Три повести о Малыше и Карлсоне - Линдгрен Астрид. Страница 28

И прежде чем Малыш успел опомниться, Карлсон полетел с ним на балкончик! Они сделали такой резкий вираж, что у Малыша загудело в ушах и засосало под ложечкой ещё сильнее, чем на «американских горах». Затем всё произошло точь-в-точь так, как сказал Карлсон.

Моторчик Карлсона жужжал у окна кухни, а Малыш трезвонил у двери чёрного хода что было сил. Он тут же услышал приближающиеся шаги, бросился бежать и очутился на балкончике. Секунду спустя приоткрылась входная дверь, и фрекен Бок высунула голову на лестничную площадку. Малыш осторожно вытянул шею и увидел её сквозь стекло балконной двери. Он убедился, что Карлсон как в воду глядел: злющая домомучительница просто позеленела от бешенства, когда увидела, что никого нет. Она стала громко браниться и долго стояла в открытых дверях, словно ожидая, что тот, кто только что потревожил её звонком, вдруг появится снова. Но тот, кто звонил, притаился на балкончике и беззвучно смеялся до тех пор, пока в меру упитанный герой не прилетел за ним и не доставил его на крыльцо домика за трубой, где их ждал настоящий пир.

Это был лучший в мире пир – на таком Малышу и не снилось побывать.

– До чего здорово! – сказал Малыш, когда он уже сидел на ступеньке крыльца рядом с Карлсоном, жевал плюшку, прихлёбывал какао и глядел на сверкающие на солнце крыши и башни Стокгольма.

Плюшки оказались очень вкусными, какао тоже удалось на славу. Малыш сварил его на таганке у Карлсона. Молоко и сахар, без которых какао не сваришь, Карлсон прихватил на кухне у фрекен Бок вместе с банкой какао.

– И, как полагается, я за всё честно уплатил пятиэровой монеткой, она и сейчас ещё лежит на кухонном столе, – с гордостью заявил Карлсон. – Кто честен, тот честен, тут ничего не скажешь.

– Где ты только взял все эти пятиэровые монетки? – удивился Малыш.

– В кошельке, который я нашёл на улице, – объяснил Карлсон. – Он битком набит этими монетками, да ещё и другими тоже.

– Значит, кто-то потерял кошелёк. Вот бедняга! Он, наверно, очень огорчился.

– Ещё бы, – подхватил Карлсон. – Но извозчик не должен быть разиней.

– Откуда ты знаешь, что это был извозчик? – изумился Малыш.

– Да я же видел, как он потерял кошелёк, – сказал Карлсон. – А что это извозчик, я понял по шляпе. Я ведь не дурак.

Малыш укоризненно поглядел на Карлсона. Так себя не ведут, когда на твоих глазах кто-то теряет вещь, – это он должен объяснить Карлсону. Но только не сейчас… как-нибудь в другой раз! Сейчас ему хочется сидеть на ступеньке рядом с Карлсоном и радоваться солнышку и плюшкам с какао.

Карлсон быстро справился со своими семью плюшками. У Малыша дело продвигалось куда медленнее. Он ел ещё только вторую, а третья лежала возле него на ступеньке.

– До чего мне хорошо! – сказал Малыш. Карлсон наклонился к нему и пристально поглядел ему в глаза:

– Что-то, глядя на тебя, этого не скажешь. Выглядишь ты плохо, да, очень плохо, на тебе просто лица нет.

И Карлсон озабоченно пощупал лоб Малыша.

– Так я и думал! Типичный случай плюшечной лихорадки.

Малыш удивился:

– Это что ещё за… плюшечная лихорадка?

– Страшная болезнь, она валит с ног, когда объедаешься плюшками.

– Но тогда эта самая плюшечная лихорадка должна быть прежде всего у тебя!

– А вот тут ты как раз ошибаешься. Видишь ли, я ею переболел, когда мне было три года, а она бывает только один раз, ну, как корь или коклюш.

Малыш совсем не чувствовал себя больным, и он попытался сказать это Карлсону.

Но Карлсон всё же заставил Малыша лечь на ступеньку и как следует побрызгал ему в лицо какао.

– Чтобы ты не упал в обморок, – объяснил Карлсон и придвинул к себе третью плюшку Малыша. Тебе больше нельзя съесть ни кусочка, ты можешь тут же умереть. Но подумай, какое счастье для этой бедной маленькой плюшечки, что есть я, не то она лежала бы здесь на ступеньке в полном одиночестве, – сказал Карлсон и мигом проглотил её.

– Теперь она уже не одинока, – заметил Малыш.

Карлсон удовлетворённо похлопал себя по животу.

– Да, теперь она в обществе своих семи товарок и чувствует себя отлично.

Малыш тоже чувствовал себя отлично. Он лежал на ступеньке, и ему было очень хорошо, несмотря на плюшечную лихорадку. Он был сыт и охотно простил Карлсону его выходку с третьей плюшкой.

Но тут он взглянул на башенные часы. Было без нескольких минут три. Он расхохотался:

– Скоро появится фрекен Бок, чтобы меня выпустить из комнаты. Мне бы так хотелось посмотреть какую она скорчит рожу, когда увидит, что меня нет.

Карлсон дружески похлопал Малыша по плечу:

– Всегда обращайся со всеми своими желаниями к Карлсону, он всё уладит, будь спокоен. Сбегай только в дом и возьми мой бинокль. Он висит, если считать от диванчика, на четырнадцатом гвозде под самым потолком; ты залезай на верстак.

Малыш лукаво улыбнулся.

– Но ведь у меня плюшечная лихорадка, разве при ней не полагается лежать неподвижно?

Карлсон покачал головой.

– «Лежать неподвижно, лежать неподвижно»! И ты думаешь, что это помогает от плюшечной лихорадки? Наоборот, чем больше ты будешь бегать и прыгать, тем быстрее поправишься, это точно, посмотри в любом врачебном справочнике.

А так как Малыш хотел как можно скорее выздороветь, он послушно сбегал в дом, залез на верстак к достал бинокль, который висел на четырнадцатом гвозде, если считать от диванчика. На том же гвозде висела и картина, в нижнем углу которой был изображён маленький красный петух. И Малыш вспомнил, что Карлсон лучший в мире рисовальщик петухов: ведь это он сам написал портрет «очень одинокого петуха», как указывала надпись на картине. И в самом деле, этот петух был куда краснее и куда более одинок чем все петухи, которых Малышу довелось до сих пор видеть. Но у Малыша не было времени рассмотреть его получше, потому что стрелка подходила к трём тл медлить было нельзя.

Когда Малыш вынес на крыльцо бинокль, Карлсов уже стоял готовый к отлёту, и прежде чем Малыш успел опомниться, Карлсон полетел с ним через улицу и приземлился на крыше дома напротив.

Тут только Малыш понял, что задумал Карлсон.

– О, какой отличный наблюдательный пост, если есть бинокль и охота следить за тем, что происходит в моей комнате!

– Есть и бинокль и охота, – сказал Карлсон и посмотрел в бинокль. Потом он передал его Малышу.

Малыш увидел свою комнату, увидел, как ему показалось, чётче, чем если бы он в ней был. Вот Бимбо – он спит в корзине, а вот его, Малышова кровать, а вот стол, за которым он делает уроки, а вот часы на стене. Они показывают ровно три. Но фрекен Бок что-то не видно.

– Спокойствие, только спокойствие, – сказал Карлсон. – Она сейчас появится, я это чувствую: у меня дрожат рёбра, и я весь покрываюсь гусиной кожей.

Он выхватил у Малыша из рук бинокль и поднёс к глазам:

– Что я говорил? Вот открывается дверь, вот она входит с милой и приветливой улыбкой людоедки.

Малыш завизжал от смеха.

– Гляди, гляди, она всё шире открывает глаза от удивления. Не понимает, где же Малыш. Небось решила, что он удрал через окно.

Видно, и в самом деле фрекен Бок это подумала, потому что она с ужасом подбежала к окну. Малыш даже её пожалел. Она высунулась чуть ли не по пояс и уставилась на улицу, словно ожидала увидеть там Малыша.

– Нет, там его нет, – сказал Карлсон. – Что, перепугалась?

Но фрекен Бок так легко не теряла спокойствия Она отошла от окна в глубь комнаты.

– Теперь она ищет, – сказал Карлсон. – Ищет в кровати… и под столом… и под кроватью… Вот здорово!.. Ой, подожди, она подходит к шкафу… Небось думает, что ты там лежишь, свернувшись в клубочек, и плачешь… Карлсон вновь захохотал.

– Пора нам позабавиться, – сказал он.

– А как? – спросил Малыш.

– А вот как, – сказал Карлсон и, прежде чем Малыш успел опомниться, полетел с ним через улицу и кинул Малыша в его комнату.