Ловушка - Карранса Майте. Страница 25

Все хозяйские дети были шумными, сопливыми и веснушчатыми. У всех них был вид безбашенных хулиганов, ибо стоило только этим ребятам его заметить, как они тут же с криком набросились на него, требуя футболки «Барсы» [26]и карамель с сангрией. [27]

Таково было его первое впечатление, и оно привело его в ужас. Позже последовали другие, еще более удручающие события.

Ему выделили койку в комнате, набитой малолетками всех возрастов. Стены в ней были оклеены плакатами с изображением всклокоченных футболистов, на полу валялись сотни пар спортивной обуви, пропитанной потом и источавшей зловоние. Цицерону пришлось делить душ с парой наглых близнецов, которые удивлялись, что у него на теле совсем нет веснушек.

За столом ему приходилось драться, чтобы подцепить вилкой жирную отбивную, но кто-то все равно ловко перехватывал ее у него по пути к тарелке. Цицерон не мог найти ни виновного, ни, естественно, отбивной. Ему приходилось вступать в жестокое сражение за право присесть в уголке дивана, и он громко верещал, как это делали все, пытаясь завладеть пультом дистанционного управления и переключить телевизор на другой канал.

Все продолжалось до тех пор, пока он не устал.

Цицерон ничего не понимал из происходящего на телеэкране, к тому же он был робким, голодным и чувствовал себя не в своей тарелке. Как только он вставал, место, которое занимало его тело, тут же загадочным образом испарялось и оказывалось занятым двумя другими, растянувшимися на диване. Его отсутствие никого не волновало, поэтому он отправился в комнату, где стояли койки, вылез через окно и оказался на улице с пустыми карманами и желудком и без малейшей надежды хотя бы несколько минут с удовольствием посидеть за Интернетом.

Родители неоднократно заверяли его, что семья, у которой он остановится, будет незнакома с современными технологиями.

— Компьютер? — спросил он, едва оказавшись в своем новом жилище. Однако, хотя они смеялись над его акцентом и лицом, Цицерон ясно понял одно — им неведомо, что такое клавиатура, но недалеко отсюда находится Интернет-кафе.

— Money? [28] — выпалил он. Это был лишь пробный шар, ничего не давший.

Здесь царили строгие правила. Иметь деньги учащимся было запрещено. Их ему выделяли только на транспорт и мелкие покупки, совершаемые в сопровождении хозяйки дома.

Как жалки были Леонора и Эрнесто! Всю свою жизнь они хотели быть особенными и непохожими на остальных, но оказались самыми обычными родителями-диктаторами.

«Вам известно, что из-за вас я за целый месяц не прочел ни единой книги, и меня денно и нощно заставляли пялиться на реалити-шоу?» — упрекнет он их, когда вернется.

Однако грядущая месть не утешила его. Перед Цицероном возникла проблема, требовавшая немедленного решения, и он не мог ждать целый месяц, чтобы справиться с ней. Ее следовало решить без промедления.

Но пока было возможно лишь временное ее решение, и оно в виде монеты затаилось здесь, на земле, где-то в темном углу под колесами машины. Цицерон почти чувствовал этот евро с изображением кельтской арфы. Монета избавила бы его от отчаяния, но никак не давалась в руки, и Цицерон начинал терять надежду.

Он уже собрался пристать к какому-нибудь любителю выгуливать собак по ночам, когда окно девицы скрипнуло и вынудило его поднять голову.

Цицерон увидел, как та ловко выпрыгнула на улицу и исчезла за углом. Какая обманщица! Анхела сказала ему, что собирается лечь спать, а на самом деле решила улизнуть из дома. Ей так легко от него не отделаться!

Цицерон последовал за блондинкой в сторону парка, оставаясь незамеченным.

— Ты хочешь сказать, что в доме шпионы? — спросила кого-то Анхела.

Цицерон навострил уши. Он спрятался за клумбой и слышал и видел, как девица разговаривает с кем-то, сидя на скамье в полном одиночестве.

Анхела была одна, у нее не было ни мобильного телефона, ни собеседников. Она смотрела перед собой и жестикулировала точно сумасшедшая. Девица говорила ясно, отчетливо и через несколько слов умолкала, будто выслушивая чей-то ответ. Если она хотела одурачить его, это ей удалось.

— Что за пикси? Опасные пикси?

Цицерон наблюдал за ней. Анхела не притворялась, не репетировала пьесу, она действительно разговаривала сама с собой и даже дерзко возражала, будто вела словесную дуэль.

— Нет, Лилиан, нет. Не сбивай меня с толку. У нас живут всего два итальянца и сеньора Хиггинс.

….

— Клянусь тебе, что я больше никого не видела.

….

— Ясно, что это итальянцы. Они носят итальянские носки, едят пиццу и говорят mamma mia.

…

— Нет, не было никаких странных визитов.

Анхела встревожилась.

— Мне следует заглянуть в шкафы? Не пугай меня!

Она воздела руки к небу.

— Ну кто такие пикси?

Цицерона поразило невежество Анхелы. Даже первоклассники знали, что пикси — это особенно надоедливые и озорные волшебные существа зеленого цвета с заостренными ушами.

Наступила долгая пауза, Анхела согласно кивала головой, хмурилась, приподнимала брови, как поступает ученик, слушая утомительное объяснение во время урока. Ей объясняли, кто такие пикси и как они выглядят?

Действия блондинки заинтересовали Цицерона. «Si non era vero era ben trobato». [29]Анхела походила на человека, который разговаривает со своей совестью, с НЛО или волшебным существом.

— Какой они величины?

Может, Анхела установила связь с волшебным миром?

— Ладно, замечательно, но я хочу связаться с Патриком, — выпалила она категорично, будто ей надоело слушать малоинтересные вещи и она решила настоять на том, что действительно для нее важно.

Цицерон почувствовал легкий удар по самолюбию. Девица произнесла «Патрик» с такой страстью, что ему стало не по себе. Спору нет, тот производил впечатление — рост громадного ирландца был никак не ниже двух метров, ручищи у него были как у Кинг Конга, трицепсы как у участника турнира шести наций, кроме того, он явно был завсегдатаем пабов и балагуром, а еще одним из тех, кто, вероятно, по чистому везению умел целоваться и говорить всякую романтическую чушь девушкам, сводя их с ума.

Луси ведь намекала Цицерону, сколь страстно они с Анхелой целовались. А вдруг этот Патрик даже танцевать умеет? Хотя на него это не похоже…

У Цицерона тоже была целая куча достоинств. Любой, у кого были глаза, мог увидеть его многочисленные положительные черты. Цицерону захотелось перечислить их: во-первых, он был парнем… г-м-м-м… смуглым парнем… парнем… парнем…

Больше ему ничего не приходило в голову.

«Но, естественно, — оправдывался он, — уже ночь и немного грязновато…»

Поэтому Цицерон решил отложить поиск миллиона других своих добродетелей на более подходящее время. Ему было совершенно ясно, что этот Патрик принесет ему несчастье — как все завоеватели без духовных интересов, — но, возможно это было лишь его фантазией и самообманом.

Цицерон снова прислушался к разговору Анхелы — та, похоже, договаривалась с каким-то невидимым существом — и убедился, что девица умела и договариваться, и торговаться.

— Дай мне способность к языкам, а я постараюсь подключиться к «мессенджеру» Анхелы и раздобыть адрес Патрика.

Что-то невероятное! Анхела говорила о себе в третьем лице. Блондинка оказалась первоклассной актрисой.

Она дерзко вскочила на ноги, с хмурым видом подняла голову к небу, скрестила руки на груди, закрыла глаза и подчинилась чему-то несуществующему, ибо, снова открыв глаза, недовольно прошептала:

— Маленькая дрянная волшебница… Я совсем не понимаю, что ты говоришь.

Цицерон покраснел. Волшебница может помочь ей изучить язык! Как чудесно!

Хотя Анхела придерживалась иного мнения.

— Ну, нет же! Как можно продолжать, не понимая ни единого слова?!