Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста - Бирман Джон. Страница 22

После того как участь мужской части еврейского населения Будапешта была решена, наступила очередь подростков и женщин. Несмотря на все усилия Валленберга и других членов дипломатического корпуса, 8 ноября началось осуществление обещанной Эйхманом программы депортации евреев в пешем порядке — первые «марши смерти» протяженностью в 120 миль от Будапешта до австрийской границы при Хедешхаломе. Они происходили в условиях настолько ужасных, что против них протестовали даже закоренелые нацисты. Как раз во время этих маршей, продолжавшихся почти до конца ноября, имя Валленберга стало для отчаявшихся легендой.

Мириам Херцог, благообразная пожилая женщина, ныне живущая в пригороде Тель-Авива, хорошо помнит, что творилось во время одного такого марша и как Валленберг спас ее и еще сотню других людей за один только этот раз. Ее история, пусть и более внятно рассказанная, чем другие, по-своему типична.

«Условия были ужасные. Погоняемые венгерскими жандармами, мы проходили зачастую под холодным дождем каждый день по тридцать-сорок километров. В колонне шли одни только женщины и девочки. Мне было тогда семнадцать. Жандармы обращались с нами жестоко, они избивали тех, кто отставал, оставляя обессилевших умирать в придорожных канавах. Хуже всего приходилось пожилым женщинам. Иногда по ночам у нас не было даже крыши над головой, не говоря уже о питье или пище. Однажды в небольшой деревне мы заночевали прямо на площади. Мы просто легли отдыхать на землю. Ночью были заморозки, и к утру многие старухи замерзли насмерть. Было так холодно, что, казалось, мы вмерзли в землю. И все-таки жажда мучила нас даже сильнее, чем голод. Я помню, как где-то на дороге к нам вышел местный и предложил воды. Жандармы попытались помешать ему, но он только окинул их взглядом. «Хотелось бы посмотреть, как вы меня остановите», — сказал он и продолжал раздавать воду. Жандармы были настолько ошеломлены, что оставили его в покое.

Среди венгров встречаются и хорошие люди, но жандармы были абсолютные звери. Я ненавижу их даже больше, чем немцев. Один раз мы встретили на дороге колонну немецких солдат, они шли в обратном направлении, к фронту. Обычные войска, не СС. Увидев, как венгерские жандармы с нами обращаются, они, как мне показалось, ужаснулись. «Все будет хорошо, как только вы попадете в Германию, — говорили они нам. — Мы с женщинами и детьми не воюем». Наверное, они не знали о лагерях смерти».

Когда колонны достигали австрийской границы, там их уже ожидали железнодорожные составы, готовые доставить их в лагеря. Мириам удалось ускользнуть к сараю, где держали несколько сотен женщин, утверждавших, что они находятся под шведской защитой.

«У меня не было шведского паспорта, но я решила попытаться, я хотела жить, хотя была такая слабая от дизентерии и несчастная от грязи и кишевших на мне вшей, что всё, на что я оказалась способна, — это найти место на полу и свалиться. Не знаю, сколько прошло времени — может быть, несколько дней, — но неожиданно я услышала, как женщины заволновались. «Вон Валленберг!» — говорили они. Я не знала, кто это, но кто-то объяснил мне, что это — шведский дипломат, который уже спас много евреев. Я не думала, что он мне поможет, в любом случае я была слишком слаба, чтобы сдвинуться с места, и поэтому лежала на полу, в то время как десятки плачущих женщин окружили его: они, конечно, просили спасти их. Я помню, как меня поразил тогда его вид, каким он выглядел красивым — и таким чистым — в кожаном плаще и меховой шапке. Он был как существо из другого мира, и я подумала: «Что ему хлопотать за таких, как мы?» Женщины окружали его, а он говорил им: «Пожалуйста, вы должны простить меня, но я не могу помочь всем. Я могу выдать удостоверения только сотне из вас». А потом он сказал фразу, которая меня действительно удивила. Он сказал: «Я чувствую, что призван спасти еврейскую нацию, и поэтому прежде всего должен спасать молодых». Я еще не слышала о евреях, как нации. Как о еврейском народе — да, но не о нации. Потом я много об этом думала. Он огляделся и начал переписывать имена, а когда заметил меня, лежащую на полу, ко мне подошел. Он спросил у меня мое имя и записал его. Через день или два, сотню из нас, чьи имена были им записаны, вывели из строя и загнали в товарный вагон, отправлявшийся в Будапешт. Нам приказали вести себя в пути тихо, ведь если бы нас обнаружили, то всех могли бы отправить обратно в Освенцим. Не знаю, каким образом ему удалось нас спасти, наверное, он подкупил железнодорожников и конвой. Из-за бомбежек обратный путь до Будапешта занял вместо обычных трех-четырех часов целых три дня, и когда мы прибыли на место, то были в ужаснейшем состоянии. Нас еще ожидало множество опасностей и испытаний, но все-таки мы были живы — благодаря Валленбергу».

В течение тех ужасных ноябрьских дней Валленберг, его коллега Пер Ангер и другие безустанно курсировали по дороге между Будапештом и Хедешхаломом, подвозя к колоннам продовольствие, лекарства и теплую одежду. Валленберг обычно сжимал в руках «книгу жизни» — тетрадь со списком тех, кто имел шведские паспорта, и свежие бланки паспортов, которые заполнялись и выдавались на месте. Этот период описывается в мемуарах Пера Ангера, опубликованных в 1979 году, после его отставки с должности посла Швеции в Оттаве:

«В один из первых дней декабря 1944 года Валленберг и я поехали на машине дорогой, по которой вели евреев. Мы проезжали мимо групп несчастных, больше похожих на мертвых, чем на живых. Побледневшие и изможденные, они плелись вперед, погоняемые прикладами. На обочинах валялись трупы. Мы заранее загрузили автомобиль продовольствием и стали, несмотря на запрещение, его раздавать, но на всех еды не хватило. У Хедешхалома мы увидели, как уже пришедшие передавались команде эсэсовцев во главе с Эйхманом, который считал людей по головам, словно это был скот: «Четыреста восемьдесят девять — хорошо!…» («Vierhundertneunundachtzig — stimmt, gut!»). Венгерский офицер получил от него квитанцию, подтверждающую, что у него все в порядке.

К этому времени нам уже удалось спасти около ста человек. У некоторых имелись шведские паспорта, других мы вызволяли, блефуя. Валленберг не сдавался и сделал еще несколько поездок по этой дороге, в результате чего он вернул в Будапешт еще некоторое число евреев [35].

В сотрудничестве с Международным Красным Крестом мы организовали доставку продовольствия на грузовиках. По инициативе Валленберга, на главных дорогах, ведущих от Будапешта, и на пограничных заставах были оборудованы контрольные пункты, не позволявшие депортировать граждан, имевших иностранные паспорта. Таким образом было спасено и возвращено в Будапешт примерно 1500 человек».

Цви Эрес, один из основателей ныне процветающего кибуца на юге Израиля, вспоминает, как он, в то время четырнадцатилетний подросток, его мать, тетя и двоюродная сестра были спасены Валленбергом.

«Когда мы подходили к Хедешхалому в конце пути, мы увидели двух мужчин, стоявших на краю дороги. Один из них, в длинном кожаном плаще и меховой шапке, сказал, что он — сотрудник шведского посольства, и спросил, нет ли у нас шведских паспортов? Если их при нас нет, продолжал он, то, наверное, только потому, что их отняли у нас и выбросили нилашисты? Мы к этому времени едва не падали от усталости, но все же уловили его намек и признались, что именно так с нами и было, хотя фактически никто из нас шведского охранного паспорта не имел. Он записал наши имена, добавив их к своему списку, и мы пошли дальше. На станции мы снова увидели Валленберга, он стоял вместе с несколькими своими помощниками, как я узнал позже, членами молодежного сионистского движения, выдававшими себя за представителей Красного Креста, а также несколькими представителями папского нунциата. Напротив толпилась группа венгерских офицеров и немцев в эсэсовской форме. Валленберг размахивал списком, по-видимому требуя, чтобы все поименованные в нем были отпущены. Разговор шел на повышенных тонах на немецком языке и время от времени переходил в крик. Они стояли слишком далеко, и я не слышал, о чем идет речь, но, очевидно, спор между ними шел жаркий. В конце концов, к нашему изумлению, Валленберг своего добился, и примерно 280 или 300 из нас было позволено вернуться обратно в Будапешт».