Клава Назарова - Мусатов Алексей Иванович. Страница 26

В дорогу

Когда подруги пришли в школу, выпускной вечер ещё не начинался.

Председатель комиссии по проведению вечера Дима Петровский, высокий подтянутый юноша в костюме спортивного покроя, в галстуке необычной расцветки, с тщательно уложенными волосами, с видом заправского распорядителя встречал выпускников и их родителей. С галантной учтивостью он сопровождал родителей на второй этаж: мужчинам в ожидании вечера предлагал почитать газеты или сыграть в шахматы, женщинам — посмотреть выставку кружка «Умелые руки» и изделия школьных рукодельниц.

— Это кто же такой молодой человек? — близоруко щурясь, полюбопытствовала одна из мамаш. — Или учитель какой новый? Уж такой учтивый да обходительный…

— Да это же Димка Петровский, — ответила ей другая мамаша. — Приоделся, навощился, вот и гарцует…

— Димка!.. — ахала близорукая мамаша. — Сынок Елены Александровны, докторши нашей? Вот уж не подумала бы! Да я ж его третьего дня чуть в саду не зацапала, за ягодами лез…

Не забывал Дима Петровский командовать и своим помощником Федей Сушковым. То он посылал его в пионерскую комнату — проверить, все ли оркестранты в сборе, то к руководителю художественной самодеятельности — узнать, готовы ли артисты к вечеру, то к буфетчице тёте Кате — выяснить, достаточно ли завезли фруктовой воды, пирожных и бутербродов.

— Чтоб пир был горой, веселье до утра, танцы до упаду, — твердил Дима. — Действуй, Сушков-Суворов! Раз-два…

Забот было великое множество, и Федя сбивался с ног. С каждой минутой возникали всё новые и новые неувязки.

Ваня Архипов, которому было поручено достать патефон, притащил из дому какое-то утильсырьё с разболтанным диском. Пришлось срочно вызвать мастеров из кружка «Умелые руки», запереть их в пустующий класс и заставить чинить патефон. Люба Кочеткова по своей вечной рассеянности принесла совсем не те пластинки, какие нужны были для танцев: органную музыку Баха, арии из опер «Чио-Чио-Сан» и «Евгений Онегин».

И совсем уж нехорошо получилось с Севкой Галкиным. Севка без всякого на то разрешения привёл на выпускной вечер двух дюжих приятелей, и они сразу попёрли в буфет. Федя потребовал у них пригласительные билеты, но Севка отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

— Ладно ты, распорядитель! Знаешь, что я сегодня премию получаю?

— Ну и что?

— А то… Много ли у нас отличников в школе? Раз, два — и обчёлся. Имею право хоть дюжину приятелей на вечер привести.

— Скажи своей бабушке… — фыркнул Федя и заявил Севке, что посторонние пройдут в школу только через его труп.

Севкины дружки придвинулись к Феде и вполголоса сказали, что его труп им ни к чему, но намять бока распорядителю они вполне могут.

Федя, забыв свои обязанности, уже готов был ринуться драку, но тут, к счастью, показался директор школы, и Севка кинулся к нему просить для дружков пригласительные билеты.

Немало пришлось Феде погорячиться и попортить кровь из-за Аллы Дембовской.

В школе существовало неписаное, но твёрдое правило — на выпускном вечере дарить учителям цветы, выращенные только своими руками или собранные в поле.

И это было не случайно.

В школе многое любили и умели делать своими руками. Учащиеся вырастили плодовый сад, сами обрабатывали землю, ухаживали за деревьями, охраняли и собирали плоды.

Даже покраску школьного здания, ремонт парт, натирку полов ребята выполняли сами.

Концерты, вечера самодеятельности, школьные праздники — всё это учащиеся проводили самостоятельно, внося немало выдумки, задора, молодой энергии. Педагоги, конечно, помогали, подсказывали, но делали это тактично и незаметно, и ребятам казалось, что ими никто не руководит.

«В нашей школе нянек нет» — было негласным лозунгом.

Вот и сейчас Федя и Дима придирчиво осматривали каждый букет в руках выпускников.

Вначале всё шло нормально. Ребята несли пахнущие полевой свежестью ромашки, колокольчики, фиалки, гвоздику, васильки. Если и были садовые букеты, так только у тех выпускников, которые по старой юннатской привычке выращивали их дома на огородах.

Но вот появилась Алла Дембовская, миловидная, с пичужным носиком и золотыми кудряшками девушка в модном платье, ловко облегающем её стройную фигурку. Следом за ней с огромным букетом цветов шла маленькая сухонькая старушка. У входа в школу старушка передала Алле букет, девушка сунула ей в руки деньги и легко впорхнула в вестибюль. И сразу же её встретил несносный Сушков-Суворов.

— Вот, пожалуйста… Кому передать? — Алла протянула ему цветы.

Сушков подозрительно покосился на букет. Он был великолепен — влажный, тяжёлый, издающий густые запахи.

— Сама вырастила? — спросил Федя, хотя отлично знал, что Дембовская не любила копаться в земле.

— Это неважно! — вспыхнула Алла. — Забирай скорее… Они мне всё платье помяли.

— Не пройдёт, — со вздохом заявил Федя. — Знаешь наше правило — цветы с базара не принимать. Неси домой.

— Глупости какие! — Алла попыталась проскользнуть мимо Феди, но тот загородил ей дорогу.

— Только через мой труп…

Алла закричала, что правило о цветах нелепое и глупое, а Сушков несносный придира и она никогда не будет с ним больше разговаривать.

Федя в замешательстве оглядывался по сторонам: может, он и в самом деле переборщил? Отказаться от такого букета!

Хоть бы подошёл Дима Петровский или кто-нибудь из педагогов!

И тут ему повезло. В дверях он увидел Клаву и Варю Филатову.

— Скажите Дембовской… — умоляюще обратился он к подругам. — Будто она в другой школе училась…

Клава наклонилась к букету, вдохнула запах цветов.

— Чудесный букет! Правда, Варя?

— Чудесный, — согласилась подруга.

— А помнишь, Аллочка, — обратилась Клава к девушке, — ты зимой проводила с пятым классом концерт художественной самодеятельности? Вы всё делали своими руками: сами шили костюмы, писали декорации. Разве это было не интересно?..

— Пожалуйста… Могу обойтись и без цветов… — Алла с обиженным видом сунула букет кому-то из мальчишек и, кинув неприязненный взгляд на Сушкова, побежала на второй этаж.

— Ну как, Федя, достаётся на посту дежурного? — улыбнулась Клава.

— Ещё как! — вздохнул Федя. — Все вдруг взрослые стали, самостоятельные. — И он принялся жаловаться на неувязки с буфетом, с артистами, с пластинками для танцев.

— Ничего, ничего. Потрудись ради школы последний денёчек. Завтра как отрезанный ломоть станешь. Как у тебя с комиссией?

— Прошёл, годен, — не без торжества сообщил Федя. — Через неделю еду в Ленинград.

— Поздравляю… — Клава пожала ему руку. — Варя, ты слышала? Федя-то у нас в военно-артиллерийское училище поступает.

— А как же иначе… Недаром он у нас Сушков-Суворов, — улыбнулась Варя.

— А на чём остановился твой друг? — спросила Клава.

— Решил в планово-экономический сдавать. Пожалеет потом, — махнул рукой Федя и вновь заговорил о буфете, артистах, пластинках.

— Ох, хитёр распорядитель! — засмеялась Клава, переглянувшись с подругой. — Боится, как бы мы с тобой без дела не остались. Ну что ж, давай впрягаться. — И она принялась помогать дежурным: побывала в буфете, у оркестрантов, расставила в зале цветы, послала Варю домой за пластинками.

Вскоре стали прибывать приглашённые из других школ: в городе любили выпускные вечера в школе имени Ленина.

Федя придирчиво проверял у них пригласительные билеты.

Незадолго до открытия вечера в вестибюль вошли трое юношей и девушка из окраинной городской школы. Одного из них, рослого, белокурого юношу с продолговатым загорелым лицом, почему-то одетого не по сезону в лыжный костюм, Федя узнал сразу. Это был Володя Аржанцев, тот самый, который на последних лыжных соревнованиях «обтяпал как миленьких», как говорили в городе, всех лучших лыжников школы имени Ленина, а в личном первенстве перегнал даже саму Клаву Назарову.

Когда Аржанцев с товарищами поднялся на второй этаж, Федя не утерпел и подошёл к Клаве.