Операция «Бременские музыканты» - Гусев Валерий Борисович. Страница 26

– Вы знаете, товарищ полковник, – говорил участковый как-то виновато, – что-то со мной случилось среди дежурства.

– Задумались? – улыбнулся папа.

– Хуже, товарищ полковник. Уснул.

Я бы ни за что не признался. Вот это дисциплинка!

Но папа не стал делать ему замечание. А как-то осторожно сказал:

– Бывает. Вторую ночь ведь не спите.

– Бывало, и по три не спал. Но чтоб уснуть в засаде – такого никогда не допускал.

– Печати проверили? – что-то такое было в голосе папы. Будто он заранее знал, каким будет ответ.

– Проверил, товарищ полковник, – опять чистосердечно признался участковый. – С входной двери пломба тоже исчезла.

– Не слабо, – папа покачал головой. – Никого около дома не заметили постороннего?

– Как я мог заметить? – напомнил грустно участковый. – Ведь уснул...

– А до этого?

– До этого? Да ничего особенного. Дачник какой-то припозднился. Я у него для вида сигаретку стрельнул. Документы, естественно, спрашивать не стал, сами понимаете.

– А ну-ка припомните, – сказал папа, – вы у этого дачника сигарету попросили или он сам вам предложил?

Участковый задумался. И видно было, что это ему тяжело. Он все еще был какой-то сонный. Заторможенный, как говорится.

– Значит, так было, – наморщил он лоб, вспоминая. – Я ему говорю: добрый вечер, поздновато вы. Он отвечает: да все дела, а ты что, сторожишь здесь? Ага, говорю, подрабатываю. Скучно небось по ночам-то не спать, это он говорит. Да мы привычные, отвечаю. А он... – участковый опять задумался: – Да! Он достал пачку сигарет и говорит: на-ка вот, покури, веселее станет и сон отобьет. Вот так было...

– А вспомни-ка еще, – папа даже на «ты» перешел, что-то его, значит, взволновало: – А вспомни-ка: он тебе пачку протянул или из пачки сам сигарету достал?

– Точно помню: он сам сигарету из пачки выбрал. – И вдруг на лице участкового появилась такая растерянность, что даже жалко его стало. – Вы думаете, товарищ полковник, это он был? И сигарета была непростая? С начинкой сонной?

Папа вздохнул:

– Не думаю, лейтенант, а уверен. Он усыпил вас этой сигаретой и пробрался в дом.

Участковый вытянулся – руки по швам – и отчеканил:

– Я заслуживаю самого сурового наказания. Вплоть до увольнения из органов внутренних дел.

Если бы на месте папы здесь была крутая полковница Анна Никитишна, она бы такой случай не упустила. Но папа сказал:

– Не переживай, лейтенант. С каждым могло такое случиться. Опыт так и приобретается, на ошибках. А вообще, ты молодец. Я люблю честных людей.

Вот здорово! Вместо того чтобы наказать, он его похвалил. Дома бы так, со своими детьми, воспитание проводил.

Впрочем, я тут же признался себе, что и в нашей семейной практике бывали подобные случаи. Папа не раз хвалил нас за то, за что мама ругала. И мы оправдывали его доверие. Наверное, они с мамой специально так делали: один поругает, другой похвалит. И жизнь от этого становится веселей...

– Пошли, лейтенант, в дом. Посмотрим, что он там делал. А потом – марш к Данилычу, спать до вечера.

– Есть, товарищ полковник, спать до вечера! – отдал честь лохматый и оборванный участковый.

Когда за ними закрылась дверь, мы, конечно, шмыгнули в калитку и присели под окном. Но без толку – окно было закрыто и заперто. Впрочем, кое-что нам услышать удалось, когда они выходили из дома. Правда, к тому моменту мы уже смирно стояли в сторонке и с интересом рассматривали галок на крыше сторожки.

– Нам повезло, – сказал папа, запирая дверь. – Ничего он не успел. Значит, придет еще раз. – И засмеялся: – Не проспишь?

– Что вы, товарищ полковник! Ни за что! Я теперь до тех пор спать не буду, пока мы его не отловим!

Кого – его? Так и вертелось на языке. И зачем отлавливать? Неужели Грибков удрал из-под стражи?

По Алешкиным глазам было ясно – его мучают те же вопросы. И я по опыту знал: он расспрашивать папу не будет, а постарается выяснить все сам. Взяв меня в свои помощники.

Значит, папа сегодня опять посетит этот беспокойный дом. И неплохо получается – мы сделаем ему сюрприз с этим пальцем, а если повезет – заодно отловим таинственного ночного дачника с его вредными снотворными сигаретами.

Папа стал прощаться с участковым, который вежливо удерживал в себе отчаянные зевки.

– Да, а как он выглядел, этот запоздавший дачник?

– Я его не разглядел – темно было. Да еще он зажигалкой чиркнул прямо перед глазами. Но, со стороны глядя, извините, на вас похож. По фигуре, по росту.

– Вот так вот? – Папа призадумался и сказал загадочно: – Что ж, многое сходится.

И мы пошли домой. А когда сели обедать, Лешка как бы невзначай спросил:

– Как там наш Грибков? Хорошо поживает?

Вдруг сейчас папа ответит: «Очень хорошо. Только не знаю, где. Удрал ваш Грибков».

Но он ответил совсем другое:

– Очень хорошо. Дает показания, во всем сознался.

– Вот так вот? – вырвалось у меня.

– А что ему остается? Аппаратура найдена, сообщники все задержаны и во всем признались. А по его тетрадке можно прямо обвинительное заключение писать. У него все там расписано: кому и сколько дал, сколько сделал, сколько и почем продал, сколько себе оставил. Бесценная для следствия тетрадь. Еще раз вам спасибо. И еще раз предупреждаю, – папа строго постучал ложкой по краю тарелки, – держитесь от этого дела подальше. Ситуация несколько изменилась и становится опасной.

Лучше бы он этого не говорил: Лешкины глаза аж загорелись, и по ним стало видно, что именно опасности ему вот так вот и не хватает в личной жизни на данном ее этапе...

Глава XVI

НАПУГАЛИ!

Когда наступила ночь и затих во сне дачный поселок, участковый инспектор, лейтенант милиции Ростовцев продолжил наблюдение за объектом.

Все было спокойно и не внушало никакой тревоги. Во всех дачах погасли огни, замолкли собаки, стихла музыка.

Лейтенант сидел в сторожке Пал Данилыча, на кухне, у окна. Отсюда хорошо просматривались все подходы к Мрачному дому и въездные ворота на участки.

Пал Данилыч похрапывал в комнате, кошки мурлыкали на печке, собаки спали во дворе, в своих будках...

Далеко за полночь к воротам подъехала машина и посигналила коротким гудком и фарами. Участковый не стал будить сторожа и пошел отпереть ворота.

Из машины вышел водитель – грузный, высокий, в кожаной куртке.

– Отворяй, – весело приказал он. – К полковнику Оболенскому.

– Документы, пожалуйста, – потребовал участковый.

– Это завсегда, – водитель сунул руку в карман, но вместо документов под носом у участкового оказался газовый баллончик.

Ростовцев всхлипнул и повалился на землю. Водитель тут же сунул руку ему за пазуху, забрал пистолет, пристегнул участкового наручниками к прутьям ворот и вернулся в машину.

Машина в поселок не поехала, она осталась за воротами. Спустя некоторое время, когда затих поднявшийся почему-то в поселке дружный собачий лай, из другой ее дверцы вышел человек, отодвинул щеколду калитки в воротах и неторопливо, сторожко направился к Мрачному дому...

Настала ночь. Темная-претемная. Без луны, без звезд. Только из сторожки светил фонарь на столбе. И в поселке было тихо-тихо. Будто бы он не спал, а затаился от страха. Ни у кого не лаяли собаки, не звучала музыка. И даже Петюню не окликали его беспокойные родители.

Мы не знали точно, когда папа пойдет на свои розыски в Мрачный дом, поэтому решили его обогнать и сесть в засаду в подвале. Сейчас, вспоминая эту историю, я часто думаю: а с чего мы взяли, что папе обязательно нужно было посещать этот дом именно ночью? Днем-то ведь попроще. От кого ему скрываться?

Да, ошибок мы наделали немало. Но ведь так и приобретается опыт, папа сам это сказал. Главное – не делать ошибок непоправимых...

И мы, как две бесшумные тени, соскользнули по лестнице, прокрались мимо спящего хозблока и направились, спотыкаясь в темноте, к Мрачному дому, силуэт которого даже в такую темную ночь зловещей глыбой нависал над уснувшим поселком.