Тайна одноглазой «Джоконды» - Роньшин Валерий. Страница 3

Глава III

Гафчик говорит «А»

Пропустив химию с физикой, я решила заодно не ходить и на остальные уроки. Гулять так гулять! Придя к этому мудрому решению, я с чистой совестью свалила из родной школы.

На улице все так же сияло солнце. И омоновец Гена все так же дремал на стуле.

– Пока, Геша, – стукнула я его по плечу.

– Уже отучилась? – спросил он, приоткрыв один глаз.

– А мне учиться ни к чему. Я и так все знаю.

И, закинув за плечи рюкзак, я вприпрыжку побежала по весенним улицам Москвы.

До ночи у меня был еще целый вагон времени, и я пошла в гости к своим лучшим друзьям: Воробью и Гафчику. Воробей – это мой одноклассник Володька Воробьев. Ну а Гафчик – это просто Гафчик, лопоухая дворняга, которую я зимой подобрала у дома.

Стояли крутые морозы, а бедной собаке кто-то перебил передние лапы. Она лежала на ледяном ветру и жалобно скулила. Я притащила пса домой, накормила, напоила, расчесала и дала ему имя Гафчик.

А когда пришли с работы родители, я их познакомила с новым членом семьи.

Вы не представляете, что тут началось! Маман разорялась так, что звенели подвески на люстре. Папочка топал ногами так, что прибежали соседи снизу. На мое робкое замечание, что собака – друг человека, маман категорически заявила, что не потерпит у себя в квартире беспородных друзей! Хватит с нее и беспородного мужа (мой папочка приехал в Москву из глухой деревни). Короче говоря, дело кончилось тем, что я отнесла Гафчика к Володьке.

У Воробья родители то ли геологи, то ли археологи и поэтому вечно торчат в каких-то экспедициях. К тому времени когда они вернулись из очередной экспедиции, лапы у Гафчика зажили и он снова стал бомжем. Но вскоре Володькины родители опять укатили, и Гафч с удовольствием занял свое законное место на их двуспальной кровати.

Оба моих друга встретили меня радостными возгласами.

– Гаф-гаф! – лаял Гафчик.

– Привет, Мухина! – орал Володька.

– Здорово, ребята! – отвечала я, теребя по «загривку» то одного, то другого. – Воробей, а что это классная говорила, будто ты болеешь?!

– Ага, болею! – улыбался Володька. – У меня двустороннее воспаление хитрости. Мне некогда в школу ходить, я провожу важный научный эксперимент.

Все ясно. Воробей так устроен, что ему надо постоянно менять занятия. Володьке скучно все время одним и тем же заниматься. Поэтому он то на скрипке пиликает, то в телескоп на звезды пялится, то покупает по двадцать килограммов книг в день и «глотает» их, как удав. А вот сейчас – как вы слышали – он проводит научный эксперимент.

– А что за эксперимент? – поинтересовалась я.

– Учу Гафчика разговаривать.

– Чего-о?.. Да у тебя, Воробей, не воспаление хитрости, а воспаление глупости!

– Это у тебя, Мухина, воспаление глупости! – закипятился Володька. – Никто же не проверял опытным путем, можно собаку научить говорить или нет!

– Никто не проверял, потому что и так понятно: нельзя!

– Ах, нельзя?! Во все времена, Мухина, мракобесы типа тебя твердили: это нельзя, то невозможно! А истинные ученые смело ставили научные эксперименты и совершали великие открытия!

– Ну, хорошо. – Мне надоело спорить. – Гафчик уже разговаривает?

– Ишь какая ты быстрая. Пока мы с ним алфавит проходим. Пройдем алфавит, начнем складывать буквы в слова… Гафчик, иди сюда.

Гафч подбежал к Володьке.

– Гафчик, скажи «а», – приказал Воробей.

– Гаф! – сказал пес.

Володька гордо посмотрел на меня.

– Слышала, Мухина? Он сказал «а».

– Да он просто гавкнул: гаф!

– Это ты просто гавкнула. А Гафчик сказал «а». – Воробей наклонился и почесал Гафча за ухом. – Молодец, Гафчуля. А теперь скажи «р».

– Р-р-р-р, – зарычал пес.

– Ну что, Мухина?! – победно воскликнул Володька. – Убедилась?

– А сейчас он просто рычит.

– Гафчик, – обратился Воробей к собаке, – она нам не верит. Ну скажи этой дурочке еще какую-нибудь букву.

– У-у-у-у… – завыл Гафч.

– Вот, пожалуйста, буква «у», – прокомментировал Володька.

– Пускай он лучше скажет букву «ю», – предложила я.

– До «ю» мы еще не дошли.

– Тогда букву «б».

– Слушай, Мухина, – снова начал закипать Воробей. – Эксперимент в самом начале. Естественно, Гафчик пока не все буквы выговаривает. Ты вон вообще только в пять с половиной лет стала говорить.

– Откуда ты знаешь?!

– Слышал, как твоя мамаша моей рассказывала.

– Это наглая ложь! – Я схватила с дивана подушку и огрела Володьку по голове. Воробей тоже схватил подушку и принялся колотить меня куда попало.

Короче, началась наша обычная бесиловка.

Гафч с восторженным лаем носился вокруг нас, норовя уцепиться зубами то за Володькину штанину, то за мою тапку. Мы не успокоились, пока не перевернули все в квартире вверх дном.

А потом пошли на кухню закусить. В холодильнике нашелся лишь кусок копченой колбасы. Мы по-честному разделили его на три части.

– Мухина, – сказал Володька, уминая свою часть, – ты не забыла, что мы сегодня идем в «ночник»?

– Ой, забыла. А во сколько?

– В двенадцать.

– В двенадцать я не могу. У меня неотложное дело.

Воробей сделал свирепое лицо.

– Какое может быть неотложное дело в двенадцать ночи?! Я, между прочим, уже билеты купил. Сама ведь предложила.

Это была правда. Как только я узнала, что родичи линяют в командировку, я тут же предложила Володьке пойти в Дансинг-холл, недавно открывшийся в нашем районе. Когда родители дома, не очень-то по «ночникам» походишь. Я как-то раз заикнулась, что хочу сходить на ночную дискотеку, так мамочка заявила, что в ночные дискотеки ходят только девочки легкого поведения.

Лично я не собираюсь становиться ни девочкой легкого, ни девочкой тяжелого поведения, а просто хотела пойти потанцевать и потусоваться.

Да разве родителям что-нибудь докажешь?..

А про Дансинг-холл мне знакомые девчонки все уши прожужжали. Говорят, очень прикольное местечко: клевая музыка, улетные песенки, стильная обстановка… И вот теперь из-за химичкиного мужа Виталика все может обломиться.

Хотя почему – обломиться? Я же могу и позже подойти.

– Слушай, Воробей, – сказала я. – Давай сюда один билет. Я позже подгребу.

– А что у тебя за дела? – снова спросил Володька.

– Понимаешь, мне надо… – начала было я, но вспомнила, что химичка просила никому ничего не рассказывать. – В общем, надо. Потом скажу.

– Нет, говори сейчас, – надулся Володька. – А то обижусь.

Чтоб он не дулся, пришлось применить надежное, не раз испытанное средство. ЧМОК – чмокнула я Воробья в одну щеку. ЧМОК – в другую. Ну Володька и поплыл, качаясь по волнам.

А я погнала домой, готовиться к ночной слежке.

Глава IV

Человек в черном плаще

Без пятнадцати двенадцать я стояла у химичкиного дома на Новом Арбате. Я была полностью экипирована для незаметной слежки в ночное время. На мне была черная куртка, черные джинсы и черные очки. На пальцах правой руки поблескивал стальной кастет – подарок омоновца Геши (на случай, если кто-нибудь привяжется).

Ровно в полночь дверь подъезда отворилась, и на улицу вышел высокий человек в черном кожаном плаще и черной кожаной кепке, надвинутой на глаза.

Судя по всему, это и был химичкин муж Виталик.

Он воровато огляделся и, подняв воротник плаща, быстро пошел к метро «Арбатская». Я двинулась следом. Дойдя до подземных переходов неподалеку от ресторана «Прага», он спустился вниз, но не в тот переход, что вел к метро, а в другой, выходящий на бульвары. Перейдя по подземке дорогу, химичкин муж, не сбавляя скорости, направился к Пушкинской площади.

Интересно, куда он так торопится?.. Выйдя на Тверской бульвар, Виталик припустил еще быстрее. Чуть ли не бегом мы дошли до Пушкинской площади и, теперь уже по Тверской улице, пошли к площади Маяковского. Пересекли площадь наискосок – от Театра сатиры к гостинице «Пекин» – и порулили в сторону американского посольства…