Путешествие в страну летописей - Натанов Натан Яковлевич. Страница 27

Восемьсот лет спустя в России вышла книга под тем же названием: «Повесть временных лет». Только новый «летописец» именовался на обложке Алексеем Шахматовым. Из 480 страниц собственно Шахматову принадлежало 80. А около 400 занимал текст летописи. Той самой летописи, которую читали в XII–XVII веках.

Шахматов не позволил себе ни одного лишнего слова: только замечания на полях: «2-я редакция» (Сильвестра), «3-я редакция» (Мстислава). Почти для каждой фразы теперь был установлен автор: Нестор, Сильвестр, Василий, летописец Мстислава…

Даже третьему летописцу, спустя пять лет после Нестора, такую работу бы не сделать: он уже вряд ли мог различить, что написал Нестор, а что приписано. Пять лет — слишком маленький промежуток. Понадобилось ровно восемьсот, чтобы в этом разобраться.

«Чистый Нестор» (без поправок Сильвестра и др.), как известно, до нас не дошел, да и не только до нас. Уже в 1118 году третий автор, видимо, не мог достать Несторова списка. Последние следы Несторова летописания ведут в Галицкую Русь и там исчезают. Только в Хлебниковском списке есть имя печерского монаха. Но, кроме заглавия, эта летопись ничем не отличается от других. Чистого текста «Повести временных лет» в ней тоже нет. Может быть, этот текст был в тех списках (с именем Нестора), которые двести лет назад читал Василий Никитич Татищев? Но в настоящее время ни в одной из существующих летописей не найдем первоначальной редакции Нестора.

Что же дошло, что уцелело?

Прежде всего вторая редакция, Сильвестрова. За несколько веков с ней произошло многое.

Из Выдубицкого монастыря Сильвестр переходит епископом в Переяславль, экземпляр «Повести временных лет» с собственными поправками берет с собой, однако к работе над летописью не возвращается, в 1123 году умирает.

Какой-то переяславский монах затем приписывает к старому тексту новые страницы, новые известия.

Проходит 60 лет. Усиливаются «полнощные» (северные) княжества: суздальские земли, Ростов, Владимир, позже — Москва.

В конце XII и в XIII веке летопись продолжают во Владимире. В 1239 году, в дни Батыя, к «Повести» прибавляются скорбные ростовские записи.

Около 1284 года ее читают и пишут в Твери. В 1305 году безымянный тверской или костромской монах еще раз переписывает и дополняет труд Нестора, Сильвестра и их продолжателей.

Через 72 года ветшаный тверской список — у Лаврентия.

Еще через 400 с лишним лет Лаврентьевская летопись у графа Мусина-Пушкина…

Но прежде, по дороге, выросли и расцвели боковые ростки летописного древа.

В конце XIV века, после Куликовской битвы, московский митрополит Киприан раздобывает, скорее всего в Твери, один из списков Нестора — Сильвестра и переписывает его, дополнив известиями о Москве: появляется так называемая Троицкая летопись. Первый московский свод был лишь немного моложе Лаврентьевского.

Троицкая летопись тоже пережила века, но погибла в московском пожаре 1812 года [15].

От Троицкой и других летописей пошла большая семья летописей московских; один из самых поздних ее «отпрысков» — громадный Никоновский свод. Последняя запись в нем за 1630 год. Начало же свое эта летопись берет все в той же «Повести временных лет» — в Сильвестровой редакции.

Но и это еще не все: во Владимире в начале XIII века некий художник украшает один из списков многочисленными иллюстрациями-миниатюрами. Затем летопись с картинками неведомыми путями попадает в Смоленск. Ее еще раз переписывают и перерисовывают. Через 150–200 лет она перекочевывает в библиотеку польского князя Радзивилла, оттуда — в Кенигсберг, а в 1758 году — в Россию. Таков путь списка Радзивилловского, или Кенигсбергского.

Лаврентьевская, Троицкая, Никоновская, Радзивилловская и некоторые другие летописи — это прямые потомки «Повести временных лет» в редакции Сильвестра.

Путешествие третьей редакции

Третья редакция «Повести временных лет» — летопись Мстислава.

Начало ее в Киеве 1118 года. Спустя несколько лет киевские летописцы, близкие к великокняжескому двору, начинают вписывать новые события. В тексте множество подробностей о Киеве XII столетия. Около 1200 года — примерно в те времена, когда список Сильвестра оказался на севере, — летопись Мстислава также вывозится из Киева, только на юго-запад, в мощное Галицко-Волынское княжество.

Около века работают галицкие летописцы. Нам остаются их воспоминания о многоцветной, сочной Галицкой Руси.

Но вот на юго-западные пределы обрушиваются татары, затем Литва и Польша. Летописание хиреет, угасает. Один из списков, как водится, неведомо кем и неведомо как доставляется в Псковскую землю. Его снова переписывают, снова перевозят. На этот раз в костромской Ипатьевский монастырь.

Там летопись хранится несколько столетий. Потом по царскому указу перевозится в Петербург и в конце концов попадает к Карамзину.

По различным городам, монастырям, княжеским библиотекам бродят и другие летописи «Ипатьевской семьи». Одну из них приобретает Петр Кириллович Хлебников.

Ипатьевский и Хлебниковский списки — прямые потомки Несторовой летописи в третьей редакции.

Сколько километров в одном веке?

Сложны, извилисты пути летописных странствий с XI по XVIII век, от Карпат до Волги.

Лаврентьевская летопись — от Нестора до Мусина-Пушкина — это больше полутора тысяч километров пути. «Эстафету» несут от Нестора до Лаврентия не меньше 10 человек. Эти люди, никогда не видевшие друг друга, сделали одно великое дело, сохраняя и передавая бесценные сведения о прошлом своего народа.

XVIII век был уже веком без летописей (хотя кое-где на окраинах их продолжали). Газеты, многотомные «гистории», печатный станок, убыстряющееся время — все это плохо уживалось «с трудом усердным, безымянным»…

Устье и истоки

Итак, схема Шахматова проста и почти все объясняет: Нестор, за ним Сильвестр, третий летописец и затем их продолжатели.

Но из этой схемы еще неясно, откуда первый летописец, великий Нестор, узнал о событиях, происходивших задолго до него. Он, конечно, расспрашивал людей, доставал и читал старые книги. Это источники его трудов, истоки первых ручейков, из которых образуются «напоящие Вселенную» реки — книги.

Иногда установить эти источники совсем нетрудно. Например, архив князя Святополка, где хранились договоры с греками. Автор летописи также не скрывает, что читал и делал выписки из четырехтомной «Хроники», составленной около 867 года византийским монахом Георгием Амартолом. Там и сям Нестор цитирует тексты из сочинений патриарха Никифора, Мефодия Патарского, Антония Великого, Епифания Кипрского, Иоанна Малалы — греческих писателей, живших в разное время — с III по X век.

Нестор переписывает из книг то, что ему надо, но порою изменяет текст. «Почтен был Роман кесаревым саном», — пишет византийский летописец. Нестор убавляет торжественность и пишет просто: «Поставлен царь Роман у греков». Устраняет печерский летописец и те места, которые, по его мнению, умаляют русскую славу:

«И было видно странное чудо. И испугались русские пламени. И бросались в воду морскую, стремясь спастись». Так описывает грек поражение войск Игоря от «греческого огня».

«И было видно странное чудо. Русские же, увидев пламень, бросались в воду морскую, стремясь спастись». Так пишет Нестор, решительно выбрасывая слово «испугались».

Конечно, в «Повесть» вносятся и личные наблюдения Нестора, и рассказы бывалых людей. Летописец еле спасается при набеге половцев на монастырь в 1096 году. Ему не нужны книги и архивы, чтобы знать, каких половецких князей взяли в плен в 1103 году, когда постриглась в монахини несчастная сестра Мономаха Евпраксия, какого числа в 1107 году «тряслась земля на рассвете», как везли в санях тело умершего Святополка.

Нестор часто ссылается на современников, приводит их рассказы о событиях. «О детстве Феодосия рассказал мне келарь Федор», о том-то «исповедал Иларион», о другом «узнал от Павла». Одного человека он выделяет особо; «От него много рассказов слышал, которые я записал в летописании этом».