Плотина - Бирн Роберт. Страница 22

Ровно в два часа дня Фил снова позвонил Джанет и сообщил:

– Я передумал. Не собираюсь становиться бродячим мастером пула. Уже проиграл три доллара и думаю, что пижон, с которым играл, – просто мошенник из Хошимилько. Я сломал бы ему большие пальцы, если бы он не был таким громоздким ублюдком. Джанет, хочу проверить там эту утечку сегодня же вечером. Собираюсь съездить на машине на север Калифорнии. К этой плотине. По междуштатской дороге номер пять смогу добраться туда часов за семь-восемь. И не пытайся отговорить. Все, что у меня есть в жизни, кроме собственного здоровья и твоего номера телефона, это компьютерная программа, которую величайшие в мире инженеры считают куском дерьма. Хочу своими глазами увидеть ущелье Сьерра. Попытаюсь проникнуть в дренажные галереи. Если там ничего плохого нет, что ж, ладно, тысяча извинений. Ну что они смогут со мной сделать, если попытаюсь доказать, что там кое-что не в порядке? Меня все равно уже уволили. Если внутри просачивается слишком много воды, что тогда окажется куском дерьма? Дамба или моя программа? Я или Рошек?

– Твоя первая идея мне понравилась больше.

К тому времени, когда конференция в Южно-калифорнийском отделении компании Эдисона закончилась, движение на Голливудской автостраде заметно поубавилось. Герман Болен легко перестроил свой «Мерседес-300СД» в скоростной ряд. Он высадит Рошека у его дома в Беверли-Хиллз и вернется на работу, чтобы привести в порядок кое-какие бумаги перед уик-эндом. Одно из неотложных дел – как-то решить проблему с Джефферсом, даже если придется звонить по больницам. Теодор Рошек был надежно пристегнут к сиденью рядом с ним. Рошек пользовался ремнем безопасности, только когда ездил с Боленом, – это был способ показать компаньону, что он не одобряет его неуместно лихаческих замашек.

– Твой облик обычно выражает благоразумие и пристойность, как и должно быть, – сказал он как-то Болену после одного случая. – Только за рулем ты становишься ненормальным, как подросток. Думаю, ты был бы счастливее, избрав профессию летчика-испытателя, а не инженера.

Болен мог бы отплатить Рошеку, подчеркнув, что и его облик не мешает несколько улучшить. Серая фетровая шляпа, которую он всегда носит, делает его похожим на персонаж старого фильма Хэмфри Богарта. Не охаивая шляпы впрямую, Болен как-то предложил купить новую. Рошек отказался, заявив, что шляпа, которая у него уже есть, прекрасна.

– Она вроде моего старого друга, – пояснил он, – так же, как и мой счастливый амулет.

– Только не упоминай о счастливых амулетах при наших клиентах, – ответил Болен и совсем уж юмористически подумал про себя: потому что они могут захотеть, чтобы мы использовали аппаратуру и методы более практического свойства. – А как прошла беседа с Крамером? – спросил Болен, желая поддержать разговор, а заодно и удовлетворить свое любопытство. – Впечатляющий молодой человек, не правда ли? Все еще немного с молоком на губах.

Рошек, всецело поглощенный своими мыслями, снова пристально взглянул на Болена.

– Беседа с Крамером? Прошла очень хорошо. Я его уволил. – И, заметив тревогу на лице Болена, добавил: – Я знаю, он твой протеже, но у меня не оставалось выбора. У него хватило наглости явиться в мой кабинет, смотреть мне прямо в глаза и поучать, как мне следует вести свой бизнес. В жизни не встречал подобного нахальства. Его, должно быть, в свое время мало пороли.

Болен с минуту долго смотрел перед собой.

– Никаким уж особенным моим протеже этот юнец не был. – Он старался говорить небрежным тоном. – Просто показался смышленым и серьезным. Я полагал, он сможет дорасти до ценного сотрудника. Удивляюсь, неужели он сказал нечто такое, что тебя взбесило?

Болена интересовало, не стоит ли попытаться убедить Рошека отменить увольнение, по крайней мере, до тех пор, пока не удастся оценить ситуацию на плотине. Необходимость экстренных мер сомнительна, но если бы что-то случилось... Пресса могла бы узнать, что некий человек, попытавшийся подать сигнал тревоги, уволен за свое неравнодушие.

– Так ли уж необходимо выгонять его? – рискнул спросить он. – Это немного смахивает на крайность.

Болен напрягся на случай возможного взрыва. В последние несколько лет даже легчайший намек на то, что какое-либо из решений Рошека кажется Болену не абсолютно совершенным, мог вызвать вулканическую реакцию. Но Рошек ответил спокойно:

– Надо было либо уволить, либо передать фирму ему, чтобы он управлял ею по-своему, а мне вернуться в чертежный отдел. Возможно, я был несколько жестковат с ним. Он принялся что-то болтать о своей смехотворной компьютерной модели, и это было больше, чем я мог вынести. Я сказал, чтобы он не совал своего носа в то, чего не понимает и что его не касается, а он повысил на меня голос, что в его положении не слишком остроумно. Ему следовало бы знать, что я не выношу этого. Дабы услышать самого себя, мне пришлось орать. Я уже много лет ни на кого не кричал... хочу сказать, не кричал по-настоящему. Мне это почти понравилось. – Рошек передернулся от страха, когда Болен, резко повысив скорость, прорвался в небольшую брешь в соседнем ряду. – Герман, не мог бы ты снизить скорость процентов на сорок – пятьдесят? Ты ведь не Пол Ньюмен. Взгляни в зеркало, сам убедишься.

Болен снял ногу с педали акселератора, перебрался в правый ряд и проехал на запад к бульвару Санта-Моника. Оба опустили защитные козырьки, чтобы заслониться от лучей заходящего солнца.

– А мне скорее нравится энтузиазм этого Крамера, – сказал Болен. – Его увольнение может плохо отразиться на делах фирмы. Я вот что думаю...

– Нам надо обсудить проблемы посерьезнее. Тебе и Кальвину, возможно, придется самим управлять делами в ближайшие несколько лет.

После неожиданного заявления Рошек рассказал о встрече с помощником президента. Он отмахнулся от попыток Болена поздравить его, подчеркнув, что назначение еще только, возможно, предстоит.

– Рассматриваются и другие кандидатуры. Я, правда, верю, что мои шансы повыше. Не должно быть никакой негативной гласной информации о нашей фирме. Не должно быть никакого колоритного моего со Стеллой бракоразводного процесса, что в данный момент моя главная проблема.

– Боже мой, Теодор! Стелла хочет развестись?

– Не отводи глаз от дороги. Да, она обрушила это на меня прошлой ночью в Вашингтоне. Ее доводы выглядят надуманными. Я не буду докучать, излагая их, скажу только, что кое-какие причины у нее имеются. Сегодня вечером я должен использовать единственную, последнюю возможность отговорить ее от этого шага.

– Неудивительно, что сегодня днем ты был таким тихим! Я-то думал, плохо себя чувствуешь.

– Нет-нет. Мне плохо при мыслях о будущем, которое эта неблагодарная сука – извини, но именно так я теперь о ней думаю – навязывает мне. Если подаст заявление в суд и потребует, чтобы я был привлечен как ответчик, тогда, думаю, мои шансы получить это назначение станут равны нулю. У меня создалось впечатление, что в Вашингтоне предпочитают жен, умеющих давать званые вечера, а не клеветать на мужей. Я не могу позволить ей разорить меня и нашу фирму. И я ей этого НЕ ПОЗВОЛЮ.

«Мерседес» сделал несколько поворотов по улицам, обсаженным двенадцатиметровыми пальмами. Дом Рошека был в испанском стиле: толстые стены, красная черепичная крыша и широкая лужайка, по краям которой высажены кактусы и другие суккуленты. Автомобиль проскользнул вверх по изогнутому въезду и остановился у парадного входа. За двустворчатой кованой металлической калиткой виднелась двустворчатая же резная деревянная дверь.

– Подожди, пока не убедишься, что я уже внутри, – попросил Рошек, пытаясь сообразить, как расстегивается ремень безопасности. – Она могла поменять замки.

– Хочешь, подкачу туда твое кресло?

– Нет, дай уж мне самому побороться с ним. Если она наблюдает из окна, возможно, почувствует прилив сострадания. Ты только достань из машины кресло и подай костыли. Как, черт подери, ты расстегиваешь эти ремни?