Друг, воспитанный тобой - Рябинин Борис Борисович. Страница 3
Как могло случиться, что Витя оказался один в лесу? Вместе с матерью он эвакуировался в тыл. По дороге на них налетели фашистские самолеты. Витя с Трезором чудом остались живы…
Наступил вечер. Надо было двигаться дальше. Витю несли на руках, за нами следом шествовал Трезор. Он, подпрыгнув, то лизнет Витю в лицо, то, подскуливая, помашет хвостом… Теперь я понимаю, что, если бы не Трезор, вероятно, Вити давно уже не было бы в живых. Пес бережно охранял его. Сколько опасностей он отвел!
Когда стали подходить к Днепру, по которому проходила линия фронта, полил дождь. Неожиданно Трезор вырвался вперед и с грозным рычанием бросился на кого-то. Трезор-то, можно сказать, и спас нас. Оказалось, мы напоролись на немецкое охранение. Послышались ругательства на немецком языке, потом раздалась автоматная очередь, и наш Трезор замолк навсегда…
В небо взвилась ракета. Мы залегли. Над нашими головами засвистели пули. Витя заплакал. Чтобы его не услышали фашисты, мне пришлось закрыть ему рот своей ладонью. Под прикрытием темноты мы поползли и благополучно добрались до оврага. Потом, передохнув чуточку, дошли до речушки, впадавшей в Днепр, переправились на тот берег и встретились со своими.
Но Трезора уже больше не было с нами…
Я не знаю больше ничего и о дальнейшей судьбе Вити. Мы сдали мальчика в полевой госпиталь, военврачу 3-го ранга Анне Андреевне Квитковской, и с тех пор я ни разу не слышал о нем.
Прошлым летом, возвращаясь из отпуска, на станции Свердловска из окна вагона я увидел группу ребят в форме учащихся ремесленных училищ, а среди них — курчавого светловолосого парня с красным родимым пятном на правом ухе. Уж очень приметная отметка! «Неужели это он?» — подумал я и крикнул:
— Витя! Витя! — Но он не услышал меня. Я побежал в тамбур, но поезд уже тронулся. Высунувшись из окна вагона, я стал снова кричать. Ребята оглянулись и помахали мне. Был ли среди них Витя? Всю дорогу до самого дома я не мог прийти в себя от волнения. Как мне хотелось бы встретить Витю! «Где же ты, Витя, откликнись!» — написала газета. Да, где ты, Витя? Ведь не зря отдал за тебя жизнь верный Трезор!…
В самых неожиданных и подчас сложнейших обстоятельствах собака оказывается необходимой. И не потому ли собаку можно встретить везде?
Спешит на место происшествия, подпрыгивая на лазурных волнах Черного моря, резвый скутерок. За штурвалом загорелый молодой мужчина в моряцкой форменке и фуражке с белым околышком, командир водолазной команды Г.Чертков, а перед ним, на носу судна, удобно устроила в спасательном круге всеобщий любимец и постоянный спутник водолазов вислоухий пес Колобок…
Собаку можно увидеть даже в синем небе, под куполом парашюта. Да, да! Такую картину наблюдали однажды в Крыму, на воздушном празднике черноморцев. Когда начались показательные прыжки парашютистов, зрители с удивлением впились глазами в странного прыгуна. Под громадным зонтом болталась… собака! Пес чувствовал себя вполне прилично.
Цезарь принадлежал одному из участников празднества, мастеру спорта Н.Болдову. Цезарь — как Полкан сторожа Федора Ефимовича Селиванова, как тысячи и тысячи других собак, неотлучно состоящих при хозяине, — всегда сопровождал Болдова на аэродром, терпеливо дожидался там, когда тот вернется из очередного полета. Скучает пес, томится! А почему бы ему тоже не попробовать подняться в небеса и спрыгнуть с парашютом, чтобы не расставаться с другом-человеком даже в воздухе?
Для собаки приспособили специальный парашют. Несколько тренировочных прыжков — Цезарь освоился и уже не проявлял никаких признаков беспокойства, когда на него начинали надевать парашют… Так Цезарь сделался парашютистом. Правда, он еще ни разу не пригодился хозяину в воздухе так, как, скажем, Полкан — Селиванову на земле; тем не менее, на ошейнике у него значок, на оборотной стороне которого многозначительная надпись: «За особую собачью преданность…»
Положим, ничего особо удивительного тут нет. В Ленинграде живет Иван Иванович Куус, старый активист осоавиахимовец. Он приучал собак спускаться с парашютом еще в тридцатых годах.
А пес Джек — «специалист» по водным лыжам. Его хозяин, американец А. Юзефски увлекся водными лыжами, он тоже не захотел расставаться с Джеком. Представьте картину: мчится глиссер, за ним в каскадах радужных брызг, почти выскакивая порой из воды, загорелый рослый спортсмен, а на выступающих концах лыж, будто изваяние, белоснежный остроухий пес… За два года непрерывных напряженных тренировок Джек сделал такие успехи, что выдерживает любую скорость!
А вот передо мной фотография: причал порта, на рейде — рыболовный траулер. Опершись на чугунную тумбу-кнехт, стоит мальчик в куртке, удерживая за поводок собаку, и грустно смотрит на судно. Однажды траулер «Сэнт Романус» вышел в плавание к берегам Норвегии и не вернулся. И с тех пор этот мальчик из английского города Халл каждый день ходит на пристань и ждет отца, а вместе с ним ходит и его Ронни…
Еще фотография, теперь — с берегов солнечной Болгарии. Ее привез журналист Н.Бородин. Читатели могли ознакомится с нею на страницах «Огонька». На песчаную отмель накатывают пенные валы, в воде стоит собака и смотрит в просторы моря; вдали видны обнаженные фигуры купальщиков и купальщиц…
Что это — собака-ныряльщик за утонувшими? Не похоже. Все проживающие в международном доме отдыха журналистов около Варны обращали внимание на эту собаку. С рассвета она уже показывалась на берегу и подолгу всматривалась в море. Покажется какое-либо суденышко на горизонте — войдет в воду и там стоит, захлестываемая солеными брызгами, втягивая влажные запахи чуткими ноздрями и, казалось, все надеясь уловить что-то, что, по-видимому, и влекло ее сюда. Вымокнет вся. Судно исчезнет — выйдет на берег и она, а потом опять: катер или парусник — и все повторяется сначала. И так весь день. К ночи исчезнет, а с утра — опять…
Болгары-спасатели поведали грустную повесть Кучи. Рыбак, хозяин Кучи, уехал к родственникам на юг страны и больше не вернулся. Говорили, что он умер. И вот уже несколько лет Кучи изо дня в день приходит к морю на то место, где в последний раз виделся с хозяином, приходит встречать его…
— И будет этот старый пес, — сказал спасатель Кирилл, — ходить сюда до самой смерти. Да много не протянет старик: слишком долго стоит он в прохладной морской воде…
Еще одно разбитое собачье сердце…
Пес Верный из итальянского селения Луко четырнадцать лет ходил встречать своего хозяина, убитого фашисткой бомбой. За это жители поставили Верному памятник.
И еще одна фотография: крупных лохматый пес выглядывает из кабины вездехода. Этот снимок прилетел из далекой Антарктики, страны ветров и самых страшных морозов. Сибирские лайки уже могут быть названы аборигенами суровой Антарктики. И подпись к снимку гласит: «Собаки — полноправные члены экспедиции. Этого пса зовут вполне профессионально — Механик».
Северные выносливые собаки-лайки — истинные друзья всех полярных путешественников и дрейфовщиков. Они и лагерь посторожат, а появится непрошеный гость — белый медведь, не только сразу же оповестят о его прибытии, но сами первые и атакуют его. С ними и время скоротаешь быстрее.
Черная лайка Веселый была первым домашним животным, побывавшим на северном полюсе. Вместе с членами экспедиции Папанина Веселый провел на дрейфующей льдине в центре Северного полярного бассейна девять месяцев.
С похвалой и теплым юмором отзывается участник нескольких полярных экспедиций В.Канаки о пребывании четвероногих в ледовом лагере «Северный полюс-2».
На другой день, после того как зимовщики высадились на полюсе, произошел разлом льдины. Потребовалось срочно перетаскивать грузы на новое место. И вот тут очень пригодилась упряжка, заброшенная на полюс с острова Врангеля и прозванная в шутку «ПСИ-10» (10 — по числу собачьих сил). «Каюра у нас не было, — говорит Канаки, — кличек собак никто не знал, мы даже толком не знали, к каким окрикам и к какой команде они приучены. В нелегком деле управления десятью разными характерами нам помогало однообразие работы, которую выполняли собаки. Только одна проложенная тропка соединяла край разводья со стороны аэродрома с лагерем. В обоих конечных пунктах собаки получали по куску мяса. При таких условиях они воодушевленно бежали от аэродрома к лагерю и с не меньшим энтузиазмом обратно. Роль каюра досталась Зяме Кудковичу — самому молодому и быстрому на ноги. Для солидности и быстроты передвижения он изредка подбадривал не столько собак, сколько себя возгласами «…поть!…поть! та… та!…» и чукотскими окриками «кхы… кхы!…» Внешне это выглядело очень эффективно. Несется упряжка собак с нартами, нагруженными до отказа множеством ящиков и тюков. Позади нарт бежит измотанный вконец, покрытый инеем Зяма. Временами он дает очередную команду, прибавляет скорость и, уцепившись за копылья нарт, выезжает на площадку лагеря. Нарты здесь быстро разгружают, и Зяма, бросаясь на них, тем же аллюром следует обратно. Вся «ПСИ-10» при этом выглядит свеженькой, как огурчик, но Зяма к концу дня еле дотаскивается до своего спального мешка и, прежде чем заснуть, долго ворочается и перебирает ногами, изредка выкрикивая: «…поть… поть!» Но молодость и сила характера через несколько часов извлекают его из этого укрытия, и все начинается сначала…»