В дебрях Кара-Бумбы - Дик Иосиф Иванович. Страница 4

В деревне на гулянке (перед школой играла гармошка) мы с Лешкой сразу встретили своего старого друга сына тети Груни Сашку Косого.

У нас с ним в прошлом году было много веселых событий: мы пасли коров, разводили кроликов, ходили для смеху на прием к деревенской бабке-знахарке, и она нас лечила «от живота» разными травами. А потом, мы ей сказали, что Сашка Косой от ее трав лежит в больнице при смерти, и бабка в тот же час куда-то уехала из деревни. А в престольный праздник, когда поп служил молебен, мы забежали в пионерских галстуках в церковь и стали тут играть в прятки. Нас оттуда выгнали и сказали, что пожалуются в школу. А Сашка Косой ответил:

– А вас бог за это накажет, за ябедничество!

Но первого, кого «покарал» бог, - это самого Сашку. И руками его матери. Она выпорола его за богохульство. Но Сашка все равно рос еретиком: воровал куличи на пасху, не здоровался с худым и длинноногим попом и крестился левой рукой. Тело у него было словно резиновое. Он мог закидывать обе ноги себе за шею и ходить в таком лягушечьем виде по избе на руках.

Здесь же на полянке я увидел и Зойку. Она была в красном платьице с белым пояском.

Владимир Сергеевич сразу обратил на нее внимание. Он спросил:

– А это кто?

– Зойка. Из Москвы, - ответил я.

– А она чем занимается?

– Еще учится в школе. А что?

– Да я просто так…

Не замечая нас, Зойка разговаривала с какими-то не известными мне парнями. Один из них был высокий блондин, широкоплечий и в распахнутой кожаной куртке с «молнией», другой - щупленький, с узкой мышиной мордочкой. Он сидел на своем велосипеде и, то и дело касаясь земли носками ног и отчаянно вертя рулем, пытался найти равновесие и сидеть на седле, не двигаясь вперед. Видно, эти ребята были тоже, как и Зойка, дачники-москвичи.

Они разговаривали с Зойкой о чем-то веселом, потому что Зойка все время звонко смеялась. Высокого она называла Нарик, щуплого - Гарик.

Мы с Лешкой несколько раз проходили в толпе мимо Зойки, но она нас не видела. А окликнуть ее мне почему-то было неудобно, хотя мы с ней и были очень хорошие знакомые.

В прошлое лето наши дачи находились рядом, и Зойка частенько приходила ко мне с просьбой починить велосипед. Машина у нее была старая, и в ней через каждые пять минут портился тормоз.

Я тщательно разбирал заднюю втулку, промывал ее керосином и ставил на тормоз дополнительную прокладку. Лешка был моим помощником, а Зойка сидела перед нами на корточках и рассказывала о своих школьных делах. Она была старше нас на три года, перешла в девятый класс.

Ее любимой темой разговоров было, кто и как за ней ухаживает.

«Вот в этом году, - говорила она, - мне один мальчик из десятого класса все время записки писал, и все девчонки мне завидовали. А у него был свой мотороллер, и мы с ним по Москве катались. Он мне и мимозы дарил, и шоколадки в почтовый ящик кидал. А потом я увидела, что он мещанин, и перестала с ним дружить. Он только и делал, что хвастался: какой у него костюм, какой классический фотоаппарат, какой магнитофон с «шедевральными» вещичками. А потом я каталась на катке с Костей Иваницким из девятого класса, и он мне прямо сказал, что влюбился в меня. Я так и села на лед! Кто же про это говорит? И мы его даже хотели на комсомольском собрании прорабатывать, чтобы он получше в своих чувствах разбирался и не бросался такими словами…»

Я слушал Зойку и думал: «Ух ты какая! А если этот Костя не врал, тогда что?»

В дождливые дни мы все втроем располагались у Зойки на террасе и играли в шашки. На абсолютного чемпиона. Расплата при проигрыше была строгой - двадцать щелчков в лоб.

У Зойки были тонкие пальцы пианистки с длинными треугольными ногтями, и ее щелчки были штукой чувствительной.

Особенно доставалось мне. Я почему-то часто проигрывал.

Это были чистые проигрыши, но Лешка как-то мне, наедине сказал:

«Слушай, если играть - так играть. И нечего тут романы закручивать. Я от Зойки ни одного щелчка не получил, а вы только и делаете, что щелкаетесь».

«Ну и что?»

«А вот то… Можешь ей дарить там разные мимозы или шоколадки бросать, а уж если сели играть втроем, так уж надо, чтобы всем доставалось поровну. А то я сижу, как лопух, и глазами хлопаю. Для вас интерес, а для меня что? Никакого азарта!»

«И значит, ты думаешь, что я ей специально подставляю свой лоб?»

«Да, специально!»

«А почему?»

«Потому что она… красивая!»

«Ой, дурак! - засмеялся я. - Да кто же специально будет из-за красоты свой лоб подставлять?»

«Найдутся такие, - не унимался Лешка. - Вот ты, например!»

«Я?! Откуда ты взял?»

«А ты всегда перед ней гоголем ходишь, выкаблучиваешься! Дескать, посмотрите, какой я герой: и у меня пятерки, и я музыкой занимаюсь, и велосипед могу чинить и вообще здравствуйте - пожалуйста! А что касается Лешки, он - тьфу - и растереть!»

«Значит, ты хочешь, чтобы она тебя тоже щелкала?»

«Хочу! Только по игре…»

«Пожалуйста!»

На следующий вечер Зойка очень быстро обыграла Лешку в матче - турнире из трех партий и влепила ему шестьдесят щелчков, да таких, что после них Лешка уже больше никогда не заикался о том, что у нас с Зойкой идет нечестная игра.

Мы с Лешкой не раз разбирали Зойку по косточкам: что в ней хорошего и что плохого. Лешка говорил, что когда она ездит на велосипеде, то рисуется, а я этого не находил. Потом он говорил, что она фасоня - красную ленточку вокруг головы носит. А я считал, что это ей очень идет. Зойка была маленькая, с черными вьющимися волосами и быстрыми синими глазами. Когда Зойка шла по деревне, все мальчишки глядели на нее разинув рот. И мы с Лешкой гордились дружбой с Зойкой. Одно мне только не очень-то нравилось в ней. Она любила нам, как взрослая, говорить:

«Мальчики, вы еще ровным счетом ничего, ничего не понимаете в жизни!» …Наконец мне надоело без толку ходить вокруг Зойки, и я, подойдя к ней сзади, дернул ее за рукав.

– Юрка, это ты? - обернувшись ко мне, вдруг обрадовано воскликнула она. - Когда ты приехал? И ты, Леша, здесь? Вот хорошо! А где вы сняли дачу?

– А нигде, - ответил Лешка. - Мы в копне сена живем. Одни. Как геологи.

– Нет, честное слово?! - не поверила Зойка.