Течение медленно потащило плот вдоль берега, но ребята натянули веревку, и он остановился.

— Вот теперь и начинается главный маневр! — улыбнулся старик.

Он отправил Шурку на берег и остался на плоту один. Ромка получил задание подойти на моторке поближе и взять плот на буксир, чтобы помочь ребятам удержать его при переходе из Стрелянки в Вихлянку. Эта предосторожность была не лишней. Дед Мукасей приметил, когда обследовал берег, что в том месте, где сливаются реки, течение мощное и быстрое.

Ромка сцепил плот и лодку, и дед скомандовал:

— Ну, бурлачки, двинулись!

Ребята ослабили веревку, и плот тронулся с места. Сзади него на коротком буксире поплыл Ромка в лодке с выключенным мотором. Дед Мукасей, отталкиваясь от берега багром, не давал плоту сесть на мель и покрикивал:

— Придерживай! Придерживай!.. Не давай ему разбежаться!

Ребята останавливались, натягивали веревку, и плот сбавлял скорость. Но чем ближе подходили они к острому мыску, за которым Вихлянка вливалась в Стрелянку, тем настойчивее и сильнее нажимало на плот убыстрявшееся течение.

— Сдерживай! Сдерживай! — напоминал дед Мукасей.

Теперь ребята уже не сами шли по берегу — их тащил плот. Вцепившись в веревку, упираясь пятками в песок, они еще могли замедлить его разгон, но остановить плот совсем им бы сейчас не удалось.

— Ромка! Готов? — спросил дед Мукасей, царапая багром по стремительно уходившему дну.

— Готов!

— Как крикну — сразу включай!

— Включу!

Когда плот миновал острый мысок и, подхваченный сдвоенным течением, еще сильнее потянул за собой веревку, старик крикнул:

— Врубай! — и повернулся к ребятам: — Тормози! Держись зубами за землю!

Дед шутил, а плот так тянул мальчишек и девчонок, гроздью облепивших веревку, что хоть зубами за песок хватайся. Но тут взревел мотор. Ромка повернул нос лодки вправо — в устье Вихлянки. Буксир натянулся, а веревка, которую держали ребята, чуть поослабла. Они выбрали слабину. Ромка прибавил обороты. Плот остановился, но что-то треснуло, и трактор по инерции сдвинулся с места. Колеса заскользили по доскам настила.

Под тяжестью сдвинувшегося трактора задняя часть плота немного осела — образовался наклон, и «Беларусь» под отчаянные вопли мальчишек и девчонок тяжело бултыхнулась в воду. Упал с плота и дед Мукасей. Он до последней секунды пытался удержать трактор, зацепившись багром за переднее колесо.

Старик быстро выбрался из реки, а над трактором вода сомкнулась, и, казалось ребятам, навсегда. В том месте побулькали пузыри и появились маслянистые пятна. Течение подхватило их и погнало прочь вместе со старой шапкой-ушанкой деда Мукасея. Солнце высветлило его обезображенную многочисленными рубцами голову. Горел дед Мукасей в танке под Орлом. С тех пор голова мерзла даже в жару, потому и не расставался он с зимней шапкой. Но сейчас он не чувствовал холода, не замечал, что шапки уже нет на голове.