Дагги-тиц - Крапивин Владислав Петрович. Страница 42
– Вы с Алькой два сапога… Хотя он-то дрыхнет на твоей кровати, а ты увяз тут… Прорастал бы здесь, как болотная лилия, до утра, если бы я не догадался…
– А… как ты догадался?
Вопрос, кажется, смутил Егошина.
– Интуиция, значит… Кое-что знаю про тебя, не первый день вместе живем. Прикинул в голове, где у тебя самые любимые места для прогулок. Вот и стал их обходить, когда увидел, что тебя дома нет… Хотел к твоим дружкам зайти, да не решился среди ночи-то…
Инки вдруг задремал у Егошина на руках. И очнулся только перед крыльцом.
– Приехали… Ступать можешь?
Инки потоптался. Бодро сказал, что может.
– Ну, пошли…
В прихожей Егошин включил свет. Оглядел Инки от босых ступней до макушки. Вдвинул его в клетушку-ванную, зажег лампочку и здесь. Взял Инки за бока, поставил в ванну под дырчатую тарелку душа.
– Отмывайся, пока не стал головастиком… – Плавным взмахом он освободил Инки от пятнистой футболки, взялся за шортики.
– Ты уйди, я сам!
Даже матери Инки давно не позволял купать себя голышом. А тут посторонний дядька. Хотя и знакомый, но чужой…
Егошин не спорил, прикрыл за собой дверь. Инки скинул все, пустил сверху тепловатые струйки (остаток из нагретой днем колонки). Дверь приоткрылась, просунулась рука Егошина с красной тряпицей.
– Возьми сухие трусики…
– Брось на пол, я подберу.
Егошин опять послушался. Мокрый Инки подобрал трусы, запер дверь на щеколду, снова полез под душ. С минуту повертелся под ним и почувствовал, что отчаянно хочет спать. Полотенцем растер на себе не смытую полностью грязь, натянул трусы, пошел к себе, ничком бухнулся на одеяло. Спавший там Альмиранте подвинулся и дружелюбно муркнул.
Заглянул Егошин.
– Ты как? Живой?
– Вроде… А м… мама… она не дома?
– Задержалась в гостях, позвонила, что приедет под утро…
«А почему без тебя-то?» – вздумал было спросить Инки. И стремительно уснул.
Лисья гора
Под утро Инки приснился Земляной Вал, не такой, как на самом деле, а более сказочный. Домики были причудливее, чем на самом деле. На болоте по сторонам подымались гроздья белых соцветий, а вдали туманно виднелись какие-то башенные строения. Дорога на Валу была удивительно гладкая. Инки и Гвидон катили по ней на велосипеде, и колёса ни разу не тряхнуло.
Ехать было хорошо. Инки сидел на багажнике, чуть свесившись влево, чтобы видеть дорогу из-за спины Гвидона. Мелькали у лица желтые и коричневые бабочки, летел навстречу пух (то ли от тополей, то ли семена какие-то), щекотал плечи, щеки, ноги. И на душе было легко-легко, потому что ничего страшного не случилось, и Гвидон ничуть не сердился на Инки, а оглядывался и смеялся…
Но сон кончился, а по правде все сделалось не так.
Гвидон свистнул под окном.
Инки натянул Полянкину футболку с комаром, мятые, но уже высохшие бриджи, сунул ноги в сандалеты (кроссовки-то вчера остались у болота).
– Ты куда? – лениво спросила из-за двери мать. Она, конечно, ничего не знала о его ночных приключениях, Егошин не выдал.
– Я по делу. Ненадолго…
– Не раздумал? – насупленно спросил у крыльца Гвидон.
Инки, глядя в сторону, мотнул головой.
Гвидон усмехнулся (хотя, казалось, до усмешек ли?).
– Тогда поехали…
Ехали, как в недавнем сне, – Инки на багажнике. Только на дороге ощутимо трясло, а на душе не было никакой легкости. Наоборот… Инки смотрел в обтянутую рыжей футболкой спину Гвидона и думал: «Скажу, когда он нажмет кнопку. Ничего не случится, и я тут же про все скажу…» Он представлял, как прищуренными презрительными глазами глянет на него Гвидон… и что дальше? Не станет же он бить Инки. Просто… будто появится между ними непробиваемая стенка. На веки вечные. И, видимо, Инки с последней гордостью дернет плечом, бормотнет что-нибудь вроде «думай что хочешь» и пойдет прочь…
Пыльная немощеная дорога повела в гору, пришлось идти пешком. Гвидон вел велосипед за руль, Инки шел рядом и смотрел на хлопавшие подошвами старые сандалеты.
– Не боись… – вдруг хмыкнул Гвидон. – Все будет о’кей…
"Если бы ты знал, чего я боюсь…"
Свернули с дороги, пошли через иван-чай, потом через сосновый молодняк и каменистые проплешины с головками сероватой кашки. На головках искрились росинки. Велосипед позванивал и застревал среди стеблей и веток. Инки подталкивал его сзади и молчал, молчал. Гвидон тоже ничего не говорил. Наверно, все-таки нелегко идти на убийство…
На середине склона Лисьей горы, среди плотной березовой поросли, прятались остатки каменного дома – фундамент и обломки стен первого этажа. Снизу они были неразличимы, и, похоже, знали про них немногие. Но «штурманята» знали (и даже собирались отснять здесь кое-какие сцены для «Рыжей звезды»). Сюда следом за Гвидоном и пришел Инки. Внутри развалин было сумрачно и сыро, на всем склоне лежала утренняя тень.
Положили велосипед в зарослях иван-чая (переднее колесо высунулось, долго вертелось, и листья шуршали по спицам). Из осыпавшихся оконных проемов был виден высокий берег с Деревом, рыжее и зеленое болото, проблески воды в тростнике, домики и насыпь Земляного Вала, крыши и улицы. А левее – изгиб серовато-белой дороги, ведущей от кирпичной виллы к мосту через Лисянку. И то место на перемычке в болоте, где лежал снаряд.
И конечно, Инки смотрел именно на то место. В какие-то секунды он забывал, что взрыватель вывинчен. Все нервы, все жилки натягивались в мышцах. Но сразу вспоминалось: «Ничего же не будет!» И накатывалось жидкое такое (трусливое даже) облегчение, и хотелось сесть в траву, но она была сырая и к тому же с крапивой…
Гвидон уже не смотрел на Инки. Он стоял у оконной пробоины, скрестил руки, и неотрывно глядел на дорогу. «Ну, прямо полководец перед началом битвы», – прыгнула у Инки неприязненная мысль. А Гвидон вдруг резко отвел правую руку, в ней Инки разглядел мобильник. И перепуганно глянул на дорогу: «Что, уже??…» Серебристый джип отъехал от ворот виллы. Он был похож на длинного блестящего жука. Следом за ним, где-то в двадцати метрах, катил другой. Видимо, с телохранителями. «Интересно, а они не пострадают?» – мелькнуло у Инки. Он опять забыл на миг, что взрывателя нет. Гвидон согнул правую руку и теперь держал телефон перед собой. Смотрел на него, как на секундомер. Прижимал его к ладони тремя пальцами, а большой и указательный растопырил. Указательным Гвидон должен был нажать кнопку, но пока отвел его в сторону. И смотрел, смотрел на машины.
«Как только он поймет, что взрыва не вышло, сразу же признаюсь», – с горькой неизбежностью думал Инки.
Машины ехали тихо. Или Инки казалось, что тихо? Время ползло – в звоне тишины, в медленном дыхании замершего Инки и напружиненного Гвидона… который так и не опустил палец на кнопку.
Джипы давно миновали место, где лежал снаряд, и скользили к мосту. Гвидон посмотрел на Инки. Косо улыбнулся, сжал мобильник в кулаке. Зевнул:
– А… пусть пока живет, гнида… Когда-нибудь все равно нарвется на то, что заслужил…
Гвидон тряхнул плечами, спрятал мобильник в нагрудный карман ветровки, сел верхом на остатки подоконника в широком кирпичном проломе. Инки подумал… и сел напротив. Правая нога угодила в крапиву, но Инки не стал вздергивать ее и чесать.
Так они сидели несколько минут, прислонившись спинами к торчащим холодным кирпичам, и смотрели друг другу поверх голов.
– Значит, ты не нажал? – спросил наконец Инки. Почему-то виновато и скомканно.
– Ты же видел…
Инки и правда видел: палец Гвидона не тронул кнопку.
– А почему? – прошептал Инки. Теперь он смотрел вниз, на торчащие из-под бриджей колени, с которых так и не отмылась ночная болотная грязь. "Значит, и не надо было маяться, вывинчивать взрыватель?… Или все же надо?"
Инки повторил с тихим нажимом:
– А почему?
– Так… – в голосе Гвидона, кажется, дернулась еле заметная слезинка. – Пусть… Я подумал… Пускай живет и не знает, гад…