Смертельная схватка - Бир Грег. Страница 20

Героям всегда подбирали партнеров, исходя из целесообразности. Герои-ястребы не могли вступать в партнерские отношения даже с бывшими ястребами.

Из-за цветной завесы показался Клево.

— Ну что же, долг зовет, — сказала вышестоящая. — Апартаменты ваши демонтируются. Вас расселят по отдельным отсекам, и каждый займется своими прямыми обязанностями.

С этими словами они вышли. Пруфракс протянула руку, но Клево словно не заметил ее.

— Бесполезно, — сказал он.

Внезапно она пришла в ярость:

— Значит, ты сдаешься? Я хотела от тебя слишком многого!

— Я зашел еще дальше, чем ты, — сказал он. — Я ведь давно знал о приказе и все-таки оставался здесь, рискуя испортить отношения с высшим руководством.

— Выходит, я для тебя значу больше, чем история эволюции?

— Сейчас ты — моя история. История того, как они все это делают.

— У меня такое чувство, словно я умираю, — сказала Пруфракс немного удивленно. — Клево, что это? Что ты сделал со мной?

— Мне тоже больно, — сказал он.

— Ты ранен?

— Я в смятении.

— И все-таки не верю, — сказала она, чувствуя, как в ней снова закипает гнев. — Ты знал и ничего не предпринял?

— Противиться значит забыть о служебном долге. Попытайся ты что-то возразить, нам было бы еще хуже.

— Так какой же прок от твоей истории, такой величественной, такой возвышенной?

— История — то, что тебе дано независимо от твоей воли, — сказал Клево. — Я только записываю.

— Почему их разделили?

— Не знаю. Но тебе они все равно не нравились?

— Да, но сейчас…

— Понимаешь? Ты — это она. Мы — это она. Вернее, мы — ее тени. А она была настоящей.

— Я не понимаю.

— Мы не понимаем. Посмотри, что с ней происходит. Они вытравили из нее все самое лучшее. Пруфракс участвовала еще в восемнадцати боевых операциях и погибла, как гибнут герои, в самый разгар сражения. Исследователи бились над вопросом, какие качества она утратила, когда ее разлучили с Клево, но так ничего и не поняли. Однако факт оставался фактом — она никогда уже не стала вновь тем бойцом, каким была прежде. Почему? Ответ уходил своими корнями в область знаний, к тому времени почти не используемых. Лишь очень немногие из живущих могли разобраться, а среди них не было ни одного, имеющего доступ к мандату.

— Итак, она снова оказалась в открытом космосе, участвовала в сражениях и погибла. О ней так и не сложили ни одного мифа. Это ее убило?

— Не думаю. Сражалась она достаточно хорошо и погибла так же, как гибнут многие другие ястребы.

— А не погибни она в бою, то осталась бы жива?

— Откуда мне это знать, да и тебе тоже?

— Они… мы… встретились снова, ты ведь знаешь. Однажды я повстречалась с Клево на корабле. Но мне не разрешили долго с ним пробыть.

— Как ты отреагировала на него?

— Времени было совсем мало. Не знаю.

— Давай спросим…

В условиях, когда действовали тысячи боевых станций, некоторые из видений Пруфракс неизбежно становились явью. Время от времени они встречались. Ведь растиражированных Клево было великое множество, так же как и растиражированных Пруфракс. По нескольку на каждом корабле. Воспроизведенные Пруфракс никогда не, добивались таких же успехов в бою, как их оригинал, и все-таки это был отличный генотип. Она...

— С тех пор она сама никогда не добивалась таких успехов. Ее выхолостили, лишили главного. Они даже не поняли, что в ней главное!

— Они не могли не знать!

— Так что же, они не хотели победить?

— Трудно сказать. Возможно, они руководствовались какими-то более важными соображениями.

— Да, например, желанием умертвить историю.

Арис содрогнулся, чувствуя, как нагревается его тело, и на какое-то время погрузился в состояние, близкое к обмороку, — нечто похожее он испытывал перед отпочкованием. Лишь сигнал коммуникатора вывел Ариса из забытья, заставив вспомнить о служебном долге.

Арис посмотрел на двух искусственных особей и пленного гуманоида и понял; что-то с ними не так. Прежде чем ответить на сигнал, он стал лихорадочно проверять состояние приборов. Оказывается, модифицированная Мама вышла из строя. Все это время они не получали питания и стали тонкими, бледными и холодными.

Даже распухший мутант умирал, обессилев от блужданий по мандату.

И тут он подумал совсем о другом. Все смешалось. Кто он теперь — гуманоид или сенекси? Неужели он пал так низко, что стал понимать их? Арис направился к источнику сигнала, останкам временной инкубационной камеры. Он скользил по коридорам, покрытым коркой обжигающего аммиачного льда. Базовый разум уже вышел из поля-ловушки, но работал со сбоями — видимо, аварийные системы не обеспечили полной консервации.

— Где ты был? — спросил базовый разум.

— Я считал, что до твоего возвращения не понадоблюсь тебе.

— Ты не наблюдал за процессом!

— А разве была необходимость? Мы так продвинулись во времени, что все наши планы заведомо устарели. Туманность исчезла, вопрос решился сам собой.

— Этого мы пока не знаем. К тому же нас преследуют.

Арис повернулся к сенсорной стене — к тому, что от нее осталось, — и увидел, что их и в самом деле преследуют. Ему не стоило так расслабляться.

— Я не виноват, — сказал базовый разум, — что тебе дали такое задание. Так или иначе теперь ты запятнан и не способен выполнять свои функции. Тебя растворят.

Арис колебался. Да, в нем произошли такие изменения, что он перестал слепо следовать приказам базового разума. Базовый разум поврежден. Что он сможет сделать без его, Ариса, помощи, без всего, что он узнал? Конечно, все это звучало не очень-то убедительно…

— Существуют некоторые факты, которые тебе следует знать, очень важные факты…

Арис почувствовал мощную волну ужаса, отвращения и еще чего-то, похожего на гнев гуманоидов. Эту волну необъяснимого страха и чего-то еще излучал базовый разум. И несмотря на все, что Арис узнал, несмотря на все изменения, произошедшие в нем, выстоять против этой волны он не смог.

То ли по своей собственной воле, то ли против воли — это сейчас не имело никакого значения — он почувствовал, что принимает жидкое состояние. Конечности под ним оплыли, и он упал плашмя в замерзшую аммиачную лужу и, несмотря на жжение во всем теле, даже не пытался подняться. Перед самым своим концом Арис успел ощутить, что он в равной степени мог быть отростком-индивидом, базовым разумом или гуманоидом. Едва успев оценить всю глубину этого, он растекся по замерзшему аммиаку.

Базовый разум восстановил, насколько мог, контроль над фрагментом. Но ему, лишенному надежной защиты, осталось лишь дожидаться собственного растворения — преследователи были совсем рядом.

Мама включила сигнал тревоги, и интерфейс с мандатом прервался. Слабые, едва ползающие гуманоиды с ужасом оглядели друг друга и расползлись по разным углам.

Они были в полном смятении: кто из них пленный, а кто — искусственно выведенная приманка? Впрочем, какая теперь разница. Оба они теперь тощие, как скелеты, доходяги, вывалявшиеся в собственных экскрементах. Они одновременно повернулись к раздувшемуся мутанту и стали разглядывать это чудовище с несоразмерно маленькой головкой, покоящейся на огромном туловище, маленькими руками и ногами, едва ли на что-то годными даже в здоровом состоянии. Существо загадочно им улыбалось.

— Мы чувствовали твое присутствие, — произнесла одна из Пруфракс. — Ты был с нами там.

— Это мое место, — ответило существо. — Единственное место, где мне следует находиться.

— А какие у тебя функции? Как тебя зовут?

— Я знаю только, что я… исследователь. Был исследователем… там.

Они пригляделись к нему повнимательнее. Что-то знакомое было в нем, даже сейчас.

— Так ты — Клево?

Что-то зашумело в камере, заглушая слабый голос мутанта. Прямо у них на глазах камеру поделили на дольки, словно апельсин, и с каждой дольки слезла кожура. Освещение погасло, и холод принял их в свои объятия.

Обнаженная самка-гуманоид, окруженная крошечными подобиями себя самой, словно ангел — сонмом ангелочков, — вплыла в камеру. На ее тонком, как у змеи, теле не было почти ничего — лишь серебряные кольца на запястьях и узкий обруч на талии. Сине-зеленое сияние исходило от нее в темноте.