Ловушка - Карранса Майте. Страница 8

Цицерон вздрогнул. Как могли родители хладнокровно навязывать ему очередную ненавистную семейную сцену в тот момент, когда его друзья сражаются не на жизнь, а на смерть?

— Сейчас не могу, в другой раз. Пожалуйста, подключи модем. Мириор, наверное, уже мертв!

Леонора поднесла руки к лицу, точно стыдясь того, что сказал сын.

— Вот видишь? — с огорчением заметила она. — Об этом я и говорила!

Эрнесто откашлялся и улыбнулся.

Ни кашель, ни улыбка отца не предвещали ничего хорошего. Точнее, кашель предвещал, что он собирается произнести скучную и утомительную проповедь, а улыбка говорила о том, что он считает себя самым добрым на свете человеком, готовым осветить путь неучам и приобщить их к правде. Как это было противно!

— Садись и устраивайся удобнее. Давай пообщаемся…

И одновременно, опровергая свои слова, не дождавшись, пока сын расположится удобнее, отец начал свой монолог:

— Какое-то время назад мы с Леонорой заметили, что ты ведешь себя не совсем адекватно. Надолго запираешься в своей комнате, не гуляешь с друзьями, почти не разговариваешь с нами, а целыми днями и ночами сидишь, подключившись к какой-то игре, которая поглощает все твои мысли. Цицерон, так больше продолжаться не может…

Чего еще можно было ожидать от родителей, которые при крещении дали ему такоеимя?

— Не называйте меня Цицероном! — посмел возразить он, бросая вызов этому потоку слов.

Цицерон сделал это, потому что был крайне раздражен. Ему не следовало вести себя подобным образом, но слова уже слетели с его уст, хотя он тут же пожалел об этом. Ведь онибыли без ума от этого помпезного имени.

— Это твое имя, оно настоящее, зафиксировано в твоем свидетельстве о рождении, оно устанавливает твою личность, и мы выбрали его, мечтая о том…

— Мы тебе уже объясняли, что Марк Туллий Цицерон — великий римский политик, философ и оратор…

— Нам бы хотелось, чтобы ты был столь же смелым, как он в своих «Катилинариях» и «Филиппиках»… [10]

— Вспомни его изречение: «Истину искажает как неправда, так и обман».

— И не забывай, что твой язык говорит о твоем уме. Слово сделает тебя свободным!

Все это произносилось с нарочитым, но искренним пафосом.

Цицерон с детства привык к скучным цитатам и умозаключениям, которыми пичкали его родители. Уже много лет он знал, что Эрнесто и Леонора странные люди. Он обнаружил это не без удивления, узнав, что его друзья называют своих родителей папами и мамами, слушают эстрадные песни и верят, что Цицерон — центральный нападающий команды «Бока Хуниор».

Сначала Цицерон подумал, что это родители его друзей странны. Затем, следуя здравому смыслу, пришел к выводу, что странно ведут себя Эрнесто и Леонора, как они сами просили его себя называть, чтобы их сын чувствовал себя ближе к своему настоящему «я», а не разыгрывал выдуманные роли.

Уже несколько месяцев как они перешли в решительное наступление, неустанно придираясь к нему.

Цицерон избегал родителей и встреч с ними, во время которых Эрнесто и Леонора говорили, говорили и говорили, упиваясь собственным красноречием и подогревая себя надеждой, будто сын следит за ходом их мыслей и разделяет их взгляды.

Цицерон нервничал. Юноша оказался полностью во власти родителей, ибо они держали в своих руках пуповину от мира, в котором он, по существу, жил: кабель от его компьютера. И, чтобы владеть им, ему приходилось переносить множество испытаний. К примеру, слушать, что они говорят.

И все же он терпеть не мог, когда его называли Цицероном. Это имя было непроизносимым, смешным и высокопарным. Точка.

И как только его родители не понимали, что назвав его подобным образом, они сыграли с сыном злую шутку, ведь такое имя стало причиной постоянных подколов и издевательств? Они сделали из него посмешище еще до того, как он пошел в школу!

А как раз в это мгновение Мириор, наверное, уже погиб. Хуже того, Тана и Варлик одни не устоят перед натиском Трамбла и тоже погибнут!

Цицерон впал в полное отчаяние.

— Наверное, Мириор уже погиб, и скоро погибнут Тана и Варлик!

Эрнесто ухватился за соломинку, которую ему преподнесли на блюдечке.

— Это кто такие?

У Цицерона появились две возможности: обмануть родителей или открыть все карты. Учитывая обстоятельство, что Эрнесто и Леонора отличались подозрительностью, обман сам по себе стал бы достаточным поводом, чтобы вооружить их аргументами на всю жизнь. Поэтому намного лучше, в тысячу раз было лучше сказать правду и изобретательно отстаивать ее.

— Мириор — гном-колдун. Тана — девушка-колдунья, а Варлик — карлик-воин. Их силы не безграничны.

Наступила гнетущая тишина.

— Полагаю… они твои друзья, — Леонора пыталась разрядить обстановку.

Однако Цицерон вспомнил, что причиной подобной ситуации стали его родители, и решил все драматизировать.

— Они были моими друзьями еще пять минут назад! Но… по вашей вине они клянут меня на чем свет стоит за то, что я бросил их в беде.

Эрнесто прервал его и заговорил, чеканя фразу по слогам, будто его разум засорился:

— Ты не бросил их! Я отключил твой модем и вернул тебя к действительности! Дошло до тебя? Твои друзья несуществуют, того, другого мира нет, есть только этотмир, в котором мы сейчас живем — Леонора, ты и я.

Свою тираду отец подкрепил жестом. Окажись в его руке кусок мела, он нарисовал бы оба мира, настоящий и воображаемый, и перечеркнул бы воображаемый мир огромным крестом, а внизу подписал бы НЕСУЩЕСТВУЮЩИЙ.

Цицерон сжал кулаки.

«Фантастика! Отец в очередной раз изобрел глупую теорию и облек ее в слова с привычной для себя невыносимой нравоучительностью, уже восторгаясь собственным открытием. „Какой я умный“, — видно, твердил мысленно… А вдруг отец даже вздумает написать об этом книгу? Как это отвратительно!»

Леонора страдала. Возможно, она не была согласна с методами Эрнесто.

И Цицерон как хороший стратег решил воспользоваться этой трещиной и разъединить их.

— Леонора, прошу, мне нужна всего лишь одна минута. Я ведь знаю, что это игра, но не могу же я оставить их в беде. Вы же учили меня быть верным узам товарищества, разве не так?

Леонора не попалась на эту удочку.

— Эрнесто хочет сказать, что игра — это не действительность, твои друзья не погибнут, и ничего не случится. Даже если тебе кажется, что эти приключения захватывают дух.

Цицерон прищелкнул языком.

— Ничего подобного! Расскажите это Херхесу. Если Мириор, Тана и Варлик погибнут, Херхес сочтет меня предателем и выгонит из своего отряда.

— Херхес?

Эрнесто и Леонора недоуменно переглянулись. Цицерон заметил это.

— Херхес — командир.

— Вот как! И командир может судить и наказывать остальных, — насмешливо сказал Эрнесто.

Родителям было все равно. Они были готовы ухватиться за любую отговорку, считая ее достаточной, чтобы досадить ему. Жизнь родителей стала пошлой, скучной, и, чтобы придать ей хоть какой-то смысл, они не сумели придумать ничего лучшего, как изобретать смешные имена и вмешиваться в игры сына.

— Пожалуйста, разрешите мне подключиться на одну минуту, а после этого мы поговорим… — попросил Цицерон и уже более робко добавил: — По правде говоря, я вас понимаю, прекрасно понимаю, что вы думаете, будто я смеюсь…

Леонора поддержала сына.

— Пожалуй, дадим ему попрощаться с друзьями, затем побеседуем.

Но Эрнесто был непреклонен.

— Ни в коем случае! Это значит пойти ему на уступки. Зло необходимо вырывать с корнем!

— Вырывать? — воскликнул испуганный Цицерон.

Отец вынес свой приговор.

— Хватит. Сын, ты зашел слишком далеко!

Цицерон протер глаза и был готов расплакаться, но не из-за того, что услышал, а из-за того, как отец произносит слово сын, что звучало в его устах непривычно.

— Как вы можете такое говорить? Я ведь даже не успел побывать в логове Трамбла!