Анин Дом Мечты - Монтгомери Люси Мод. Страница 46

— Да. Но я не блюститель его совести. Полно, Аня, если бы это не касалось Лесли — если бы это был чисто абстрактный пример, — ты согласилась бы со мной. Ты знаешь, что согласилась бы.

— Нет, не согласилась бы, — торжественно заявила Аня, стараясь сама поверить в это. — Ты можешь доказывать свою правоту хоть до утра, но тебе не удастся убедить меня в ней. Спроси-ка у мисс Корнелии, что она об этом думает.

— Ты чувствуешь, что терпишь поражение, Аня, если тебе приходится подтягивать в качестве подкрепления мисс Корнелию. Она скажет: «Чего же еще ожидать от мужчины?» — и будет рвать и метать. Это не имеет значения. He мисс Корнелии решать, что делать. Решать должна только Лесли.

— Ты отлично знаешь, каким будет ее решение, — сказала Аня почти со слезами. — У нее тоже идеальные представления о долге. Не понимаю, как ты можешь брать на себя такую ответственность. Я не смогла бы.

Прав тот, кто выбрал путь прямой

И все последствия презрел [41], —

процитировал Гилберт.

— О, ты думаешь, что две строчки из стихотворения — убедительный аргумент, — саркастически заметила Аня. — Это так по-мужски.

Тут она невольно рассмеялась. Ее слова звучали как эхо любимой фразы мисс Корнелии.

— Что ж, если Теннисон для тебя не авторитет, быть может, ты поверишь словам Того, кто несравнимо более Велик, — сказал Гилберт серьезно. — «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» [42]. Я верю в это, Аня, всей душой. Это самый важный и самый замечательный стих в Библии — да и во всей литературе — и самый правильный, если существуют разные степени правильности. Первейший долг человека — говорить правду, как он видит ее и как он ее понимает.

— В данном случае истина не сделает Лесли свободной, — вздохнула Аня. — Дело, вероятно, кончится тем, что она окажется в еще более жестокой кабале. Ах, Гилберт, я не могу поверить, что ты прав.

Глава 30

Лесли принимает решение

Неожиданно вспыхнувшая в Глене и в рыбачьей деревушке эпидемия гриппа заставила Гилберта очень напряженно работать на протяжении следующих двух недель, так что у него не было времени, чтобы, как он обещал, сходить к капитану Джиму и поговорить с ним. Аня надеялась вопреки всему, что он отказался от своих намерений в отношении Дика Мура, и, решив не будить лиха, ничего больше не говорила на эту тему. Но думала она об этом непрерывно.

«Может быть, мне следует сказать Гилберту, что Лесли любит Оуэна? — размышляла она. — Он никогда не дает ей повода заподозрить, будто ему что-то известно о ее тайне, так что ее самолюбие не будет задето, а мне таким способом, возможно, удалось бы убедить его, что следует оставить Дика Мура в покое. Поступить ли мне так? Нет, все же я не могу сделать это. Обещание должно быть нерушимо, и я не имею никакого права выдавать секрет Лесли. Но еще ничто в жизни не вызывало у меня такого беспокойства, какое я испытываю сейчас. Оно портит весну… оно портит все».

Однажды вечером Гилберт неожиданно предложил сходить вдвоем к капитану Джиму. С упавшим сердцем Аня согласилась, и они вышли из дома. За две недели живительный солнечный свет совершил чудо, неузнаваемо преобразив мрачный пейзаж с одиноко летящей над полями вороной, за которой следил из окна своей гостиной Гилберт. Холмы и поля лежали сухие, бурые и теплые, уже готовые покрыться зеленью и цветами; голубая гавань опять играла и смеялась; длинная прибрежная дорога казалась блестящей красной лентой. На песчаной косе компания мальчишек в преддверии сезона рыбной ловли жгла густую сухую траву, оставшуюся там с прошлого лета. Пламя весело неслось по дюнам, размахивая своими ярко-красными знаменами на фоне темно-синего залива и бросая отблески на пролив и рыбачью деревушку. Это была очень живописная сцена, которая в другое время порадовала бы Анин взор, но нынешняя прогулка не доставляла ей удовольствия. Гилберту тоже. Обычный для их отношений дух товарищества и свойственная племени, знающих Иосифа, общность вкусов и взглядов, увы, отсутствовали в этот вечер. Анино неодобрение всей затеи мужа выражалось в надменно поднятой голове и нарочитой любезности ее коротких фраз. Рот Гилберта был сжат со всем Блайтовским упрямством, но глаза сохраняли озабоченное выражение. Он намеревался сделать то, что считал своим долгом, но оказаться из-за этого в натянутых отношениях с Аней означало дорого заплатить за осуществление этих намерений. В результате оба были рады, когда наконец добрались до маяка… и полны раскаяния оттого, что радуются этому.

Капитан Джим отложил рыболовную сеть починкой которой занимался, и радостно приветствовал их. В резком свете весеннего вечера он выглядел таким старым, каким Аня никогда не видела его прежде. В его волосах стало гораздо больше седины, а мускулистая старая рука чуть заметно дрожала. Но его голубые глаза оставались ясными и спокойными, и стойкая душа смотрела из их глубины, прекрасная и неустрашимая.

Капитан Джим в изумлении молча слушал Гилберта, говорившего то, что он пришел сказать. Аня, хорошо знавшая, как глубоко любит старик Лесли, ничуть не сомневалась, что он встанет на ее, Анину, сторону, хотя и не питала особых надежд на то, что это повлияет на Гилберта. Поэтому она безмерно удивилась, когда капитан Джим, медленно и печально, но без всяких колебаний, выразил мнение, что Лесли должна знать правду.

— Я никак не предполагала, капитан Джим, что услышу от вас такое! — воскликнула она с упреком. — Я думала, вы не захотите обречь ее на новые страдания.

Капитан Джим покачал головой.

— Я не хочу, чтобы она страдала, и знаю, какие чувства переполняют вашу душу, мистрис Блайт, — те же, что и мою собственную. Но не чувства должны заставлять нас поворачивать штурвал нашей жизни — нет, мы слишком часто терпели бы кораблекрушение, если бы поступали так. Есть только один надежный компас, и мы должны прокладывать наш курс по нему. Этот компас — ответ на вопрос: какой поступок будет правильным? Я согласен с доктором. Если есть шанс вернуть рассудок Дику, следует сказать об этом Лесли. Я считаю, что двух мнений здесь быть не может.

— Ну, — простонала Аня в отчаянии, теряя последнюю надежду, — подождите, доберется до вас двоих мисс Корнелия!

— Корнелия обстреляет нас от кормы до носа, это как пить дать, — согласился капитан Джим. — Вы, женщины, — прелестные создания, мистрис Блайт, но чуточку нелогичны. У вас университетское образование — у Корнелии его нет, но в том, что касается логики, вы похожи как две капли воды. Впрочем, это ничуть не умаляет ваших достоинств. Логика — вещь суровая и безжалостная… Заварю-ка я чайку, и мы выпьем по чашечке и поговорим о чем-нибудь приятном, чтобы немного успокоить наши умы.

Чай капитана Джима и разговор с ним успокоили Анин ум до такой степени, что на обратном пути она не заставляла Гилберта страдать так сильно, как это входило в ее первоначальные планы. Она даже не вспоминала о самом животрепещущем вопросе, но беседовала мило и любезно на другие темы, и Гилберт понял, что, пусть неохотно, но все же прощен.

— Капитан Джим кажется очень слабым и сгорбленным этой весной. Он очень постарел за зиму, — заметила Аня с грустью. — Боюсь, скоро он уйдет на поиски пропавшей Маргарет. Мне тяжело думать об этом.

— Гавань Четырех Ветров уже не будет той, что прежде, когда капитан Джим «отправится в свое последнее плавание», — согласился Гилберт.

На следующий вечер Гилберт один пошел к старому серому дому, окруженному ивами. Аня, не находя себе места от волнения и тревоги, расхаживала по гостиной, пока он не вернулся.

— Ну, что же сказала Лесли? — торопливо спросила она, как только Гилберт появился на пороге.

— Почти ничего. Я думаю, она была несколько ошеломлена.