Пропавшие в Бермудии - Слаповский Алексей Иванович. Страница 61
Писатель раздраженно посмотрел на них и спросил:
– Чего надо?
– Пожалуйста, спрячьте нас, за нами гонятся!
– Делать мне больше нечего! Вы что, не видите, я работаю! Выйдите и закройте дверь!
Юные разведчики молча убрались, а Писатель с удвоенной силой затарабанил по клавишам.
Из чего мы можем сделать невеселый вывод, что творческий человек, слишком углубленный в творчество, тоже способен на предательство.
Они побежали дальше и увидели красивый дом с цветочным венком на двери и надписью: «Вам рады всегда!»
Надпись обнадеживала, они вошли в дом. И увидели гламурных юношу и девушку, которых встретил Вик в день своего прибытия.
Девушка подошла, прыснула им в лица каким-то дезодорантом и сказала:
– Это не запах, а зов ангелов! Не так ли?
– Так, так! Впустите нас, пожалуйста!
Девушка растерянно посмотрела на юношу. Тот оглядел беглецов и промолвил, поморщившись:
– Они не вписываются в интерьер. Имидж ничто – стиль все!
– Лови момент истины! – добавила девушка.
– Ищи себя в себе! – подтвердил юноша.
– Надейся на лучшее! – подытожила девушка и выпроводила гостей за дверь, где их и настиг патруль.
Из чего мы можем сделать унылый вывод, что гламурные люди тоже способны на предательство. Во имя гламура.
Кто хочет, спорьте со мной. Я отвечу.
50. Синие школьники в тюрьме под надзором Детогубителя и Детоненавистника
Пойманных разведчиков, то есть детей, всего лишь хотевших выяснить, кто есть кто, посадили в тюрьму.
– Не давать им ни еды, ни воды! – распорядился Мощный Удар.
– Они сами себе воображелают, – сказал один из подчиненных.
Мощный Удар опомнился: действительно, могут. Он, как это свойственно начальникам, забыл, что не все зависит от его приказов и пожеланий.
– Тогда поставьте двоих воображелателей посильнее у их камеры – и пусть всё уничтожают! – приказал он.
Такие воображелатели тут же нашлись, это были два отвратительных типа – Детогубитель и Детоненавистник. Сами их клички говорят за себя. А история этих людей достойна того, чтобы ее рассказать.
Они работали на большой прогулочной яхте стюардами, яхта прогуливала богатых пассажиров, стюарды на своей шкуре узнали за несколько лет службы, что самые ненавистные категории пассажиров – одинокие старухи и балованные дети. И те и другие бесконечно мучили их своими капризами и причудами: какой-нибудь старухе требовался, например, коврик непременно из кошачьей шерсти, либо она была, наоборот, страшная ненавистница кошек и не терпела малейшего кошачьего запаха. Такая антикошатница однажды, войдя на палубу, повертела во все стороны крючковатым носом и заявила:
– Пахнет кошками!
– Да их сроду тут не было, мадам! – удивился капитан.
Но тут один из матросов некстати вспомнил и еще более некстати сказал вслух, что вообще-то была одна кошечка четыре года назад у одной девочки, но ведь прошло столько времени, запах давно выветрился!
– А вот не выветрился! – скривилась старуха. – Или делаете полную ароматическую дезинфекцию, или я на вашем корыте не поплыву!
Она была очень богата и сняла яхту на месяц для себя одной, капитан, он же хозяин судна, не мог допустить такого убытка, поэтому исполнил прихоть пассажирки. Три дня и три ночи драили яхту, а особенно старался чересчур памятливый матрос, которого капитан хотел списать на берег за длинный язык, но в последний момент пожалел.
Через три дня старуха явилась. Поднялась на борт, принюхалась. Прошлась по коридорам и каютам. Команда в полном составе следовала за нею.
Все шло благополучно – старуха, похоже, не обнаружила признаков кошачьего запаха. Но вот она приблизилась к камбузу. Ее диковинный нос тут же чуть не вывихнулся, что-то такое учуяв.
– Пахнет! – сказала она.
– Мадам, это запах вашего завтрака! – растерянно, но галантно сказал вышколенный повар.
– Что на завтрак?
– Круассаны, жаркое, тушеные овощи, фрукты, кофе, вино по вашему выбору… – начал перечислять повар.
– Минутку! Какие круассаны?
– Обыкновенные, – совсем растерялся повар.
– Круассаны делаются из слоеного теста! – скрипучим голосом стала выговаривать старуха повару, будто он этого не знал. – А в слоеное тесто добавляется масло! А масло делается из молока! А молоко обожают кошки! Следовательно, молоко пахнет кошками! Разве я не говорила, что на яхте и духу не должно быть никакого молока, а также сметаны, сливок, рыбы и всего прочего, что едят кошки!
– Но, мадам, – почтительно выступил вперед капитан, расправляя грудь, поскольку вспомнил о морской чести, не позволявшей, чтобы на нее покушались. – Во-первых, вы об этом не говорили. Во-вторых, кошки едят практически все.
Старуха смерила его с головы до ног пренебрежительным взглядом и сказала:
– Хам!
И удалилась с яхты. Она лишилась путешествия, но вознаграждением ей было чувство моральной победы.
Однако балованные дети были гораздо страшнее любых старух. Среди ночи они могли потребовать у своих мам, а те – у стюардов мороженого, смеси айвового, апельсинового и мангового сока в равных пропорциях со льдом, кусочек яблочного пирожного с клубникой и горячим шоколадом, гамбургер – причем обязательно такой, как в том самом «Макдоналдсе», который находится возле их дома (будто бы в другом «Макдоналдсе» у гамбургеров какой-то другой вкус!), – и упаси бог, если что-то окажется не так, если сок недостаточно холодный или шоколад недостаточно горячий, ребенок начинает хныкать, мать – нервничать, стюарды мечутся между столовой и каютой.
Однажды им особенно не повезло: яхту зафрахтовали для целого выводка детей, победителей конкурса по математике. Стюарды сначала не волновались: к детям приставлены воспитатели, сами дети, наверное, сплошь тихие головастые очкарики, не слышащие ничего на свете, кроме неумолчного шороха своих мозгов.
Не тут-то было. Двое воспитателей перед круизом заболели и остались на берегу, замену им найти не успели. Из трех оставшихся две были женщины, а у мужчины, рослого молодого человека, оказалась такая морская болезнь, что он в первый же час, когда отчалили, лег на койку, поставив рядом большой таз, – и уже не поднимался. Двадцать математиков от десяти до пятнадцати лет, преимущественно мальчики, хоть и были некоторые в очках, но попробовал бы кто назвать их очкариками! Почуяв свободу, они как с цепи сорвались. Не признавали распорядка, завтрака, обеда и ужина, приходили в обеденную каюту и на камбуз когда хотели и ели что попадалось под руку. Повар не вынес такого унижения и, спустив ночью шлюпку, благо от берега отошли недалеко, сбежал. Дети совсем одичали. Они бродили в простынях, как привидения, играя в фильмы ужасов, до смерти напугали обеих преподавательниц, те закрылись в своих каютах, дети остались один на один с яхтой, ее капитаном и небольшой командой – включая наших стюардов. Если дети начинают играть, они иногда заигрываются: однажды под утро пропал капитан. Юные математики на несколько часов притихли, на расспросы вяло отвечали, что ничего не знают. Это наводило на мысли. А потом стюарды обнаружили, что из бара исчезли несколько бутылок рома. И тут начался настоящий кошмар. Подростки, впервые хлебнув крепкого напитка, совсем потеряли голову. Один из стюардов подслушал разговор, который ужаснул его. Хлипкий подросток заплетающимся языком говорил другому, еще более хлипкому:
– Раз уж мы сбросили капитана, все равно нам несдобровать. Выход один: сбросить всех. Скажем, что они сами пропали. Мы ведь в Бермудском треугольнике!
– А если не получится сбросить?
– Почему?
– Они будут сопротивляться.
– Да? Тогда придется их прирезать.
Стюард бросился к своему товарищу и рассказал ему о планах маленьких негодяев. Он хотел предупредить и других членов команды, но вдруг послышался жуткий крик, а потом топот множества ног.