Ловушка - Карранса Майте. Страница 35

Она страдала ради благородной цели, ради спасения сестры. А ради свидания с Патриком можно и ангиной переболеть!

Постепенно до Марины дошло, что утро сумрачное: небо хмурое, густой туман и слегка веет осенью. Таков ирландский август?

Ей хотелось верить, что еще лето, и она крайне удивилась, обнаружив, пока мерзла на стоянке автобуса, поджидая своих спутников, что у нее стучат зубы.

Какой-то житель Дублина с раскрасневшимися щеками встал рядом с ней. Он ел огромное земляничное мороженое, отчего у нее по коже пробежали мурашки.

Марине вдруг захотелось горячих каштанов.

Прибывшие на остановку Луси и Антавиана оделись получше: в сапоги, джинсы и куртки-плащевки, а Цицерон без тени смущения явился в теплой куртке на «молнии» с капюшоном, широком теплом шарфе и перчатках.

— Вот это да, ты, наверное, собрался в Бакейру покататься на лыжах, — ехидно заметила Марина, но уже через десять секунд позавидовала ему.

Войдя в автобус, она обнаружила, что у нее посинели губы и пальцы. Признавшись самой себе, что оделась не по сезону, она решила отбросить стыдливость.

— Ты можешь одолжить мне свои перчатки и шарф… ненадолго? — Марина обратилась к Цицерону, изобразив самую очаровательную улыбку.

— Два евро.

— Как это так?

— Одно евро за шарф и пятьдесят сантимов за каждую перчатку. А за теплую куртку еще два евро.

Марина была ошеломлена. Этот чудак — настоящий хапуга!

— Эй, приятель, мне холодно, я не думала, что здесь такая погода.

— Со мной тоже случаются неожиданности, только более важные, чем твои.

Стало ясно, что он не в настроении и не изменит своего решения. Марина с неохотой решила заплатить, чтобы взять, что ей было нужно, «напрокат», но решила извлечь выгоду из своего положения.

— Ты дашь мне все это на одну неделю.

— На один день.

— На пять дней.

— На четыре.

— Договорились.

Когда она надела куртку, перчатки и шарф, по ее телу снова побежала кровь. Марина почувствовала себя как в раю и тут же решила, что все это ей подарили. А ведь ей самой стоило задуматься и положить в чемодан зимнюю одежду!

— Наверно, сегодняшняя погода исключение, — заметила она, не веря своим словам.

— Да, исключение заключается в том, что не идет дождь. Обычно в такое время тут здорово сыро.

Марина побледнела. Она не взяла зонтик. Точнее, перед отъездом она его вытащила из чемодана. Зонтик ей показался бесполезным приспособлением, потому что в Сант-Фелиу уже три месяца как не выпало ни капли влаги.

Откуда ей было знать, что в Ирландии идут дожди? Почему она не взглянула на карту и не послушала метеорологическую сводку? Почему она прогуливала уроки по географии?

В языковой школе от Лилиан не было ни следа. Марина искала ее повсюду, убедившись лишь в одном — другие ученики были экипированы лучше ее самой.

Школа была большой, кругом царила неразбериха, везде были вывески, повсюду ходили испанцы. Здесь все без труда понимали друг друга. Марина тут же сообразила, что английский язык, или так называемый «английский», наверное, не очень здесь в ходу, и ее канарский, андалузский, баскский, мадридский и даже каталонский акценты значительно улучшились.

— Тебя определили в четвертый уровень? — удивилась Антавиана, проверяя списки на стенде.

— А ты думаешь, что меня определят во второй, как тебя? — надменно спросила Марина.

— Только не зазнавайся, — возразила коротышка.

Через час преподаватель четвертого уровня пришел к такому же мнению, и Анхела, опустив голову, собрала свои пожитки и перешла на третий уровень.

Еще через два часа Анхела, блестящая ученица четвертого уровня, постучала костяшками пальцев в дверь второго уровня и скромно села рядом с понятливой Луси, избегая насмешек Антавианы, которая все же прислала ей клочок, в котором значилось:

«Ха-ха-ха. Ха в кубе, ха со знаком бесконечности!»

Марина смяла бумажку и поклялась отомстить коротышке-насмешнице, несмотря на то, что была обязана ей жизнью.

— Тсиксеррон, — вызвал преподаватель, испытывая большие трудности.

Похоже, Цицерон переселился на другую планету.

— Тсиксаррон, — повторил преподаватель снова, меняя свое сомнительное произношение.

— Как его зовут? — спросила Луси Марину на ухо. — Чичаррон?

Марина даже не задавалась таким вопросом.

— Не называйте меня Чичарроном, меня зовут Цицерон, — поправил раздраженный Цицерон.

Весь класс расхохотался. Все стали смеяться, за исключением преподавателя, серьезного и сдержанного молодого человека в очках, который не понимал ни слова по-испански.

Марина очень жалела Цицерона. С таким именем любой станет чудиком. Однако Луси так не думала и выразила недовольство реакцией одноклассников:

— Не знаю, чего они смеются. Это очень оригинальное имя!

Марина взглянула на нее внимательнее и увидела то, чего не заметила предыдущим днем.

Луси сняла очки, сильно наложила на ресницы тушь «Римель», а также накрасила лицо, чтобы скрыть прыщи. И это еще не все. Марине даже показалось, что она заметила на ее губах неприятное лилово-фосфорное мерцание.

— А где очки?

— Ах, очки? Мне в них неудобно.

— Ты близорука, — напомнила ей Марина.

— Да, но я и так вижу.

Но Луси не видела. Она была жалкой лгуньей.

Луси совсем не различала, что преподаватель писал на доске, и, не желая надоедать Марине, зарылась носом в свою тетрадку, выводя буквы. Из-за этого она все утро приставала к Цицерону, злоупотребляя его терпением.

А Марина с каждым часом чувствовала, что все больше нервничает из-за отсутствия Лилиан, и теряла терпение. Когда и как она встретится с Патриком? Где? Что ей делать, если Лилиан не даст ей более четких наставлений?

— А это какая буква?

— Это «е».

— Она похожа на «а».

— Но это все же «е».

— Тебе придется научиться писать лучше.

Ответить колкостью или не обратить внимания?

Марина решила ответить что-то умное, но тут же забыла обо всем, увидев, как Лилиан влетает через окно, подавая ей знаки, чтобы Марина вышла из класса. Наконец-то!

— Angela, please, repeat after me. Would you like a cup o tea? [41] — вдруг набросился на нее преподаватель, говоривший монотонным голосом.

Марине захотелось бросить ручку на пол и выбежать из класса. Нет, чай ей не нравился, и у нее не было никакой охоты заливать в себя целую чашку этого напитка. Однако она опасалась, что ее переведут на первый уровень, если она откроет рот, и это станет катастрофой.

Поэтому вместо того, чтобы проявить невежливость — как поступила бы Марина — она решила улыбнуться и попросить разрешения выйти в туалет — как бы поступила Анхела — и как бы мимоходом не ответить на вопрос, притворяясь сумасшедшей.

Марина неторопливо вышла из кабинета, стараясь сохранять достоинство и равновесие, причем последнее из-за ужасно высоких каблуков оказалось неимоверно трудной задачей.

Она покинула класс с улыбкой на устах, чувствуя, как болит от этого ее лицо. Прежде ей никогда не пришло бы в голову, что для того чтобы слыть приятной девушкой, следует научиться терпеть боль в челюстях.

Марина твердила себе, что должна смотреть на все положительно. Она так и намеревалась поступать, но у нее больше не было сил. Еще немного, и она совсем сникнет.

Она шла по неприглядному саду, и по мере того, как ее тело покрывалось гусиной кожей, присутствие духа ее покидало.

Разве это те чудесные каникулы, о которых она мечтала? Пять навевающих сон уроков, несносные подруги, чудик, вымогающий деньги, дурно обращавшаяся с ней хозяйка, опасные постояльцы, пикси и невыносимый климат. Но все могло обернуться гораздо хуже.

Лилиан сильно испугалась, услышав от Марины рассказ о всаднике и скакуне.

— Говоришь, конь был белым, а на голове всадника развевались белокурые волосы?

— Похоже, на нем был капюшон. Он зажег фонарь.