Эон - Бир Грег. Страница 56

– Я всегда знала, что вы хороший администратор, – заметила Хоффман. – Гарри, мне нужно поспать. Я по-настоящему не спала с тех пор, как мы покинули станцию. Но… я кое-что привезла с собой.

Джудит Хоффман поставила ящик на стол и открыла замки. Подняв крышку, она высыпала на стол пакеты с семенами. Некоторые из них скользнули на сторону русских. Мирский и Велигорский, казалось, были ошеломлены зрелищем. Мирский взял пакет с семенами ноготков.

– Пожалуйста, берите, что хотите, – предложила Хоффман. Она взглянула на Лэньера. – Теперь это для всех нас.

Киршнер взял ее за локоть и увел.

Лэньер вернулся к столу и сел, ощущая все значение только что случившегося. Белозерский, стоявший позади Велигорского и Мирского, с нескрываемым подозрением смотрел на кучу семян.

– Мой замполит хочет знать, получали ли вы какие-либо распоряжения от любых сохранившихся правительственных учреждений, – сказал Мирский. Егер перевел Герхардту.

– Нет, – ответил Лэньер. – Мы все еще действуем по собственному усмотрению.

– Мы знаем женщину, с которой вы разговаривали, – ровно сказал Велигорский. – Она – агент вашего правительства и проводник вашей политики на этом астероиде.

– Да, это так, – подтвердил Лэньер. – И когда она почувствует себя лучше, то присоединится к переговорам. Но она была… – он поискал подходящее слово, – освобождена от должности накануне Гибели.

Он подумал о том, как легко пришло ему на ум это название, обозначавшее прошлое – не будущее.

– Когда она прилетела? – спросил Мирский.

– Не знаю. Недавно.

– Мы настаиваем на том, – заявил Белозерский, – чтобы любой оставшийся в живых из стран Варшавского Договора был также принят на астероиде. Как военные, так и гражданские.

– Конечно, – сказал Лэньер. Герхардт согласно кивнул.

– А теперь, – продолжил Гарри, – приступим, возможно, к самому важному. Разоружение и территориальные права…

– Мы разработаем черновой вариант этих соглашений и ратифицируем документ позже, – предложил Мирский.

– Мы настаиваем на суверенитете всех стран Варшавского Договора на этом астероиде, – встрял Белозерский. Велигорский поджал губы. Мирский резко отодвинул стул от стола и повел Белозерского в угол. Там произошел обмен тихими, но возбужденными репликами, причем Белозерский бросал яростные взгляды на Лэньера и Герхардта.

Мирский вернулся один.

– Я командую советскими солдатами и гражданами, – подчеркнул он. – Я – главный участник переговоров.

Кабинет и спальня Лэньера были разграблены, но не слишком сильно повреждены за время оккупации. Он проспал пять часов, потом позавтракал в кафетерии.

Киршнер встретил его у главного входа в женский коттедж.

– Я отправляюсь в скважину, – сообщил он. – Там все та же жуткая картина. Мы сейчас спускаем вниз тела погибших – наших и их. Запланирована ли какая-либо похоронная церемония?

– Мне предложили организовать ее в течение ближайших суток. Впрочем, у нас значительно больше дел, чем оплакивать мертвых…

Киршнер поджал губы.

– Не так-то легко иметь дело с этими ублюдками.

– Надо же с чего-то начинать. Как Хоффман? Ей удалось поспать?

– Судя по тому, что я слышал, да. Два ваших астронома забрали ее к себе и выгнали вон меня и охрану. – Он сузил глаза и кивнул в сторону кафетерия. – Какова будет моя роль после того, как вы закончите?

– Полагаю, капитана ВМС США, – сказал Лэньер, – ответственного за внешнюю безопасность. Я не намерен преподнести им Камень на блюдечке.

– Они согласились разоружиться?

Лэньер покачал головой.

– Пока нет. Они хотят организовать лагерь в четвертой камере, а затем уже обсудить разоружение. Сегодня днем я беру Мирского с собой в поездку… в библиотеки, в города.

– Боже мой, я бы хотел поехать с вами.

– У вас скоро будет такая возможность. Что касается меня и Герхардта, мы не ставим никаких препятствий. Никакой монополии.

– Даже в седьмой камере?

– Со временем. Они об этом еще не спрашивали.

Киршнер приподнял брови.

– Им не говорили?

– Я понятия не имею, о чем говорили их военным. Конечно, очень скоро они обо всем узнают. Русская научная группа не вполне ассимилируется с солдатами – по-видимому, военные не пользуются уважением с их стороны. Но слухи распространяются быстро. – Он помолчал. – Есть что-нибудь с Земли?

– Ничего. Какая-то радарная активность в Северном Ледовитом океане – возможно, несколько надводных кораблей. Почти ничего не видно. Дым покрывает большую часть Европы, Азию, Соединенные Штаты. Им не до нас, Гарри.

Киршнер пересек комплекс и взобрался в машину, направлявшуюся ко входу в нулевой лифт. Лэньер постучал в дверь общежития. Ответила Дженис Полк.

– Входите, – пригласила она. – Она проснулась, и я только что принесла ей немного поесть.

Хоффман сидела на кровати в небольшой комнате. Берил Уоллес и лейтенант Дорин Каннингэм, бывший руководитель службы безопасности комплекса, сидели на стульях напротив нее. Голова Дорин была забинтована – последствия лазерного ожога, который она получила перед сдачей первого комплекса

Они встали, когда вошел Лэньер; Каннингэм начала было отдавать честь, но сразу же с глупой улыбкой опустила руку.

– Простите, леди, нам с господином Лэньером нужно поговорить, – сказала Хоффман, ставя полупустой стакан с апельсиновым соком на самодельный столик.

Когда они остались вдвоем, Лэньер сел, пододвинув стул поближе.

– Думаю, я готова к инструктажу, – сказала Хоффман. – Я ничего не знаю с тех пор, как покинула Землю. Это было примерно так, как показывали библиотеки?

– Да, – подтвердил Лэньер. – Начинается Долгая Зима.

– Понятно. – Она сжала нос двумя пальцами и энергично его потерла. – Конец света. Все, что мы знаем. – Она вздохнула: вздох грозил перейти в рыдание. – Дерьмо. Самое важное – в первую очередь.

Лэньер протянул руку, и Дорис пожала ее.

– Все подумают, что мы любовники.

Она рассмеялась и вытерла платком глаза.

– Как у вас дела, Гарри?

Он долго не отвечал.

– Я потерял мой самолет, Джудит. На мне лежала ответственность…

– Глупости.

– На мне лежала ответственность, и я делал все возможное, чтобы предотвратить войну. Мне это не удалось. Так что я не могу сказать, как у меня дела, прямо сейчас. Может быть, не слишком хорошо. Я не знаю. Я стараюсь отплатить им на переговорах. Но я очень устал.

Она коснулась руки Гарри и медленно кивнула, глядя ему прямо в глаза.

– Ладно. Вы продолжаете пользоваться моим полным доверием. Вы знаете об этом, Гарри?

– Да.

– После того как все уладится, мы все сможем в свою очередь сунуть головы в дыру в сизифовой фреске. Теперь расскажите мне о вторжении и обо всем, что произошло.

У Лэньера было смутное желание прихватить Мирского в библиотеку второй камеры одного или в сопровождении, самое большее, одного охранника. Когда он появился в кафетерии, где проходили переговоры, его ждали Мирский, Гарабедян, два политработника – Белозерский и Языков – и четверо вооруженных десантников. Он быстро попросил Герхардта и Егера сопровождать его. Чтобы уравновесить силы, к группе присоединились четверо морских пехотинцев.

Они молча ехали от первой камеры к нулевому мосту во второй камере. Первую половину короткой поездки машину вел один из десантников Мирского. Пока они ехали через город, Мирский несколько раз бросал взгляд на Лэньера, словно пытался составить мнение о нем. Русский генерал-лейтенант был для Лэньера закрытой книгой; Мирский ни разу не проявил никаких личных черт. Тем не менее, Лэньер со значительно большим уважением относился к Мирскому, чем к Белозерскому. Мирский мог прислушиваться к голосу здравого смысла; Белозерский, похоже, даже не знал, что это такое.

На середине моста машина остановилась, и за руль сел морской пехотинец. Они проехали через торговый район, который Патриция называла «старомодным», и остановились на площади перед библиотекой. Один морской пехотинец и один десантник остались в машине. Они расположились в противоположных углах кабины и старательно избегали разговора.