«Т-34». Памятник forever - Веркин Эдуард. Страница 15

– Я не поэт!

– Это неважно. Ты у нас аккуратный, ты берешь маникюрные ножницы и вырезаешь буквы…

– Поэт с маникюрными ножницами! – засмеялся Жмуркин.

Генка не вытерпел и треснул Жмуркина по голове. Но уже не бутылкой, а каской. Жмуркин притих.

– Повторяю для особо сметливых, – Генка был серьезен. – Если кому-то не нравятся маникюрные ножницы, могу предоставить это.

Генка вытащил из ящика тонкий длинный кинжал для резки бумаги. Генка повертел его между пальцами и кинул Витьке. Витька поймал кинжал за рукоятку.

– Ну, раз так, давайте работать, – Витька попробовал кинжал на остроту. – Тут я не знаю, сколько возиться надо. Хотя время терпит.

К наступлению ночи Жмуркин натер ножницами мозоль на большом пальце, Витька изрезал кинжалом все пальцы, у Генки от напряжения болели глаза. Пять больших трафаретов с вырезанными фамилиями стояли у стены.

Глава 9

Ловушка для динозавров

Генка проснулся рано. Потихоньку умылся, сгрыз кусок одеревеневшей колбасы, запил компотом со льдом. После этого забрался в кладовку и произвел ревизию лакокрасочных запасов, выбрал все, что было нужно, и двинулся в гараж. Витька был уже там. Он упаковал и перевязал вырезанные с вечера трафареты и лежал на диване. Диван оказался удобным и мягким, несмотря на свой возраст. Витька даже подумывал о том, чтобы взять и притащить сюда и свой старый диван и лежать на диванах в гараже вместе. А Жмуркину повесить гамак.

– Вот и я о том же, – сказал Генка. – На этот диван как ляжешь, так потом и вставать не хочется. А надо. Поэтому давай, Витька, вставай. Вставай, поднимайся, рабочий народ, суровые будни настали… Кстати, о суровых буднях. Где наш кинематографический друг Жмуркин?

– Жмуркин не придет, – сказал Витька. – У него какие-то дела там.

– Понятно. Занятой человек, сшибает деньгу. Поехали. Роса на железе как раз должна просохнуть. Пора заканчивать.

Витька решил ехать с комфортом и залез в коляску. И они поехали.

– В коляске трясет гораздо сильнее, чем я думал, – сказал Витька, с трудом вывалившись на землю возле памятника.

– Именно поэтому я и сажаю туда Жмуркина, а не тебя. Теперь ты берешь тряпку…

– И протираю поверхность постамента бензином.

– Точно.

Витька смочил тряпку и стал обезжиривать камень.

Поверхность была гладкой, при желании в нее можно даже посмотреться. Видимо, когда ставили памятник, камень как следует отшлифовали.

Сам Генка принялся готовить свои банки и склянки. Витька иногда поглядывал на Генку. Генка священнодействовал. Он смешивал в медном тазике для варки варенья (спер у матушки) золотистые порошки, золотистые жидкости, тягучие клеи, белила, прозрачные жидкости и еще какие-то кристаллы. Витька в который раз подивился Генкиной сметливости и Генкиным знаниям в химии.

Генка перехватил взгляд друга и пояснил:

– Папахен у одного коммерса дачу раскрашивал, а тот хотел, чтобы все стены внутри дома были в золотых листьях, и мы такую краску сделали. Секрет фирмы. Листья как настоящие. Теперь давай наклеим трафареты.

Витька бережно развернул трафареты. Генка намазал все пять картонок клеем, и они вместе с Витькой бережно приложили их к камню. Надавили.

– Сохнуть будет…

– Не будет она сохнуть, – Генка разглаживал трафареты. – Это «сорокапятка». Застывает за сорок пять секунд. Так что почти все готово. Надави еще раз, и можешь отпускать.

Витька надавил и отпустил. Трафареты держались. Крепко.

– Давай красить. – Генка достал новенький валик, обмакнул его в таз с золотистой краской, подождал, пока не впитается достаточное количество краски, провел валиком по трафаретам.

– Дай я, что ли, – Витька отобрал у Генки валик и принялся водить им по камню.

– Слава Тома Сойера [12] не дает покоя? – усмехнулся Генка.

– Ты стал читать книжки? – удивился Витька.

– Не. Просто в обязательной программе есть этот отрывок, вот и все. А обязательную программу даже я стараюсь осваивать. Особенно с такими долгами по литературе, как у меня.

– Не колотись, – подмигнул Витька. – Как наша классуха увидит, что мы памятник восстановили, так сразу тебе все долги и спишет.

Генка промолчал. На списание долгов он тоже очень надеялся.

– Мыть посуду и красить стены – очень успокоительное занятие. – Витька водил валиком по картону. – В некоторых странах людям с расшатанной нервной системой рекомендуют красить стены. К тому же цвет очень красивый. Золото. Слушай, может, я свою комнату раскрашу в такой?

– Давай. Только это надо делать летом, когда жарко. И краску я сделаю чуть-чуть другую. Золотистую вливаешь в цвет морской волны, перемешиваешь, но не очень сильно – это важно, потом валиком наносишь на стену. Получается интересно, со странными такими разводами. Слушай, а давай летом стены народу красить? Будем брать недорого, по-божески…

– Когда высохнет? – Витьке не хотелось раньше времени думать о лете.

– Часика через полтора. Мы можем подождать…

С улицы Победителей послышался скрип и лязг. Ребята оглянулись. По раздолбанной опилковой дороге катился древний зеленый автомобиль. Больше всего эта машина была похожа на джип. Большие колеса, лебедка на бампере, камуфлированная окраска. Крыши нет. Даже ветрового стекла и то нет.

За рулем болтался молодой лохматый и бородатый парень в кожаной жилетке и с татуировками на руках. На соседнем сиденье, закинув ногу на ногу, сидел Алексей Алексеевич. Алексей Алексеевич был как всегда бодр, подтянут и в хорошо начищенных ботинках.

– Это же «Виллис» [13], – Генка не выдержал и указал пальцем на машину. – Американский…

– Точно, чувак, – подтвердил бородатый. – Штатовский. Я сам его восстановил.

– Он, как говорится, крут, – Алексей Алексеевич вылез из машины. – Работает на ремзаводе, золотые руки.

– А я подумал, что он байкер, – сказал Генка. – Настоящий байкер.

– Он и есть настоящий байкер, – Алексей Алексеевич показал на татуировку на руке парня. – «Suburban Wolves» – «Пригородные волки». Старший офицер клуба. Мы кое-что привезли. Кстати, познакомьтесь – это Соболь.

Бородатый кивнул. Витька и Генка кивнули в ответ.

– Вы, я погляжу, уже все сделали? Молодцы. А где ваш друг? Он заболел?

– Да нет… – ответил Генка. – А вы что привезли?

Алексей Алексеевич кивнул Соболю. Бородач выскочил из машины, поплотнее уперся ногами в песок и вытащил из багажника большую бронзовую плиту.

– Точно такая же, как та, – шепнул Генка, – которую украли.

– Не совсем, – возразил Витька. – Надпись другая.

Надпись была действительно другая.

– На старой плите было «Героям, стоявшим насмерть», – сказал Витька. – А здесь просто «Героям войн».

Соболь легко отнес плиту к памятнику.

– А если ее тоже украдут? – спросил Витька. – Как старую?

– Завтра мы с ребятами из клуба поговорим с кем надо, – сказал Соболь. – И никто больше не посмеет ничего тут тронуть.

Соболь поднял плиту, пристроил ее на место, ровнехонько под орудием, закрепил четырьмя мощными стальными штырями. Затем Соболь притащил из «Виллиса» кувалду и четырьмя ударами загнал штыри в камень.

– Пока сойдет, – сказал он. – Для начала. А после праздника сделаем капитально. Сейчас не могу, сварка уехала, а взять негде. Но я хорошо закрепил, если специально дергать не будут, не сломать. Дядь Леш, мне пора. У меня смена.

– Поезжай, поезжай, – Алексей Алексеевич пожал Соболю руку. – Спасибо тебе. И ребятам спасибо передай.

– Обязательно, дядь Леш. – Бородатый запрыгнул в свой джип. – Будьте.

«Виллис» совсем по-военному заурчал и укатил.

– Пожалуй, я пойду прогуляюсь, – сказал Алексей Алексеевич. – Все просто отлично сделано. И придумано интересно. Написать буквы прямо на камне. Надо было нам и раньше так сделать. Хотя тогда красок таких крепких не было. Вы, ребята, молодцы… А когда картон снимать будете?