Абарат. Абсолютная полночь - Баркер Клайв. Страница 45

— Не хнычь, Щипцоверн. Я знаю, что между вами происходит. Я наблюдал, как ты вьешься вокруг нее. Разве ты не понимаешь, что из-за любви ты выглядишь нелепо? — Он посмотрел на Каттаз. — Ты все еще здесь? Я же сказал — прочь.

Каттаз посмотрела на Щипцоверна, надеясь на помощь, но его лицо было непроницаемым, эмоции оставались скрыты. Она так и не дождалась, что он за нее вступится. Делать этого он явно не собирался.

— Простите, что оскорбила вас… сэр, — монотонно произнесла она и ушла.

— Значит, Бабуля Ветошь создала себе армию, — продолжил Пикслер, как будто ничего не произошло.

— Разве? — спросил Щипцоверн. Его взгляд застыл на экранах, где был один только расплод.

— Прекрати таращиться на чертовых насекомых. Они — лишь часть ее замысла. Лучше посмотри сюда.

Он указал на несколько экранов, где показывались записи с легионами заплаточников, маршировавших пугающе четким шагом и поднимавшихся на борт военного корабля, а также живые съемки с тех самых судов, что пробивались сквозь темные воды Изабеллы. Единственный свет, который у них был — лампы на носу кораблей, подобные сверкающим глазам, и множество малых воздушных огоньков холодного сине-белого цвета, летящих рядом, над и позади эскадры.

— Вы имеете в виду этих тупиц? — спросил Щипцоверн. — Это же заплаточники. Тряпье и грязь! У них нет мозгов. Она могла научить их маршировать, но вряд ли они умеют что-то еще.

— Думаю, она дает тебе увидеть клоунов, которых ты никогда не примешь за солдат. Матриарх в своем роде очень умна, — сказал Пикслер.

— Матриарх? Так они ее называют? Хм. Она — психованный пережиток дней империи. Сомнительно, что она знает, какой сейчас год.

— Возможно, она действительно тронута безумием, Щипцоверн. С другой стороны, это может быть всего лишь представление, чтобы ты поверил в ее безобидное сумасшествие.

— В здравом она уме или нет, — ответил доктор, — реальная сила — не она. С самого начала это был Тлен.

— Никогда не стоит недооценивать женщину. В конце концов, Матриарх убедила встать в ее ряды некоторых очень могущественных сторонников. А это силы, назвать которые не осмелюсь даже я. Они не видят мир так, как его видим мы, поделенным на Ночь и День, Черное и Белое.

— Добро и Зло?

— Они сочли бы эту идею абсурдной.

— Значит, эти создания — ее сторонники?

— Так она считает.

— А вы — нет.

— Думаю, сейчас она им полезна. Они потакают ее мечтам об основании имперской династии.

— А она не старовата, чтобы рожать детей?

— Нет нужды рожать детей в мире тайн, где обитает эта женщина.

— Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь. Вообще ничего.

— Нет, нет. Не понимаю.

— Отлично! — весело произнес Пикслер и положил ему на плечо липкую, холодную руку — руку мертвеца, подумал Щипцоверн.

— Ты все еще способен признать свое невежество. Значит, надежда есть, Щипцоверн. Веселей, доктор!

— Я не могу. То есть, конечно, если вы захотите…

Он попытался выдавить из себя улыбку, но зрелище это оказалось довольно жалким.

— Забудь, — сказал Пикслер.

Улыбка Щипцоверна тут же погасла, и он заговорил вновь:

— Наш город в опасности?

— Спроси себя: что наши источники говорят о ее планах?

— Что она хочет погрузить Абарат во тьму. Но… огни Коммексо все еще сияют.

— Верно.

— Может, нам следует ее умиротворить? Притушить их, например, процентов на пятьдесят, пока она не повернет свои военные корабли обратно.

— Это ее не обманет. Мы должны стоять на своем, или она разрушит город и все, чем он может стать.

— А чем…

— Этот разговор для вечера без военных кораблей, Щипцоверн. Иди в спальню. Поговори с той женщиной, у которой молоко и печенье.

— Миссис Любовь.

Пикслер пришел в ужас.

— Во имя всего, какой извращенец так ее назвал?

— …мм…

— Из твоего тупого выражения лица можно сделать вывод, что это был я.

— Да.

— Ладно, мы это исправим, когда закончится Последняя Великая Война, и мы выиграем мир.

— Вы в этом так уверены, сэр…

— А есть причины сомневаться?

— Войны очень непредсказуемы, сэр. Еще несколько минут назад мы не знали, что у Бабули Ветоши есть армия заплаточников. И… эти ее союзники.

— Высшие Силы, — подсказал Пикслер.

— Мы понятия не имеем, кто они, да?

— Можно и так сказать. Если б я о них что-то знал, я бы тебе сказал. Конечно, не сами сведения, а только то, что я о них знаю.

— Вы мне больше не доверяете?

— Щипцоверн, я тебе никогда не доверял.

— Как? Почему?

— Потому что ты слишком много думаешь и слишком мало чувствуешь. А это может погубить империю.

Довольно долго Щипцоверн изучал пол у своих огромных ног.

— Если мне будет позволено высказаться, сэр…

— Высказывайся.

— Мне нравится Каттаз. Это самые настоящие чувства. По крайней мере, я так думаю. Может показаться глупым, что одноглазый ученый средних лет с навязчивым неврозом надеется на ответную преданность, но если это глупо, пусть так оно и будет. Я настаиваю на своих чувствах, каким бы нелепым я не казался.

— Хм.

Теперь архитектор смотрел в сторону, глядя на экраны и не видя их. Когда он взглянул на Щипцоверна, с его чертами что-то произошло. Хотя он все еще был Роджо Пикслером, в нем появилось нечто иное — возможно, та же сила, что вызывала подергивание его лица. Она сочилась сквозь его поры, и в каждой капле пота имелось крошечное количество черной жидкости, что украшала его бледные черты, подобно совершенным черным алмазам.

Или, подумал Щипцоверн, глазам расплода.

— Знаешь, а ведь несколько минут назад я подумал, что пришло время с тобой покончить, Щипцоверн.

— Покончить? Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что собирался тебя убить. Точнее, отправить тебя на смерть.

— Сэр? Я не знал, что вы такого плохого мнения о моей работе.

— А я знал. Но теперь я передумал. Любовь спасла твою шкуру, Щипцоверн. Если б ты в этом не признался, я бы приказал тебя арестовать, и через две минуты ты был бы мертв. — Он с отстраненным любопытством изучал Щипцоверна. — Скажи, что ты сейчас чувствуешь? — спросил он. — Только говори правду. Ничего особенного не требуется.

— Думаю, я испытываю благодарность. Я дурак.

Судя по всему, Пикслера это удовлетворило.

— Есть, конечно, вещи и похуже, — сказал он, очевидно опираясь на глубину своих знаний. — Гораздо хуже. А теперь иди и скажи миссис Любовь, чтобы она разбудила Малыша. Живо.

Силой мысли доктор включил свой диск, оторвавшись от больших экранов, на который смотрели они с Пикслером, и услышал, спускаясь:

— Скажи спасибо, что ты дурак, Щипцоверн! Ты проживешь еще одну ночь.

Глава 38

Старый трюк

Братья Джоны стояли у штурвала «Трубача», и гавань Тацмагора вскоре скрылась из виду, стертая морскими брызгами мамы Изабеллы. Зайдя в рубку, Кэнди просмотрела на старинные карты, которые были сплошь покрыты заметками о том, где владелец лодки сумел найти стаи нинок, рыб-глупышей и даже трехклювых десятищупальцевых безглавов.

— Знаешь, что, — сказал Джон Филей.

— Нет, а что? — спросил Джон Ворчун.

— Думаю, наш славный лидер положил глаз на новичка, — ответил Джон Филей.

Кэнди не спускала глаз с карты, хотя толку от всей этой информации было мало.

— Не знаю, о чем ты говоришь, Филей, — сказала она.

— Не только Филей так считает, — сказал Джон Хнык.

— Мы все это заметили, — продолжил Джон Удалец.

— От братьев Джонов ничего не скроется, — заявил Джон Соня.

— Это не ваше дело, — сказала Кэнди.

— Ну извини, — сказал Джон Хват.

— Вы такие сплетники.

— Дело в том… — начал Хват.

— Дело в другом: вы ошибаетесь. Этот парень чуть вас не зарезал.

— И ты остановила его, заключив в объятья, — сказал Джон Змей. — Мы все видели.

— Я больше не собираюсь это обсуждать.